Ангара - Гудзон: пятьдесят лет исканий
На старости лет живу в Нью-Йорке – здесь воссоединилась моя семья. А прежняя судьба в основном связана с российскими просторами. Часто думаю о моем поколении русскоязычной Америки. Сегодня оно – очень значительная часть нашей общины, резко пополнившейся с начала 90-х годов. Оно подарило мне здесь новых друзей, искренних и доброжелательных. Наша деловая жизнь полностью или в основном прошла в той, единой для всех нас стране, которая теперь – за океаном. Но и здесь, в Америке, окружившей нас гостеприимством и заботой, мы стараемся жить добрыми, интересными делами: беспокоимся о благе детей и внуков, отдаем тепло сердец новым друзьям, подчас можем порадоваться востребованности в работе, а то и ощущаем желанный прилив неугомонного творческого вдохновения…
Памятью нашей мы сегодня – побратимы. С неподдельным интересом беседуем о наших судьбах – таких разных, непростых и близких нашим душам судьбам трудяг ушедшего века. Эти судьбы несут в себе краски, ароматы, звуки общей эпохи, которую довелось нам прожить в работе, радостях и бедах. Эти судьбы сближают нас в нынешней жизни.
…Листаю свой дневник. Жил беспокойно, был устремлен к творчеству. И изобретатель, и ученый, и любитель писать стихи, я так и не обрел единственной творческой гавани. И ни в чем не стал выдающимся деятелем. Однако, вроде бы, никогда не скупился на добрые дела для людей. Обычно люди отвечали уважением и признательностью, но кое-кто, увы, – злом и предательством…
Быть может, и читатель заглянет вместе со мной – буквально на несколько минут – в тетради, отразившие 50-летний путь со времен моей жизни вблизи Ангары до нынешних дней у Гудзона...
__________
12 декабря 1953 г., Ангарск, 10-й класс школы. Сегодня наша учительница математики Надежда Ивановна была не в силах сдержать накипевшей боли и горько рассказала классу, как ей тяжело: она отдает нам все свои силы, всю душу, а директор школы травит ее, говоря, что она добилась снятия с работы преподавателя математики Марии Васильевны, его жены, чтобы сделать себе карьеру. Как хорошо, что есть в нашей жизни этот замечательный человек, Надежда Ивановна! Это она, единственная из всех учителей, по-настоящему встала на нашу сторону, когда мы подняли вопрос о том, что Мария Васильевна не способна преподавать в десятых классах. Не для карьеры Надежда Ивановна стала нашим преподавателем, а для того, чтобы мы имели глубокие знания. Мы всегда будем признательны ей за ее большое сердце.
19 февраля 1954 г., там же. Больше всего хотелось бы воспитать в себе волю и принципиальность. А корни всех человеческих мерзостей – это эгоизм, зависть и самомнение… Быть может, не только это. Подчас слышу, что есть в стране “еврейский вопрос”. Отец старается избегать таких разговоров в семье, хотя мы знаем, что этот вопрос больно задел и его, несправедливо поломал его честную судьбу – лишил любимой работы в Москве. Но отец умеет не сдаваться…
21 мая 1954 г., там же. Вчера был первый экзамен на аттестат зрелости. Я, признанный “литератор” нашей школы, сдал литературу письменную на “4”. Вот какова бывает цена самоуверенной расслабленности в момент серьезного дела. Зато теперь никогда не забуду, что слово “спрессованный” пишется с двумя “c”. Сегодня я навсегда убедился, что мечтать надо меньше, чем делать. И еще – мечты должны быть своеобразным вольтметром человеческой активности, они должны расти только соответственно напряжению наших сил…
26 ноября 1955 г., Москва, нефтяной институт имени академика И.М. Губкина. Мчатся студенческие будни… Понимаю, мне не суждено сделать в литературе много. И все же не умрет мечта написать хотя бы одну повесть или пьесу, но только чтобы это сочинение, действительно, помогало людям жить. А для этого нужно cамому пройти большую, беспокойную инженерную жизнь.
19 февраля 1956 г., там же. Из письма другу–однокласснице в Ангарск: “Ты понимаешь, Грета, я выздоровел после своей мучительной и стойкой болезни стихотворства и дрянной затаенной жажды известности. Ясно понял простое счастье нашей Надежды Ивановны, счастье рабочего, счастье миллионов умелых тружеников, которым вовсе незачем хотеть этого сомнительного ореола “известности”. И думаю, мне следует просто бросить литературное творчество – лишний груз, который без толку вытягивает из меня энергию”. Правильно написала однажды моя милая и мудрая Грета: “Призвание выше всяких стараний”. Всю энергию – нефтяной отрасли, где меня ждет реальное и ясное служение людям!
22 мая 1957 г., там же. Получил письмо от Юльки Большакова, недавнего однокашника. Бодрое, веселое, полное жизни. Он бросил нашу очную учебу, трудится в горах, в геологической экспедиции Академии наук и продолжает учиться. Он пишет: “Не беда, если я окончу институт на год позже, зато я быстрее обрету представление о сути дела в геологии”. Пусть будет счастлив чудесный парень Юлька Большаков в своей жизни-поиске! Как я хочу скорее – в жизнь!
10 декабря 1958 г., там же. Быть может, счастье – это повседневно жить той жизнью, в которой не теряется ни одно из внутренних богатств, данных человеку.
13 июня 1967 г., Москва, ВНИИ буровой техники. Истинный ученый – тот, кто не может успокоиться, пока не внесет ясность в обнаруженное противоречие. Да, истинность ученого следует проверять реакцией на противоречия.
16 сентября 1971 г., там же. Я, кажется, нашел, какой должна быть сфера моих литературных занятий: лирические миниатюры (и в стихах, и в прозе). Мне всегда скучновато заниматься наращиванием количества и никогда не скучно – наращиванием качества.
27 апреля 1974 г., там же. Всегда, в удачах и неудачах, нужно сознавать, что в технической науке все новшества, дополняя или отрицая друг друга, служат единой и неколебимой тенденции – научно-техническому прогрессу. И, конечно, самоутверждение надо искать в систематическом, неустанном служении этой прекрасной тенденции, служении честном и вдохновенном. Да, именно в этом надо находить радость жизни, а не в отдельных утехах гипертрофированного самолюбия, т.е. не в усердных заботах о добывании личных побед, поднимающих тебя над другими.
6 марта 1976 г., там же. Я уже привык к ответственности лидера научной проблемы, люблю мобилизованность, блаженствую в самозабвенной работе. Но наш шеф, заведующий лабораторией, неожиданно преподнес мне свою недоверчивую осторожность и определил меня на вторые роли, поставив между собой и мной промежуточного руководителя. Этот мой коллега, конечно, умный и талантливый специалист, причем, в отличие от меня, он весьма легко управляем, послушен. Хочется считать, что понимаю ситуацию. Но, честно говоря, я почти страдаю от ощущения какого-то нелепого наказания. Это – как болезнь, ее надо преодолеть...
17 августа 1983 г., там же. Директор института неожиданно поручил мне руководить новым коллективом, решающим вопросы заканчивания скважин. Чувствую, как могут вдохновлять доверие, понимание. Немало интересного должно прийти в мою работу. Суметь бы в новых делах действовать умело и мудро. Есть много замыслов…
8 мая 1984 г., там же. В мою жизнь вломились несправедливость и бесцеремонность, которые на время породили во мне ощущение беззащитности, беспомощности, растерянности. Есть в институте пожилой мерзавец, один из заместителей директора, блестящий воспитанник сталинской эпохи, а теперь друг семьи очень крупного государственного чиновника, т.е. непотопляемый субъект. Он не любит меня за излишнюю, по его мнению, независимость мышления и поведения. Говорят, что он еще убежденный антисемит. Как пощупать этот антисемитизм, этот зловещий дух, призрак? Как доказать, что именно им подсказан кому-то поступок, унижающий другого? Непросто… И вот этот недруг, используя первый подходящий момент, хамски оклеветал меня, приписав мне организацию пьяной оргии на работе, и предупредил директора института, что, если меня не накажут серьезно, то он подаст в райком партии сигнал “о нравах в институте”. А было лишь то, что однажды после работы мы мимолетно отметили в лаборатории несколькими глотками сухого вина одно радостное событие. К сожалению, нашелся и “стукач”. Директор решил, что репутацию института в сфере партийной власти района терять недопустимо. Так я, руководитель лаборатории, был опозорен лживым приказом о выговоре.
14 апреля 1991 г., там же. Завершен очередной отпуск. Впереди – не только трудный рабочий год, но и (если суждено пожить) последние шесть лет перед наступлением пенсионного возраста. Приятно, что наша лаборатория смогла создать новое и очень полезное научно-техническое направление в заканчивании скважин, но это далось дорого. Чувствую, скоро силы станут заметно убывать – динамика жизни чрезмерна, почти полжизни – командировки, планка поставленных задач – ой как высока! Нужно подготовить коллектив лаборатории и ее следующего руководителя к полной самостоятельности в работе, обеспечить мягкую, безболезненную передачу эстафеты руководства лабораторией…
15 ноября 1994 г., там же. Я по своему желанию ушел с должности руководителя лаборатории и стал главным научным сотрудником. При этом взамен единой, большой и трудно управляемой лаборатории, по моему предложению, создано три более мобильных. Я теперь в лаборатории моего любимого ученика Валентина Петровича Ваничева, которому долго и трепетно “ставил голос” в науке. Надеюсь, сделан шаг точный и своевременный, эффективный и гуманный. Спасибо директору института за поддержку. Приятно сознавать, что, как смог, дал ощущение большей свободы, быть может, просто подарил крылья тем соратникам, кто этого хочет и созрел для этого.
18 мая 1996 г., там же. У меня на душе смута. Неожиданные ложь и недоброжелательство, самозабвенно выращиваемые Валентином Петровичем, который заболел необузданным честолюбием, обволакивают меня, разрушают мои добрые отношения с некоторыми другими людьми. В этих происках надежным помощником ему стала его новая, добавочная, коммерческая (посредническая, а по сути, спекулятивная) деятельность, связанная с реализацией технических средств, созданных нашей прежней лабораторией за годы. Он легко “покупает” некоторых чиновников, и они становятся его приспешниками. О времена!.. Ему важно сделать все, чтобы жизнь отбросила меня на обочину дороги. Он возжелал быть “крутым паханом” в нашем деле и допускает лишь одну мою роль – его покорного “придворного еврея”. Горько думать об этом…
3 марта 1997 г., там же. Все более ожесточенной становится война Валентина Петровича против меня. Как самостоятельная личность я просто мешаю его тщеславным жизненным планам. Но “деревья умирают стоя”. В своих нынешних творческих поисках буду действовать стоя, с непременным достоинством честного человека. А силы, и верно, убывают…
28 ноября 2000 г., Нью-Йорк. Впервые обращаюсь к дневнику в Америке. Уже год мы с женой живем здесь, рядом с сыном, который ждал нас около девяти лет. Иногда становится грустно из-за того, что нет уже в жизни заведенной пружины бурной служебной деятельности. Был некий наркотик – нагромождение дел. Даже когда оно становилось непосильным, душу согревало ощущение своей нужности отрасли, чуть ли не всему человечеству… Но вот что нельзя забывать. Я посвятил жизнь созданию нового и борьбе за его реализацию, и та судьба давно показала мне, что творчество, да и вообще увлеченность добрыми делами всегда дают человеку жизненные силы. Это так многообразно! Это – вне возраста. Пока это остается со мной, я буду иметь стимул для жизни. Слава богу, я могу писать короткие лирические зарисовки в прозе (иногда вперемежку со стихами), которые публикуются здесь и находят отклик в душах людей… Да, силы для жизни нужно искать только в себе, в работе своей души, в своих заботах, надеждах и увлечениях. И нет другого пути!
Памятью нашей мы сегодня – побратимы. С неподдельным интересом беседуем о наших судьбах – таких разных, непростых и близких нашим душам судьбам трудяг ушедшего века. Эти судьбы несут в себе краски, ароматы, звуки общей эпохи, которую довелось нам прожить в работе, радостях и бедах. Эти судьбы сближают нас в нынешней жизни.
…Листаю свой дневник. Жил беспокойно, был устремлен к творчеству. И изобретатель, и ученый, и любитель писать стихи, я так и не обрел единственной творческой гавани. И ни в чем не стал выдающимся деятелем. Однако, вроде бы, никогда не скупился на добрые дела для людей. Обычно люди отвечали уважением и признательностью, но кое-кто, увы, – злом и предательством…
Быть может, и читатель заглянет вместе со мной – буквально на несколько минут – в тетради, отразившие 50-летний путь со времен моей жизни вблизи Ангары до нынешних дней у Гудзона...
__________
12 декабря 1953 г., Ангарск, 10-й класс школы. Сегодня наша учительница математики Надежда Ивановна была не в силах сдержать накипевшей боли и горько рассказала классу, как ей тяжело: она отдает нам все свои силы, всю душу, а директор школы травит ее, говоря, что она добилась снятия с работы преподавателя математики Марии Васильевны, его жены, чтобы сделать себе карьеру. Как хорошо, что есть в нашей жизни этот замечательный человек, Надежда Ивановна! Это она, единственная из всех учителей, по-настоящему встала на нашу сторону, когда мы подняли вопрос о том, что Мария Васильевна не способна преподавать в десятых классах. Не для карьеры Надежда Ивановна стала нашим преподавателем, а для того, чтобы мы имели глубокие знания. Мы всегда будем признательны ей за ее большое сердце.
19 февраля 1954 г., там же. Больше всего хотелось бы воспитать в себе волю и принципиальность. А корни всех человеческих мерзостей – это эгоизм, зависть и самомнение… Быть может, не только это. Подчас слышу, что есть в стране “еврейский вопрос”. Отец старается избегать таких разговоров в семье, хотя мы знаем, что этот вопрос больно задел и его, несправедливо поломал его честную судьбу – лишил любимой работы в Москве. Но отец умеет не сдаваться…
21 мая 1954 г., там же. Вчера был первый экзамен на аттестат зрелости. Я, признанный “литератор” нашей школы, сдал литературу письменную на “4”. Вот какова бывает цена самоуверенной расслабленности в момент серьезного дела. Зато теперь никогда не забуду, что слово “спрессованный” пишется с двумя “c”. Сегодня я навсегда убедился, что мечтать надо меньше, чем делать. И еще – мечты должны быть своеобразным вольтметром человеческой активности, они должны расти только соответственно напряжению наших сил…
26 ноября 1955 г., Москва, нефтяной институт имени академика И.М. Губкина. Мчатся студенческие будни… Понимаю, мне не суждено сделать в литературе много. И все же не умрет мечта написать хотя бы одну повесть или пьесу, но только чтобы это сочинение, действительно, помогало людям жить. А для этого нужно cамому пройти большую, беспокойную инженерную жизнь.
19 февраля 1956 г., там же. Из письма другу–однокласснице в Ангарск: “Ты понимаешь, Грета, я выздоровел после своей мучительной и стойкой болезни стихотворства и дрянной затаенной жажды известности. Ясно понял простое счастье нашей Надежды Ивановны, счастье рабочего, счастье миллионов умелых тружеников, которым вовсе незачем хотеть этого сомнительного ореола “известности”. И думаю, мне следует просто бросить литературное творчество – лишний груз, который без толку вытягивает из меня энергию”. Правильно написала однажды моя милая и мудрая Грета: “Призвание выше всяких стараний”. Всю энергию – нефтяной отрасли, где меня ждет реальное и ясное служение людям!
22 мая 1957 г., там же. Получил письмо от Юльки Большакова, недавнего однокашника. Бодрое, веселое, полное жизни. Он бросил нашу очную учебу, трудится в горах, в геологической экспедиции Академии наук и продолжает учиться. Он пишет: “Не беда, если я окончу институт на год позже, зато я быстрее обрету представление о сути дела в геологии”. Пусть будет счастлив чудесный парень Юлька Большаков в своей жизни-поиске! Как я хочу скорее – в жизнь!
10 декабря 1958 г., там же. Быть может, счастье – это повседневно жить той жизнью, в которой не теряется ни одно из внутренних богатств, данных человеку.
13 июня 1967 г., Москва, ВНИИ буровой техники. Истинный ученый – тот, кто не может успокоиться, пока не внесет ясность в обнаруженное противоречие. Да, истинность ученого следует проверять реакцией на противоречия.
16 сентября 1971 г., там же. Я, кажется, нашел, какой должна быть сфера моих литературных занятий: лирические миниатюры (и в стихах, и в прозе). Мне всегда скучновато заниматься наращиванием количества и никогда не скучно – наращиванием качества.
27 апреля 1974 г., там же. Всегда, в удачах и неудачах, нужно сознавать, что в технической науке все новшества, дополняя или отрицая друг друга, служат единой и неколебимой тенденции – научно-техническому прогрессу. И, конечно, самоутверждение надо искать в систематическом, неустанном служении этой прекрасной тенденции, служении честном и вдохновенном. Да, именно в этом надо находить радость жизни, а не в отдельных утехах гипертрофированного самолюбия, т.е. не в усердных заботах о добывании личных побед, поднимающих тебя над другими.
6 марта 1976 г., там же. Я уже привык к ответственности лидера научной проблемы, люблю мобилизованность, блаженствую в самозабвенной работе. Но наш шеф, заведующий лабораторией, неожиданно преподнес мне свою недоверчивую осторожность и определил меня на вторые роли, поставив между собой и мной промежуточного руководителя. Этот мой коллега, конечно, умный и талантливый специалист, причем, в отличие от меня, он весьма легко управляем, послушен. Хочется считать, что понимаю ситуацию. Но, честно говоря, я почти страдаю от ощущения какого-то нелепого наказания. Это – как болезнь, ее надо преодолеть...
17 августа 1983 г., там же. Директор института неожиданно поручил мне руководить новым коллективом, решающим вопросы заканчивания скважин. Чувствую, как могут вдохновлять доверие, понимание. Немало интересного должно прийти в мою работу. Суметь бы в новых делах действовать умело и мудро. Есть много замыслов…
8 мая 1984 г., там же. В мою жизнь вломились несправедливость и бесцеремонность, которые на время породили во мне ощущение беззащитности, беспомощности, растерянности. Есть в институте пожилой мерзавец, один из заместителей директора, блестящий воспитанник сталинской эпохи, а теперь друг семьи очень крупного государственного чиновника, т.е. непотопляемый субъект. Он не любит меня за излишнюю, по его мнению, независимость мышления и поведения. Говорят, что он еще убежденный антисемит. Как пощупать этот антисемитизм, этот зловещий дух, призрак? Как доказать, что именно им подсказан кому-то поступок, унижающий другого? Непросто… И вот этот недруг, используя первый подходящий момент, хамски оклеветал меня, приписав мне организацию пьяной оргии на работе, и предупредил директора института, что, если меня не накажут серьезно, то он подаст в райком партии сигнал “о нравах в институте”. А было лишь то, что однажды после работы мы мимолетно отметили в лаборатории несколькими глотками сухого вина одно радостное событие. К сожалению, нашелся и “стукач”. Директор решил, что репутацию института в сфере партийной власти района терять недопустимо. Так я, руководитель лаборатории, был опозорен лживым приказом о выговоре.
14 апреля 1991 г., там же. Завершен очередной отпуск. Впереди – не только трудный рабочий год, но и (если суждено пожить) последние шесть лет перед наступлением пенсионного возраста. Приятно, что наша лаборатория смогла создать новое и очень полезное научно-техническое направление в заканчивании скважин, но это далось дорого. Чувствую, скоро силы станут заметно убывать – динамика жизни чрезмерна, почти полжизни – командировки, планка поставленных задач – ой как высока! Нужно подготовить коллектив лаборатории и ее следующего руководителя к полной самостоятельности в работе, обеспечить мягкую, безболезненную передачу эстафеты руководства лабораторией…
15 ноября 1994 г., там же. Я по своему желанию ушел с должности руководителя лаборатории и стал главным научным сотрудником. При этом взамен единой, большой и трудно управляемой лаборатории, по моему предложению, создано три более мобильных. Я теперь в лаборатории моего любимого ученика Валентина Петровича Ваничева, которому долго и трепетно “ставил голос” в науке. Надеюсь, сделан шаг точный и своевременный, эффективный и гуманный. Спасибо директору института за поддержку. Приятно сознавать, что, как смог, дал ощущение большей свободы, быть может, просто подарил крылья тем соратникам, кто этого хочет и созрел для этого.
18 мая 1996 г., там же. У меня на душе смута. Неожиданные ложь и недоброжелательство, самозабвенно выращиваемые Валентином Петровичем, который заболел необузданным честолюбием, обволакивают меня, разрушают мои добрые отношения с некоторыми другими людьми. В этих происках надежным помощником ему стала его новая, добавочная, коммерческая (посредническая, а по сути, спекулятивная) деятельность, связанная с реализацией технических средств, созданных нашей прежней лабораторией за годы. Он легко “покупает” некоторых чиновников, и они становятся его приспешниками. О времена!.. Ему важно сделать все, чтобы жизнь отбросила меня на обочину дороги. Он возжелал быть “крутым паханом” в нашем деле и допускает лишь одну мою роль – его покорного “придворного еврея”. Горько думать об этом…
3 марта 1997 г., там же. Все более ожесточенной становится война Валентина Петровича против меня. Как самостоятельная личность я просто мешаю его тщеславным жизненным планам. Но “деревья умирают стоя”. В своих нынешних творческих поисках буду действовать стоя, с непременным достоинством честного человека. А силы, и верно, убывают…
28 ноября 2000 г., Нью-Йорк. Впервые обращаюсь к дневнику в Америке. Уже год мы с женой живем здесь, рядом с сыном, который ждал нас около девяти лет. Иногда становится грустно из-за того, что нет уже в жизни заведенной пружины бурной служебной деятельности. Был некий наркотик – нагромождение дел. Даже когда оно становилось непосильным, душу согревало ощущение своей нужности отрасли, чуть ли не всему человечеству… Но вот что нельзя забывать. Я посвятил жизнь созданию нового и борьбе за его реализацию, и та судьба давно показала мне, что творчество, да и вообще увлеченность добрыми делами всегда дают человеку жизненные силы. Это так многообразно! Это – вне возраста. Пока это остается со мной, я буду иметь стимул для жизни. Слава богу, я могу писать короткие лирические зарисовки в прозе (иногда вперемежку со стихами), которые публикуются здесь и находят отклик в душах людей… Да, силы для жизни нужно искать только в себе, в работе своей души, в своих заботах, надеждах и увлечениях. И нет другого пути!
Автор обращается к родным и друзьям на праздновании своего 70- летия.
Нью-Йорк, 2007 г.
Нью-Йорк, 2007 г.