“Жизнь... так рисунком не проста...”
|
Есть прямота,
как будто кривота Она внутри самой себя горбата. Жизнь перед ней безвинно виновата за то, что так рисунком не проста. Евг. Евтушенко
|
Да, поэт, несомненно, прав. И, конечно, именно
поэтическая строка способна выразить его выстраданную мысль в виде краткого и
восхитительного художественного образа, мгновенно проникающего в душу читателя.
Однако нам, друзья, оказывается недостаточно эмоционального выстрела, пусть и
прекрасного… Мое поколение помнит поэтический афоризм редко упоминаемого ныне
Степана Щипачева: “Любовь с хорошей песней схожа, а песню нелегко сложить”.
Простые и хорошие слова, и добавлять, кажется, ничего не надо. Но наши души
волнуют и волнуют “Мастер и Маргарита”, “Мадам Батерфляй”, “Юнона и Авось”, “Забытая
мелодия для флейты”… Волнуют нас десятки романов, фильмов, спектаклей,
рассказов и очерков, говорящих о вечной и неисчерпаемой теме любви. Нам мало
самых сильных афоризмов, самых точных поэтических строк. Нам необходимо также
ощущать какие-то жизненные ситуации, испытывать раз за разом неповторимое
состояние сопереживания. Познавая чьи-то судьбы и просто эпизоды бытия, мы
обретаем что-то незаменимое для себя и, хочется думать, становимся в той или
иной мере гармоничнее в жизни, где нас окружают очень многие и очень разные
люди. В жизни, наполненной борьбой добра и зла, многообразием судеб, характеров, стремлений, понятий о ценностях.
В жизни, что “так рисунком не проста” и где подчас так нужно бы побольше
великодушия! Нередко вспоминаю различные эпизоды своей беспокойной, наполненной делами, поездками и человеческим общением судьбы. И вдруг ощутил желание подарить читателям хотя бы две лирических зарисовки в прозе, которые, думается, сродни словам поэта, взятыми мною в качестве эпиграфа предлагаемого очерка…
Назову ее Женей. Она работала в лаборатории научного института, которой я руководил. В то время ей было уже чуть больше сорока. Замужем она не была. Никогда… Нет, она не относилась к дурнушкам или мегерам с несносным характером. Наоборот – высокая, стройная, с приветливым и умным взглядом, приятными чертами лица, всегда одетая с особой аккуратностью… Ну, пожалуй, когда-то излишне педантична и упряма в работе. Но ведь – в работе. Там, где она специалист высочайшего класса, где предельно ответственна и надежна. И те, кто болел за дело, как она, понимали ее и находили с ней общий язык. Кто-то не находил… Но не об этом речь.
Жилось ей очень непросто. Отец, насколько мне помнится, погиб на фронте – не было его в жизни Жени. А мать многие годы болела – ей Женя и посвятила всю свою жизнь. Чуткость свою, нежность и заботы. Жили они в однокомнатной квартире, жили дружно и замкнуто. Что тут объяснять! Просто не могла бы Женя заняться обустройством своей судьбы пока жизнь ее каждодневно нужна для благополучия мамы…
Если вам довелось работать в научном институте, вы, возможно, имели в жизни светлые моменты командировок на всяческие умные совещания. Там – маленький праздник, который оттесняет прозу жизни. Там – много интересного, там – веселые встречи со старыми друзьями и новые знакомства, там – радостные моменты трибунного самоутверждения…
Мы с Женей оказались в командировке. Совещание было организовано в красивом черноморском городе Туапсе, погода – солнечная и теплая, начинался пляжный сезон. Женя не сразу решилась на эту пятидневную поездку. Мама… Но удалось ей как-то найти возможность ненадолго покинуть маму – и мы попали в рай черноморского побережья. Ответственная часть пребывания – наши доклады – закончилась в первый же день. И мы стали просто слушателями. Прекрасно это состояние внутренней свободы, когда можешь уделять внимание лишь тому, что тебе интересно, когда волен вести долгие беседы в кулуарах или – потихоньку – прямо в зале заседаний и когда, честно говоря, можешь просто убежать на пляж от скучной для тебя тематики.
В первый день делал доклад и весьма симпатичный мужчина средних лет, доктор наук из Саратова. После доклада Жени он отвел ее в пустующий уголок зала, и там они о чем-то долго беседовали. “Молодец Женя, - подумал я, - взволновала доктора своим докладом”. После беседы она познакомила меня с этим саратовцем, Сергеем, а он предложил поужинать втроем в ресторане.
…Среди многочисленных участников совещания идея посетить ресторан пришла в голову, конечно, не только нашему новому знакомому. Там оказались и мои старые друзья. Мы соединили два стола – и, хотя при звуках каждого нового танца Женя и Сергей нас покидали, я оставался в стихии оживленных бесед и потому совсем не скучал.
А утром Женя, непривычно возбужденная и раскованная, обратилась ко мне как к начальнику с неожиданной просьбой, которую я считаю вершиной ее милой педантичности: “Вы помните, у меня есть три отгула за наши воскресные работы? Мы тогда опаздывали с составлением отраслевого стандарта. Не могла бы я использовать эти отгулы… здесь?” Естественно, я был сражен такой гениальной идеей…
А затем я увидел ее только в вагоне нашего поезда. Она стала неузнаваемой, а точнее, просто юной. Женщины института, конечно, сразу заметили изменения в облике и поведении Жени, некоторые, особо проницательные, отнесли это на счет моих достоинств. Я таинственно отмалчивался – а что еще мог бы я делать! Шло время, мы жили в привычном ритме работы. Но я подчас улавливал, что наша Женя уже не прежняя: чуть заметно округлились плечи, на щеках появился легкий румянец…
Шло время… Как-то Женя приболела и несколько дней отсутствовала. Молоденькая лаборантка занесла мне на подпись ее больничный лист, показала диагноз – грипп – и доверительно сообщила: “Это – не грипп, это – аборт. Больничный-то выдан женской консультацией. Они так делают…”
Вскоре Женя стала совсем прежней… Я до сих пор не знаю, что произошло в ее судьбе после нашего возвращения с совещания...
…А вот друга моего Андрея, крупного, грузного и доброго человека, уже нет – мое поколение детей войны стало привыкать к таким потерям. Возможно, существуют теоретики, способные объяснить, что же такое дружба, почему она возникает и что делает ее прочной. Я не способен. Но, думая о нашей многолетней дружбе с Андреем, понимаю, что единение душ человеческих вовсе не требует каждодневных встреч или совместной целеустремленной работы. Не было этого у нас с Андрюшей. Мы жили в разных городах и решали в науке разные задачи. А было вот что… Нам было легко и интересно друг с другом, мы вдохновенно любили науку и очень честно ей служили…
О, этот таинственный вопрос единения душ! Ведь было и кое-что другое в нашей дружбе… Да, я не без удовольствия могу выпить на дружеской вечеринке несколько рюмок водки, чтобы уйти от будничных напряжений, но Андрею этот напиток приносил особое, блаженное умиротворение, какого мне, увы, не дано ощущать. И еще… Я благополучно живу около 50 лет с одной женой, а он женился пять раз. С женами расставался по-доброму, не ссорился. И его интерес к новым женщинам не угасал. Пятая жена была моложе его лет на двадцать, прелестна, нежна и заботлива. Родила ему очаровательных дочку и сына. Живя с ней, он уже приближался к своему пятидесятилетию. И вдруг, приехав в Москву с его родной Волги, он поселяется в чьей-то пустующей квартире с сотрудницей, близкой нам по возрасту. Я быстро осознал, что Галина – интересная, незаурядная женщина, и все же… “У тебя появилась милая подруга… но зачем она тебе при твоей юной жене?” – “Верь – не верь, не могу одолеть ностальгии по женщинам нашего поколения. Не знаю, поймешь ли: c Галкой общаюсь – душа отдыхает”.
А ученым он был поистине интересным, увлекающимся, переполненным идеями. Его мечтой было защитить нефтяной пласт от загрязнения при подготовке скважины к эксплуатации. Упорно изобретал, стал кандидатом наук, позже заместителем директора научного института. По существу являлся доктором наук, но до защиты второй диссертации руки не дошли. Мы познакомились с ним еще молодые, в самом начале 70-х годов, оказавшись членами одной из комиссий нашего министерства. Комиссия проверяла качество нефтяных скважин в Западной Сибири. Познакомились мы – и стали друзьями навсегда. Очень разные и неизменно вдохновенные.
Когда Андрей подошел к своему полувековому рубежу, его знали и уважали многие нефтяники Советского Союза (которого чуть позже не стало). Поздравить Андрея прилетели друзья из Москвы, Белоруссии, Тюменской области… всех не вспомню. Он старался радушно встретить каждого, и это чуть не привело к печальному срыву юбилейных торжеств. Андрюша встретил меня в аэропорту, в окружении прилетевших ранее гостей. Я сначала увидел его широкую улыбку… а затем, со смятением, несколько остекленевшие глаза. Походка его была заметно нетвердой. Не рассчитал он, бедняга, своих сил, желая угодить друзьям. И они недосмотрели. А ведь через три часа начнется торжественное чествование. А затем еще – ресторан. Я начал ощущать ужас. Надо что-то делать. Все должны видеть светлое, красивое чествование, а не конфуз. Событие должно быть достойно жизненного пути, который пройден Андреем к этому дню.
Шофер повез всех нас к дому Андрюши, где гостей ждал вкусный обед. Молодая супруга юбиляра водрузила на стол, полный яств, бутылку водки – видимо, посчитала, что иначе просто не бывает.
И тут я взял бразды правления в свои руки. В общем-то, не сделал ничего особенного: убрал бутылку со стола, уговорил Андрея принять теплый душ, а затем поесть – естественно, вместе со всеми нами – густого ароматного борща и несказанной нежности жаркого. А когда обед завершился, я отвел его в другую комнату и взял с него клятву, что до самого конца ресторанного праздника он не возьмет в рот ни капли спиртного. Слово свое он сдержал…
Юбилей получился душевным и веселым. Виновник торжества и выглядел, и говорил отлично, правда, для душевного спокойствия, помня свое недавнее состояние, надел умеренно затемненные очки.
Я прочел свои стихи, посвященные Андрюше. Там были такие строки:
Жилось ей очень непросто. Отец, насколько мне помнится, погиб на фронте – не было его в жизни Жени. А мать многие годы болела – ей Женя и посвятила всю свою жизнь. Чуткость свою, нежность и заботы. Жили они в однокомнатной квартире, жили дружно и замкнуто. Что тут объяснять! Просто не могла бы Женя заняться обустройством своей судьбы пока жизнь ее каждодневно нужна для благополучия мамы…
Если вам довелось работать в научном институте, вы, возможно, имели в жизни светлые моменты командировок на всяческие умные совещания. Там – маленький праздник, который оттесняет прозу жизни. Там – много интересного, там – веселые встречи со старыми друзьями и новые знакомства, там – радостные моменты трибунного самоутверждения…
Мы с Женей оказались в командировке. Совещание было организовано в красивом черноморском городе Туапсе, погода – солнечная и теплая, начинался пляжный сезон. Женя не сразу решилась на эту пятидневную поездку. Мама… Но удалось ей как-то найти возможность ненадолго покинуть маму – и мы попали в рай черноморского побережья. Ответственная часть пребывания – наши доклады – закончилась в первый же день. И мы стали просто слушателями. Прекрасно это состояние внутренней свободы, когда можешь уделять внимание лишь тому, что тебе интересно, когда волен вести долгие беседы в кулуарах или – потихоньку – прямо в зале заседаний и когда, честно говоря, можешь просто убежать на пляж от скучной для тебя тематики.
В первый день делал доклад и весьма симпатичный мужчина средних лет, доктор наук из Саратова. После доклада Жени он отвел ее в пустующий уголок зала, и там они о чем-то долго беседовали. “Молодец Женя, - подумал я, - взволновала доктора своим докладом”. После беседы она познакомила меня с этим саратовцем, Сергеем, а он предложил поужинать втроем в ресторане.
…Среди многочисленных участников совещания идея посетить ресторан пришла в голову, конечно, не только нашему новому знакомому. Там оказались и мои старые друзья. Мы соединили два стола – и, хотя при звуках каждого нового танца Женя и Сергей нас покидали, я оставался в стихии оживленных бесед и потому совсем не скучал.
А утром Женя, непривычно возбужденная и раскованная, обратилась ко мне как к начальнику с неожиданной просьбой, которую я считаю вершиной ее милой педантичности: “Вы помните, у меня есть три отгула за наши воскресные работы? Мы тогда опаздывали с составлением отраслевого стандарта. Не могла бы я использовать эти отгулы… здесь?” Естественно, я был сражен такой гениальной идеей…
А затем я увидел ее только в вагоне нашего поезда. Она стала неузнаваемой, а точнее, просто юной. Женщины института, конечно, сразу заметили изменения в облике и поведении Жени, некоторые, особо проницательные, отнесли это на счет моих достоинств. Я таинственно отмалчивался – а что еще мог бы я делать! Шло время, мы жили в привычном ритме работы. Но я подчас улавливал, что наша Женя уже не прежняя: чуть заметно округлились плечи, на щеках появился легкий румянец…
Шло время… Как-то Женя приболела и несколько дней отсутствовала. Молоденькая лаборантка занесла мне на подпись ее больничный лист, показала диагноз – грипп – и доверительно сообщила: “Это – не грипп, это – аборт. Больничный-то выдан женской консультацией. Они так делают…”
Вскоре Женя стала совсем прежней… Я до сих пор не знаю, что произошло в ее судьбе после нашего возвращения с совещания...
…А вот друга моего Андрея, крупного, грузного и доброго человека, уже нет – мое поколение детей войны стало привыкать к таким потерям. Возможно, существуют теоретики, способные объяснить, что же такое дружба, почему она возникает и что делает ее прочной. Я не способен. Но, думая о нашей многолетней дружбе с Андреем, понимаю, что единение душ человеческих вовсе не требует каждодневных встреч или совместной целеустремленной работы. Не было этого у нас с Андрюшей. Мы жили в разных городах и решали в науке разные задачи. А было вот что… Нам было легко и интересно друг с другом, мы вдохновенно любили науку и очень честно ей служили…
О, этот таинственный вопрос единения душ! Ведь было и кое-что другое в нашей дружбе… Да, я не без удовольствия могу выпить на дружеской вечеринке несколько рюмок водки, чтобы уйти от будничных напряжений, но Андрею этот напиток приносил особое, блаженное умиротворение, какого мне, увы, не дано ощущать. И еще… Я благополучно живу около 50 лет с одной женой, а он женился пять раз. С женами расставался по-доброму, не ссорился. И его интерес к новым женщинам не угасал. Пятая жена была моложе его лет на двадцать, прелестна, нежна и заботлива. Родила ему очаровательных дочку и сына. Живя с ней, он уже приближался к своему пятидесятилетию. И вдруг, приехав в Москву с его родной Волги, он поселяется в чьей-то пустующей квартире с сотрудницей, близкой нам по возрасту. Я быстро осознал, что Галина – интересная, незаурядная женщина, и все же… “У тебя появилась милая подруга… но зачем она тебе при твоей юной жене?” – “Верь – не верь, не могу одолеть ностальгии по женщинам нашего поколения. Не знаю, поймешь ли: c Галкой общаюсь – душа отдыхает”.
А ученым он был поистине интересным, увлекающимся, переполненным идеями. Его мечтой было защитить нефтяной пласт от загрязнения при подготовке скважины к эксплуатации. Упорно изобретал, стал кандидатом наук, позже заместителем директора научного института. По существу являлся доктором наук, но до защиты второй диссертации руки не дошли. Мы познакомились с ним еще молодые, в самом начале 70-х годов, оказавшись членами одной из комиссий нашего министерства. Комиссия проверяла качество нефтяных скважин в Западной Сибири. Познакомились мы – и стали друзьями навсегда. Очень разные и неизменно вдохновенные.
Когда Андрей подошел к своему полувековому рубежу, его знали и уважали многие нефтяники Советского Союза (которого чуть позже не стало). Поздравить Андрея прилетели друзья из Москвы, Белоруссии, Тюменской области… всех не вспомню. Он старался радушно встретить каждого, и это чуть не привело к печальному срыву юбилейных торжеств. Андрюша встретил меня в аэропорту, в окружении прилетевших ранее гостей. Я сначала увидел его широкую улыбку… а затем, со смятением, несколько остекленевшие глаза. Походка его была заметно нетвердой. Не рассчитал он, бедняга, своих сил, желая угодить друзьям. И они недосмотрели. А ведь через три часа начнется торжественное чествование. А затем еще – ресторан. Я начал ощущать ужас. Надо что-то делать. Все должны видеть светлое, красивое чествование, а не конфуз. Событие должно быть достойно жизненного пути, который пройден Андреем к этому дню.
Шофер повез всех нас к дому Андрюши, где гостей ждал вкусный обед. Молодая супруга юбиляра водрузила на стол, полный яств, бутылку водки – видимо, посчитала, что иначе просто не бывает.
И тут я взял бразды правления в свои руки. В общем-то, не сделал ничего особенного: убрал бутылку со стола, уговорил Андрея принять теплый душ, а затем поесть – естественно, вместе со всеми нами – густого ароматного борща и несказанной нежности жаркого. А когда обед завершился, я отвел его в другую комнату и взял с него клятву, что до самого конца ресторанного праздника он не возьмет в рот ни капли спиртного. Слово свое он сдержал…
Юбилей получился душевным и веселым. Виновник торжества и выглядел, и говорил отлично, правда, для душевного спокойствия, помня свое недавнее состояние, надел умеренно затемненные очки.
Я прочел свои стихи, посвященные Андрюше. Там были такие строки:
|
Да, жизнь рисунком не проста, наша очень нелегкая и многогранная жизнь. А стали бы мы счастливее, обрети она более простую конфигурацию? Я сегодня не имею ответа и не знаю, есть ли бесспорный ответ… Быть может, ей просто не хватает понимания и чуткости людей?.. И вспоминаются слова беспокойного Евгения Евтушенко:
|