Жить или не жить?
Очeрк. Сокращенная версия - опубликована в газете The Bukharian Times.
Беседы и размышления об отраслевой науке
на ветрах горбачевско-ельцинской эпохи
(Из книги "СУРГУТСКОЕ СПЛЕТЕНИЕ")
на ветрах горбачевско-ельцинской эпохи
(Из книги "СУРГУТСКОЕ СПЛЕТЕНИЕ")
Юрий Цырин
|
Геннадий Проводников
|
Уважаемый читатель! Вашему вниманию предлагается очерк из книги "СУРГУТСКОЕ СПЛЕТЕНИЕ", которая скоро будет издана в Москве.
Сборник художественных очерков "СУРГУТСКОЕ СПЛЕТЕНИЕ" написан Юрием ЦЫРИНЫМ в соавторстве со своим другом – ученым-буровиком и коренным сургутянином Геннадием ПРОВОДНИКОВЫМ. Судьбы обоих авторов тесно связаны с деятельностью славного коллектива сургутских нефтяников.
Общий литературный псевдоним авторов книги – Югрий ПРОВИЦИН, от его имени и ведется повествование в очерках сборника.
В "Сургутском сплетении" раскрываются штрихи долгой и весьма непростой истории Сургута до нынешних дней, когда этот прекрасный, впечатляющий город признается нефтяной столицей России. Каждый очерк в книге – правдивое и взволнованное повествование о событиях и судьбах людских, в частности судьбах Юрия и Геннадия.
Сборник художественных очерков "СУРГУТСКОЕ СПЛЕТЕНИЕ" написан Юрием ЦЫРИНЫМ в соавторстве со своим другом – ученым-буровиком и коренным сургутянином Геннадием ПРОВОДНИКОВЫМ. Судьбы обоих авторов тесно связаны с деятельностью славного коллектива сургутских нефтяников.
Общий литературный псевдоним авторов книги – Югрий ПРОВИЦИН, от его имени и ведется повествование в очерках сборника.
В "Сургутском сплетении" раскрываются штрихи долгой и весьма непростой истории Сургута до нынешних дней, когда этот прекрасный, впечатляющий город признается нефтяной столицей России. Каждый очерк в книге – правдивое и взволнованное повествование о событиях и судьбах людских, в частности судьбах Юрия и Геннадия.
В российской науке Юрий Цырин проработал более 40 лет. Из них 30 лет руководил творческими коллективами: вначале творческими группами, затем – почти 25 лет – научными лабораториями. Докторскую диссертацию защищал по двум специальностям: первая – бурение скважин; вторая – машины и агрегаты нефтяной и газовой промышленности... Созданный в Москве в самой середине прошлого века ВНИИ буровой техники, место его многолетней работы, сыграл основную роль в разработке для нефтяников России специальных технических средств и технологий разобщения пластов в скважинах при наиболее сложных условиях. Юрию довелось участвовать в создании основных научно-методических и технических идей и руководить работами в этой области. Целью было повысить производительность скважин и обеспечить охрану недр.
Но не подумайте, дорогой читатель, что вам предлагается научно-популярный трактат о проблемах разобщения пластов в нефтяных и газовых скважинах. В этом очерке вы найдете только факты и размышления о человеческом факторе отраслевой науки в российской стихии 80 – 90 годов прошлого века. Эта тема полна динамики и драматизма. Думаю, чтение этого очерка не будет слишком скучным для вас, а в чем-то, надеюсь, даже поучительным...
В очерке отражена нравственная миссия, которую Юрий по велению сердца возложил на себя в тот период. Это изнурительная и, к сожалению, малоэффективная борьба за то, чтобы в научном коллективе честность, жажда поисков, повседневное творческое вдохновение ученых не оказались травмированными и нежизнеспособными при новых экономических реалиях – хозрасчете и самофинансировании в науке и возникновении чуть позже бурного и повсеместного роста коррупции и просто экономического беспредела. Он был, думаю, и очень строг к себе, и даже проявлял изобретательность в той борьбе. Но стихия жизни оказалась для него неодолимой. На фоне его отчаянной борьбы неуклонно происходило разобщение человеческих пластов в науке. Пагубное для нее. Лишь в скважине разобщение пластов спасительно, повышает ее продуктивность. А в научном коллективе – разрушительно. Увы, именно так...
***
Западная Сибирь... С начала 1971 года до выхода не пенсию в конце 1999 года Юрий посвятил свою деятельность проблемам повышения качества нефтяных скважин в этом регионе, обеспечивающем основной объем добычи российской нефти. Встретились ему в тех краях многие замечательные люди, сделано там много интересных дел. Сибирские будни нередко снятся ему и ныне...
В самом начале той поры он сдружился со своим ровесником Заки Шакировичем Ахмадишиным – энтузиастом инженерных поисков, борцом за новые научно-технические идеи, овладевшие его сердцем. Для Юрия стало самым принципиальным и просто бесценным то, что Заки, один из руководителей бурового предприятия, безоговорочно разделил с московским ученым концепцию приоритета качества скважины как технического сооружения перед скоростью бурения. А ведь случилось это в самом начале 70-х годов, когда признание заслуг буровика, вплоть до награждения звездой Героя Социалистического Труда, определялось тем, какую роль он сыграл именно в ускорении строительства скважин.
Решиться на многолетнее положение чуть ли не “белой вороны” среди производственников – это было п о с т у п к о м Заки Шакировича. Ведь качество, а, следовательно, продуктивность нефтяных скважин возвели в главный критерий работы буровиков лишь в девяностые годы, когда все блага приватизированных российских нефтяных компаний стали определяться себестоимостью тонны добываемой нефти. Бескомпромиссность Ахмадишина в отстаивании общей с Юрием позиции подчас вызывала откровенную враждебность к нему коллег...
Их дружбу и дела заметил талантливый и неугомонный тюменский журналист Александр Петрович Мищенко. В 1976 году Юрий с Заки оказались в числе героев его очерка “Жаркий Самотлор” с острым и энергичным сюжетом, опубликованного в популярном журнале “Молодая гвардия”. В этом большом очерке, скорее похожем на повесть, Юрий, в частности, говорит о том, что все в жизни может изменить человеку, все, кроме творчества – только оно остается верным ему, никогда не изменит...
И вот через много лет, в 1988 году, в разгар горбачевской перестройки, ведущий тюменской радиопрограммы ”Современники” Александр Мищенко решил подготовить специальную передачу об этих двух энтузиастах технического прогресса в виде свободной беседы, дополненной его авторскими комментариями. Такая беседа состоялась в Сургуте и пошла в эфир.
Вот что думалось Юрию тогда.
“Нынешнее время способствует тому, чтобы мы глубже поразмышляли о судьбе науки, о судьбе человека в науке. Время очень интересное, перспективное и в то же время очень непростое. Меня волнует вопрос о человеческом факторе в науке при тех новых условиях, в которых она должна сейчас работать. Это условия самофинансирования институтов, условия хозрасчета. Надо сказать, что в целом новые условия коренным образом меняют характер планирования нашей работы, выбор тематики. Надо приспосабливаться к уровню понимания проблем потребителями, а то и просто к их капризам...
И невольно думаешь, где же все-таки теперь место человека науки и, соответственно, ценностей, которые и прежде, в годы так называемого “застоя”, на мой взгляд, были высочайшими. Это творческая смелость ученого, его самоотверженная борьба за свои идеи, поисковый накал его повседневной деятельности... Все это проявляется, когда есть достаточный уровень творческой свободы в науке.
Сегодня от нас требуется обеспечить самофинансирование нашего Всесоюзного орденоносного института буровой техники. Причем решение этой проблемы должно быть воплощено в виде некой россыпи самофинансирующихся лабораторий-разработчиков, с которых регулярно взимается родным институтом заданный “оброк”. У каждой лаборатории должны быть такие отношения с покупателями-производственниками, чтобы она могла добыть деньги, требуемые от нее для жизни института. И в этой ситуации я вижу настораживающие тенденции, которые препятствуют переносу в нынешнюю жизнь тех нравственных ценностей, что накоплены в мире науки, в сознании человека науки.
Стремление зарабатывать деньги сегодня становится основным стимулом деятельности в научной сфере. Причем, повторяю, деятельности не института как хорошо организованного единого комплекса, а каждой отдельной лаборатории. Оно стимулирует частную коммерческую предприимчивость завлабов и других ведущих сотрудников науки. Мы все печемся о том, чтобы институт имел необходимый ему прожиточный минимум, и эта суета уводит на второй план создание творческих заделов, самоотдачу человека в решении поисковых научно-технических задач.
Думаю и думаю, как же при этом поддерживать усилия по достижению серьезных творческих прорывов, вдохновенный подход к каким-то новым проблемам. Увиденные нами перспективы прогресса могут пока просто не интересовать производство (поскольку оно еще не успело их осознать) – а значит, не найдем покупателей на исследования в таких направлениях. Но если мы не перенесем в сегодняшнюю жизнь то прекрасное, что существовало в науке в период “застоя”, а именно нормальный творческий азарт и каждодневный научный поиск, то, соответственно, не обеспечим необходимого повышения технического уровня предлагаемых производству объектов техники и технологии.
Прекрасное в прошлом действительно было! Как же не волноваться по поводу того, не охладеет ли к нему научный мир, всецело охваченный изощренным совершенствованием в сфере добывания денег, не начнет ли наша отраслевая наука терять свою значимость для судеб российского производства! Ведь добывание денег – саморазвивающаяся сфера, которая вовсе не обязательно должна быть привязана к научному поиску».
Александр Мищенко стал рассказывать о прошлых беседах с Юрием в Сибири и Москве. Сам Юрий, видимо, уже бы и не припомнил столь точно своих тогдашних размышлений. Вот что, в частности, сообщил журналист.
В начале 70-х годов Юрий романтически мечтал о “республике Солнца” – духовной сплоченности множества вдохновенных людей, чьи сердца согреты и соединены творчеством. Ведь творчества, как и Солнца, хватит на всех...
А затем Александр Мищенко рассказал об эпизоде, который случился почти через 15 лет. Однажды он встретился с Юрием в Москве. Они шли в потоке людей через покрытый туманом город, и Юрий с болью рассказывал, как бюрократы начавшейся перестройки терзают его лабораторию: “Вот навесили на нас министерские “энтузиасты” работу – обоснованно показать перспективу потребности отрасли в разработанных институтом пакерах вплоть до 2005 года, другими словами, чуть ли не на два десятилетия вперед. Подобными работами загружают и другие лаборатории.
Такой нелепости не припомню и при “застое”. За этим заданием стоит полное непонимание реальной (кстати, известной из публикаций) динамики научно-технических направлений. Ведь, скорее всего, наше сегодняшнее творчество за такой период времени станет импульсом каких-то новых, более масштабных, комплексных поисков, в результате которых будут созданы совершенно новые устройства и понадобятся пакеры совсем других типов, если они вообще останутся в новых комплексах. А мы бездарно, тупо тратим время, неизбежно обрекая на “творческое” соучастие в “мартышкином труде” и многие предприятия-потребители, – тратим то время, которое можно было бы использовать на новые конкретные разработки. Не нравственные ли это потери?
Увы, неукротимы бюрократы и их топорные методы управления наукой”.
Затем журналист подчеркнул, что обстановка в стране меняется, и нравственных потерь в науке должно становиться меньше. Остается одно: гореть, соединяя собой настоящее и будущее... Юрий вновь включился беседу: “Полностью согласен с вами и полон надежд. Как человек, вступивший в новую эпоху после трех десятилетий работы в науке, мечтаю, чтобы методы управления ею были мудрыми и потому максимально эффективными. Мы уже насмотрелись на администраторов разного уровня, которым казалось, что, создавая какие-то мертвые схемы и структуры, нагромождая и меняя их, они добьются серьезных эффектов. В науке подобного рода эффекты достигаются живыми людьми.
Жизнь ученых в принципе похожа на жизнь поэтов, артистов и музыкантов. Здесь творчество тоже должно быть внутренне необходимо человеку. Никакие искусственные структуры не обеспечат горения его души. Надо находить тех людей, которые способны к эффективной работе в науке, и не мешать их делу, а по возможности помогать им. А мы постараемся достойно служить отрасли и стране...
Как хочется, чтобы наш институт был надежно управляем в океане коммерции!..”
***
Но отраслевая наука в России на волнах коммерции все в большей мере теряла управление. Юрий же, как рыцарь добрых традиций, продолжал и продолжал бороться за консолидацию своей большой лаборатории. Он понимал, что его коллектив будет несравненно интереснее производству в решении сложных, комплексных технологических проблем, не распавшись на мелкие группы, подобные разрозненным торговцам “мелочевкой” на базаре.
...Более десяти лет спустя ему довелось побывать в огромной преуспевающей американской инновационной компании Halliburton на фоне монотонного развала родного московского института, и он убедился, что был принципиально прав в целях своей борьбы...
А работники отраслевой науки в недавние 90-е годы подверглись массированной воспитательной обработке сверху, отечественными “теоретиками” общественного прогресса. Дескать, только к о м м е р ч е с к а я предприимчивость человека является велением времени. А при ее отсутствии творческая предприимчивость, смелость врача, педагога, ученого, инженера – это уже нечто устаревшее, просто удел неудачников, не приспособившихся к жизни. Такое “воспитание” и стало закваской для разложения отраслевой науки. В ней более или менее комфортно начали чувствовать себя не "старомодные" ученые-искатели, всецело живущие творческими устремлениями, а те, кто одной, а лучше двумя ногами ступил в коммерцию (нередко с криминальным душком). При этом молодежь просто потеряла интерес к отраслевой науке, ощущая запах ее тлена...
А неподатливый Юрий вел свою упорную борьбу за прочность и монолитность научно-технического направления. Но в его коллегах уже разгоралось иное стремление: к сепаратизму, обособлению и совершенно независимому добыванию денег.
Юрия это очень волновало. Да, они психологически становятся продуктами нового времени. Но ведь была и долгая история дружной совместной работы. Вместе создали признанное в стране направление в буровой науке. Нежели все это теперь – лишь исторический хлам?
Он записал в своем дневнике такое решение: "Буду бороться до конца, но с трезвым учетом складывающихся ситуаций. Возможно, мне все же хватит тактической зрелости, чтобы как-то спасти от развала созданное нами комплексное направление в науке, по существу, наш общий надежный корабль".
***
У него сохранились дневниковые записи, отразившие, как он созревал для некоторых поступков и как совершал их...
"Я уже не в состоянии сдерживать стремление руководителей групп к сепаратизму. Они для себя видят наиболее надежным способом выживания только свое, независимое, пусть и мелкое частное предпринимательство, не хотят верить в перспективность крупных, комплексных разработок... Кстати, ведь и другие большие подразделения института постепенно распадаются. Времена такие – зовут нас мышковать по сусекам... Пожалуй, следует разделить нашу лабораторию на три небольших.
И я поставил перед директором института вопрос о разделении нашей лаборатории на три самостоятельных научных подразделения. В служебной записке по этому вопросу постарался дать честное обоснование своему предложению. И директор принял его...
Но мне удавалось организовывать одну за другой большие, комплексные договорные работы, позволяющие объединить усилия всех новых лабораторий. Я продолжал утопать в творческой работе. С уверенностью могу сказать, что 90-е годы стали вершиной моих, совместных с коллегами, творческих решений. Однако не об этом мои воспоминания. Они – о разрушительных процессах взаимоотношений в мире отраслевой науки тех времен, о потенциально гибельном для ее развития разобщении человеческих пластов, против чего восставала моя и вдохновенная, и консервативная душа...
Как желанно, оказывается, эксплуатировать нравственного и верного своему призванию человека, когда время диктует изворотливость и беззастенчивость во имя личной корысти. Так мы строим капитализм! Да, именно так: начиная со стадии “дикого капитализма”, как учит исторический опыт человечества.
Но как-то не укладывается в душе вот что. Американцы, к примеру, строили капитализм на основе бесцеремонного отношения к социально неразвитым индейцам и, конечно, к чернокожим рабам-африканцам. Это грустно вспоминать, и ныне Америка старается по возможности искупить вину перед потомками аборигенов и афроамериканцев. А Россия и в строительстве капитализма – “впереди планеты всей”. У нас “новый” строй создается на основе бесцеремонного отношения к тем, кто не ушел от традиций своих благородных предшественников-учителей в науке, искусстве, медицине, производстве, образовании, армии... Да, именно ко всем тем честным трудягам, которые многие годы беззаветно служили своей стране, создавали все, что сегодня составляет ее достоинство, и для которых (по их глупой, наивной привычке, с точки зрения наиболее продвинутых в строительстве российского капитализма) страна не стала просто сочным пастбищем, где надо суметь – и нет других проблем – досыта нажраться.
Вот почему великий ученый академик Дмитрий Лихачев беднее лавочника с Преображенского рынка Москвы. Вот почему покрывается психология научного коллектива ржавчиной хапужничества, сепаратизма, хамского спихивания на обочину дороги еще не лишившихся интеллигентности конкурентов и поиска коррупционных лазеек к приращению своих денежных накоплений...
И как в осколке зеркала отражается огромное солнце, так в нашей небольшой когорте, еще недавно составлявшей дружную лабораторию, отражаются нынешние психологические тенденции российского общества строителей капитализма.
О, как сегодня хочется кое-кому из коллег бесцеремонно эксплуатировать мои добрые намерения. Дескать, коль не может этот Цырин решительно отмежеваться от нашего коллективистского прошлого – значит, пусть нам от этого будет лучше! Где блага идут от него к моей лаборатории (например, заключение комплексных научных договоров, поиск новых потребителей наших разработок и прочие функции “ледокола” для всех) я согласен на социализм, ну, а где – от нас к нему, тут уж, извините, место только вожделенному нами капитализму..."
***
ИЗ ПИСЬМА – ОБРАЩЕНИЯ ЮРИЯ К ЗАВЕДУЮЩИМ НОВЫМИ ЛАБОРАТОРИЯМИ:
"Дорогие друзья и соратники!
В течение десятилетий мы находимся в авангарде развития нового и очень эффективного научно-технического направления – крепления скважин с применением пакеров и специнструмента для разобщения пластов. Сегодня имидж этого направления достаточно высок, а вместе с тем высок имидж каждого из нас, его ведущих специалистов. Это направление составило смысл практически трех десятилетий нашей жизни, оно нас сдружило, оно позволило проявиться в нашей когорте творческому потенциалу, бескорыстной помощи друг другу, глубокому и надежному взаимодействию в общем деле, постоянному и свободному личностному и деловому развитию каждого. Несомненно, что сегодня именно от нас, от наших взаимоотношений в основном зависит дальнейшая судьба развитого нами научно-технического направления.
У нас, несомненно, есть силы и возможность для того, чтобы вместе успешно развивать его дальше, а в будущем – не могу не верить в это! – мягко передавать достойным преемникам. Отраслевая наука в нашей стране уже – на дне финансовой пропасти. Дальше – некуда! В частности, буровой науке в великой нефтяной державе предстоит или смерть, или очень трудный подъем ее жизнеспособных направлений. Уверен, что будет второе. Только надо быть “в форме”.
Наиболее эффективно объединить усилия в делах, мудро и спокойно преодолеть то, что не способствует такому объединению сил, – это и есть, по моему глубокому убеждению, наша важнейшая общая проблема".
...Юрий ждал какой-либо реакции на свое послание. Но ее не было. Его коллегам – руководителям двух новых лабораторий, видимо, уже было неинтересно размышлять о такой высокой материи, как общее научно-техническое направление. Страна призывала каждого выживать самостоятельно. Отраслевая наука двигалась по той же логике: разъединяйтесь и выживайте кто как может, в одиночку или маленькими группами, – авось кому-то повезет. У Юрия не было сомнений, что это путь деградации, и он сопротивлялся, как мог...
Кстати, еще несколько слов об американском опыте, который я однажды уже упомянул. Позже, в начале нынешнего века Юрий, по приглашению, побывал во всемирно известной инновационной компании Halliburton и увидел, что она организована как единый многотысячный научно-производственный коллектив, управляемый централизованно. А ученые, конструктора и прочие труженики прогресса не мышкуют, где придется, в поисках денег, не осваивают спекуляцию и коррупционные сделки, а занимаются своим любимым творческим делом – и неплохо живут. Ну, чуть ли не наш презренный социализм! Аж заплакать хотелось. И, надо же, такой вот Halliburton в условиях махрового капитализма в ы ж и в а е т, более того, процветает!..
Но Россия пошла своим путем...
***
Прошло чуть более трех лет, мы жили в 1999-м. А Юрий приближался к своему 63-летию. Уже почти не встречал в сибирской командировочной суете ровесников. Стал регулярно ощущать капризы сердца, а иногда в ответственный момент испытаний на буровой хлынет кровь из носа... О том, что п о р а, думал с грустью: очень уж интересные и масштабные работы развернул ВНИИ буровой техники на сургутской земле. Да, да, еще удавалось ему объединять силы бывшей большой лаборатории в общих делах для “Сургутнефтегаза”...
Но дружбы между новыми лабораториями не было, она оказалась непоправимо отравленной ветрами времени. Юрий ощущал, что коллеги скорее терпят его чудачество в полной готовности “разбежаться”, чем видят себя в ситуации единения на долгие времена. Они жаждали главных удач на стезе сепаратизма. Причем, если возможно, в сфере не научных, а коммерческих прорывов. Таковой, впрочем, была в конце века эволюция отраслевой науки России в целом: от былого взлета на просторы творчества – к посадке на просторы грязноватого, пронизываемого паутиной коррупции рынка...
Так не напрасно ли была затеяна Юрием отчаянная борьба? Знать бы правильный ответ...
Конечно, сил для победы у вдохновенного консерватора-одиночки, не было. Просто не мог он иначе... И, думается, тут главное – не в личной победе. А в том, что в годы моральной смуты еще кто-то не уронил эстафету нравственности отраслевой науки. Держал ее изо всех сил. С надеждой на будущее...
Накануне 2000 года, перед самым выходом на пенсию, он согласовал в “Сургутнефтегазе” еще два научных договора для своих коллег на ближайшие годы. Тогда же генеральный директор акционерного общества “Сургутнефтегаз” В.Л. Богданов наградил его Почетной грамотой за "...вклад в развитие технологии крепления скважин в целом для нефтяной отрасли и для ОАО "Сургутнефтегаз" в связи с уходом на пенсию"...
Но не подумайте, дорогой читатель, что вам предлагается научно-популярный трактат о проблемах разобщения пластов в нефтяных и газовых скважинах. В этом очерке вы найдете только факты и размышления о человеческом факторе отраслевой науки в российской стихии 80 – 90 годов прошлого века. Эта тема полна динамики и драматизма. Думаю, чтение этого очерка не будет слишком скучным для вас, а в чем-то, надеюсь, даже поучительным...
В очерке отражена нравственная миссия, которую Юрий по велению сердца возложил на себя в тот период. Это изнурительная и, к сожалению, малоэффективная борьба за то, чтобы в научном коллективе честность, жажда поисков, повседневное творческое вдохновение ученых не оказались травмированными и нежизнеспособными при новых экономических реалиях – хозрасчете и самофинансировании в науке и возникновении чуть позже бурного и повсеместного роста коррупции и просто экономического беспредела. Он был, думаю, и очень строг к себе, и даже проявлял изобретательность в той борьбе. Но стихия жизни оказалась для него неодолимой. На фоне его отчаянной борьбы неуклонно происходило разобщение человеческих пластов в науке. Пагубное для нее. Лишь в скважине разобщение пластов спасительно, повышает ее продуктивность. А в научном коллективе – разрушительно. Увы, именно так...
***
Западная Сибирь... С начала 1971 года до выхода не пенсию в конце 1999 года Юрий посвятил свою деятельность проблемам повышения качества нефтяных скважин в этом регионе, обеспечивающем основной объем добычи российской нефти. Встретились ему в тех краях многие замечательные люди, сделано там много интересных дел. Сибирские будни нередко снятся ему и ныне...
В самом начале той поры он сдружился со своим ровесником Заки Шакировичем Ахмадишиным – энтузиастом инженерных поисков, борцом за новые научно-технические идеи, овладевшие его сердцем. Для Юрия стало самым принципиальным и просто бесценным то, что Заки, один из руководителей бурового предприятия, безоговорочно разделил с московским ученым концепцию приоритета качества скважины как технического сооружения перед скоростью бурения. А ведь случилось это в самом начале 70-х годов, когда признание заслуг буровика, вплоть до награждения звездой Героя Социалистического Труда, определялось тем, какую роль он сыграл именно в ускорении строительства скважин.
Решиться на многолетнее положение чуть ли не “белой вороны” среди производственников – это было п о с т у п к о м Заки Шакировича. Ведь качество, а, следовательно, продуктивность нефтяных скважин возвели в главный критерий работы буровиков лишь в девяностые годы, когда все блага приватизированных российских нефтяных компаний стали определяться себестоимостью тонны добываемой нефти. Бескомпромиссность Ахмадишина в отстаивании общей с Юрием позиции подчас вызывала откровенную враждебность к нему коллег...
Их дружбу и дела заметил талантливый и неугомонный тюменский журналист Александр Петрович Мищенко. В 1976 году Юрий с Заки оказались в числе героев его очерка “Жаркий Самотлор” с острым и энергичным сюжетом, опубликованного в популярном журнале “Молодая гвардия”. В этом большом очерке, скорее похожем на повесть, Юрий, в частности, говорит о том, что все в жизни может изменить человеку, все, кроме творчества – только оно остается верным ему, никогда не изменит...
И вот через много лет, в 1988 году, в разгар горбачевской перестройки, ведущий тюменской радиопрограммы ”Современники” Александр Мищенко решил подготовить специальную передачу об этих двух энтузиастах технического прогресса в виде свободной беседы, дополненной его авторскими комментариями. Такая беседа состоялась в Сургуте и пошла в эфир.
Вот что думалось Юрию тогда.
“Нынешнее время способствует тому, чтобы мы глубже поразмышляли о судьбе науки, о судьбе человека в науке. Время очень интересное, перспективное и в то же время очень непростое. Меня волнует вопрос о человеческом факторе в науке при тех новых условиях, в которых она должна сейчас работать. Это условия самофинансирования институтов, условия хозрасчета. Надо сказать, что в целом новые условия коренным образом меняют характер планирования нашей работы, выбор тематики. Надо приспосабливаться к уровню понимания проблем потребителями, а то и просто к их капризам...
И невольно думаешь, где же все-таки теперь место человека науки и, соответственно, ценностей, которые и прежде, в годы так называемого “застоя”, на мой взгляд, были высочайшими. Это творческая смелость ученого, его самоотверженная борьба за свои идеи, поисковый накал его повседневной деятельности... Все это проявляется, когда есть достаточный уровень творческой свободы в науке.
Сегодня от нас требуется обеспечить самофинансирование нашего Всесоюзного орденоносного института буровой техники. Причем решение этой проблемы должно быть воплощено в виде некой россыпи самофинансирующихся лабораторий-разработчиков, с которых регулярно взимается родным институтом заданный “оброк”. У каждой лаборатории должны быть такие отношения с покупателями-производственниками, чтобы она могла добыть деньги, требуемые от нее для жизни института. И в этой ситуации я вижу настораживающие тенденции, которые препятствуют переносу в нынешнюю жизнь тех нравственных ценностей, что накоплены в мире науки, в сознании человека науки.
Стремление зарабатывать деньги сегодня становится основным стимулом деятельности в научной сфере. Причем, повторяю, деятельности не института как хорошо организованного единого комплекса, а каждой отдельной лаборатории. Оно стимулирует частную коммерческую предприимчивость завлабов и других ведущих сотрудников науки. Мы все печемся о том, чтобы институт имел необходимый ему прожиточный минимум, и эта суета уводит на второй план создание творческих заделов, самоотдачу человека в решении поисковых научно-технических задач.
Думаю и думаю, как же при этом поддерживать усилия по достижению серьезных творческих прорывов, вдохновенный подход к каким-то новым проблемам. Увиденные нами перспективы прогресса могут пока просто не интересовать производство (поскольку оно еще не успело их осознать) – а значит, не найдем покупателей на исследования в таких направлениях. Но если мы не перенесем в сегодняшнюю жизнь то прекрасное, что существовало в науке в период “застоя”, а именно нормальный творческий азарт и каждодневный научный поиск, то, соответственно, не обеспечим необходимого повышения технического уровня предлагаемых производству объектов техники и технологии.
Прекрасное в прошлом действительно было! Как же не волноваться по поводу того, не охладеет ли к нему научный мир, всецело охваченный изощренным совершенствованием в сфере добывания денег, не начнет ли наша отраслевая наука терять свою значимость для судеб российского производства! Ведь добывание денег – саморазвивающаяся сфера, которая вовсе не обязательно должна быть привязана к научному поиску».
Александр Мищенко стал рассказывать о прошлых беседах с Юрием в Сибири и Москве. Сам Юрий, видимо, уже бы и не припомнил столь точно своих тогдашних размышлений. Вот что, в частности, сообщил журналист.
В начале 70-х годов Юрий романтически мечтал о “республике Солнца” – духовной сплоченности множества вдохновенных людей, чьи сердца согреты и соединены творчеством. Ведь творчества, как и Солнца, хватит на всех...
А затем Александр Мищенко рассказал об эпизоде, который случился почти через 15 лет. Однажды он встретился с Юрием в Москве. Они шли в потоке людей через покрытый туманом город, и Юрий с болью рассказывал, как бюрократы начавшейся перестройки терзают его лабораторию: “Вот навесили на нас министерские “энтузиасты” работу – обоснованно показать перспективу потребности отрасли в разработанных институтом пакерах вплоть до 2005 года, другими словами, чуть ли не на два десятилетия вперед. Подобными работами загружают и другие лаборатории.
Такой нелепости не припомню и при “застое”. За этим заданием стоит полное непонимание реальной (кстати, известной из публикаций) динамики научно-технических направлений. Ведь, скорее всего, наше сегодняшнее творчество за такой период времени станет импульсом каких-то новых, более масштабных, комплексных поисков, в результате которых будут созданы совершенно новые устройства и понадобятся пакеры совсем других типов, если они вообще останутся в новых комплексах. А мы бездарно, тупо тратим время, неизбежно обрекая на “творческое” соучастие в “мартышкином труде” и многие предприятия-потребители, – тратим то время, которое можно было бы использовать на новые конкретные разработки. Не нравственные ли это потери?
Увы, неукротимы бюрократы и их топорные методы управления наукой”.
Затем журналист подчеркнул, что обстановка в стране меняется, и нравственных потерь в науке должно становиться меньше. Остается одно: гореть, соединяя собой настоящее и будущее... Юрий вновь включился беседу: “Полностью согласен с вами и полон надежд. Как человек, вступивший в новую эпоху после трех десятилетий работы в науке, мечтаю, чтобы методы управления ею были мудрыми и потому максимально эффективными. Мы уже насмотрелись на администраторов разного уровня, которым казалось, что, создавая какие-то мертвые схемы и структуры, нагромождая и меняя их, они добьются серьезных эффектов. В науке подобного рода эффекты достигаются живыми людьми.
Жизнь ученых в принципе похожа на жизнь поэтов, артистов и музыкантов. Здесь творчество тоже должно быть внутренне необходимо человеку. Никакие искусственные структуры не обеспечат горения его души. Надо находить тех людей, которые способны к эффективной работе в науке, и не мешать их делу, а по возможности помогать им. А мы постараемся достойно служить отрасли и стране...
Как хочется, чтобы наш институт был надежно управляем в океане коммерции!..”
***
Но отраслевая наука в России на волнах коммерции все в большей мере теряла управление. Юрий же, как рыцарь добрых традиций, продолжал и продолжал бороться за консолидацию своей большой лаборатории. Он понимал, что его коллектив будет несравненно интереснее производству в решении сложных, комплексных технологических проблем, не распавшись на мелкие группы, подобные разрозненным торговцам “мелочевкой” на базаре.
...Более десяти лет спустя ему довелось побывать в огромной преуспевающей американской инновационной компании Halliburton на фоне монотонного развала родного московского института, и он убедился, что был принципиально прав в целях своей борьбы...
А работники отраслевой науки в недавние 90-е годы подверглись массированной воспитательной обработке сверху, отечественными “теоретиками” общественного прогресса. Дескать, только к о м м е р ч е с к а я предприимчивость человека является велением времени. А при ее отсутствии творческая предприимчивость, смелость врача, педагога, ученого, инженера – это уже нечто устаревшее, просто удел неудачников, не приспособившихся к жизни. Такое “воспитание” и стало закваской для разложения отраслевой науки. В ней более или менее комфортно начали чувствовать себя не "старомодные" ученые-искатели, всецело живущие творческими устремлениями, а те, кто одной, а лучше двумя ногами ступил в коммерцию (нередко с криминальным душком). При этом молодежь просто потеряла интерес к отраслевой науке, ощущая запах ее тлена...
А неподатливый Юрий вел свою упорную борьбу за прочность и монолитность научно-технического направления. Но в его коллегах уже разгоралось иное стремление: к сепаратизму, обособлению и совершенно независимому добыванию денег.
Юрия это очень волновало. Да, они психологически становятся продуктами нового времени. Но ведь была и долгая история дружной совместной работы. Вместе создали признанное в стране направление в буровой науке. Нежели все это теперь – лишь исторический хлам?
Он записал в своем дневнике такое решение: "Буду бороться до конца, но с трезвым учетом складывающихся ситуаций. Возможно, мне все же хватит тактической зрелости, чтобы как-то спасти от развала созданное нами комплексное направление в науке, по существу, наш общий надежный корабль".
***
У него сохранились дневниковые записи, отразившие, как он созревал для некоторых поступков и как совершал их...
"Я уже не в состоянии сдерживать стремление руководителей групп к сепаратизму. Они для себя видят наиболее надежным способом выживания только свое, независимое, пусть и мелкое частное предпринимательство, не хотят верить в перспективность крупных, комплексных разработок... Кстати, ведь и другие большие подразделения института постепенно распадаются. Времена такие – зовут нас мышковать по сусекам... Пожалуй, следует разделить нашу лабораторию на три небольших.
И я поставил перед директором института вопрос о разделении нашей лаборатории на три самостоятельных научных подразделения. В служебной записке по этому вопросу постарался дать честное обоснование своему предложению. И директор принял его...
Но мне удавалось организовывать одну за другой большие, комплексные договорные работы, позволяющие объединить усилия всех новых лабораторий. Я продолжал утопать в творческой работе. С уверенностью могу сказать, что 90-е годы стали вершиной моих, совместных с коллегами, творческих решений. Однако не об этом мои воспоминания. Они – о разрушительных процессах взаимоотношений в мире отраслевой науки тех времен, о потенциально гибельном для ее развития разобщении человеческих пластов, против чего восставала моя и вдохновенная, и консервативная душа...
Как желанно, оказывается, эксплуатировать нравственного и верного своему призванию человека, когда время диктует изворотливость и беззастенчивость во имя личной корысти. Так мы строим капитализм! Да, именно так: начиная со стадии “дикого капитализма”, как учит исторический опыт человечества.
Но как-то не укладывается в душе вот что. Американцы, к примеру, строили капитализм на основе бесцеремонного отношения к социально неразвитым индейцам и, конечно, к чернокожим рабам-африканцам. Это грустно вспоминать, и ныне Америка старается по возможности искупить вину перед потомками аборигенов и афроамериканцев. А Россия и в строительстве капитализма – “впереди планеты всей”. У нас “новый” строй создается на основе бесцеремонного отношения к тем, кто не ушел от традиций своих благородных предшественников-учителей в науке, искусстве, медицине, производстве, образовании, армии... Да, именно ко всем тем честным трудягам, которые многие годы беззаветно служили своей стране, создавали все, что сегодня составляет ее достоинство, и для которых (по их глупой, наивной привычке, с точки зрения наиболее продвинутых в строительстве российского капитализма) страна не стала просто сочным пастбищем, где надо суметь – и нет других проблем – досыта нажраться.
Вот почему великий ученый академик Дмитрий Лихачев беднее лавочника с Преображенского рынка Москвы. Вот почему покрывается психология научного коллектива ржавчиной хапужничества, сепаратизма, хамского спихивания на обочину дороги еще не лишившихся интеллигентности конкурентов и поиска коррупционных лазеек к приращению своих денежных накоплений...
И как в осколке зеркала отражается огромное солнце, так в нашей небольшой когорте, еще недавно составлявшей дружную лабораторию, отражаются нынешние психологические тенденции российского общества строителей капитализма.
О, как сегодня хочется кое-кому из коллег бесцеремонно эксплуатировать мои добрые намерения. Дескать, коль не может этот Цырин решительно отмежеваться от нашего коллективистского прошлого – значит, пусть нам от этого будет лучше! Где блага идут от него к моей лаборатории (например, заключение комплексных научных договоров, поиск новых потребителей наших разработок и прочие функции “ледокола” для всех) я согласен на социализм, ну, а где – от нас к нему, тут уж, извините, место только вожделенному нами капитализму..."
***
ИЗ ПИСЬМА – ОБРАЩЕНИЯ ЮРИЯ К ЗАВЕДУЮЩИМ НОВЫМИ ЛАБОРАТОРИЯМИ:
"Дорогие друзья и соратники!
В течение десятилетий мы находимся в авангарде развития нового и очень эффективного научно-технического направления – крепления скважин с применением пакеров и специнструмента для разобщения пластов. Сегодня имидж этого направления достаточно высок, а вместе с тем высок имидж каждого из нас, его ведущих специалистов. Это направление составило смысл практически трех десятилетий нашей жизни, оно нас сдружило, оно позволило проявиться в нашей когорте творческому потенциалу, бескорыстной помощи друг другу, глубокому и надежному взаимодействию в общем деле, постоянному и свободному личностному и деловому развитию каждого. Несомненно, что сегодня именно от нас, от наших взаимоотношений в основном зависит дальнейшая судьба развитого нами научно-технического направления.
У нас, несомненно, есть силы и возможность для того, чтобы вместе успешно развивать его дальше, а в будущем – не могу не верить в это! – мягко передавать достойным преемникам. Отраслевая наука в нашей стране уже – на дне финансовой пропасти. Дальше – некуда! В частности, буровой науке в великой нефтяной державе предстоит или смерть, или очень трудный подъем ее жизнеспособных направлений. Уверен, что будет второе. Только надо быть “в форме”.
Наиболее эффективно объединить усилия в делах, мудро и спокойно преодолеть то, что не способствует такому объединению сил, – это и есть, по моему глубокому убеждению, наша важнейшая общая проблема".
...Юрий ждал какой-либо реакции на свое послание. Но ее не было. Его коллегам – руководителям двух новых лабораторий, видимо, уже было неинтересно размышлять о такой высокой материи, как общее научно-техническое направление. Страна призывала каждого выживать самостоятельно. Отраслевая наука двигалась по той же логике: разъединяйтесь и выживайте кто как может, в одиночку или маленькими группами, – авось кому-то повезет. У Юрия не было сомнений, что это путь деградации, и он сопротивлялся, как мог...
Кстати, еще несколько слов об американском опыте, который я однажды уже упомянул. Позже, в начале нынешнего века Юрий, по приглашению, побывал во всемирно известной инновационной компании Halliburton и увидел, что она организована как единый многотысячный научно-производственный коллектив, управляемый централизованно. А ученые, конструктора и прочие труженики прогресса не мышкуют, где придется, в поисках денег, не осваивают спекуляцию и коррупционные сделки, а занимаются своим любимым творческим делом – и неплохо живут. Ну, чуть ли не наш презренный социализм! Аж заплакать хотелось. И, надо же, такой вот Halliburton в условиях махрового капитализма в ы ж и в а е т, более того, процветает!..
Но Россия пошла своим путем...
***
Прошло чуть более трех лет, мы жили в 1999-м. А Юрий приближался к своему 63-летию. Уже почти не встречал в сибирской командировочной суете ровесников. Стал регулярно ощущать капризы сердца, а иногда в ответственный момент испытаний на буровой хлынет кровь из носа... О том, что п о р а, думал с грустью: очень уж интересные и масштабные работы развернул ВНИИ буровой техники на сургутской земле. Да, да, еще удавалось ему объединять силы бывшей большой лаборатории в общих делах для “Сургутнефтегаза”...
Но дружбы между новыми лабораториями не было, она оказалась непоправимо отравленной ветрами времени. Юрий ощущал, что коллеги скорее терпят его чудачество в полной готовности “разбежаться”, чем видят себя в ситуации единения на долгие времена. Они жаждали главных удач на стезе сепаратизма. Причем, если возможно, в сфере не научных, а коммерческих прорывов. Таковой, впрочем, была в конце века эволюция отраслевой науки России в целом: от былого взлета на просторы творчества – к посадке на просторы грязноватого, пронизываемого паутиной коррупции рынка...
Так не напрасно ли была затеяна Юрием отчаянная борьба? Знать бы правильный ответ...
Конечно, сил для победы у вдохновенного консерватора-одиночки, не было. Просто не мог он иначе... И, думается, тут главное – не в личной победе. А в том, что в годы моральной смуты еще кто-то не уронил эстафету нравственности отраслевой науки. Держал ее изо всех сил. С надеждой на будущее...
Накануне 2000 года, перед самым выходом на пенсию, он согласовал в “Сургутнефтегазе” еще два научных договора для своих коллег на ближайшие годы. Тогда же генеральный директор акционерного общества “Сургутнефтегаз” В.Л. Богданов наградил его Почетной грамотой за "...вклад в развитие технологии крепления скважин в целом для нефтяной отрасли и для ОАО "Сургутнефтегаз" в связи с уходом на пенсию"...
|
|
Драгоценная для Юрия Цырина награда – почетная грамота "Сургутнефтегаза".
Ноябрь 1999 года.
Ноябрь 1999 года.
...Иногда ему становится грустно из-за того, что нет уже в жизни заведенной пружины бурной служебной деятельности. Был некий "наркотик" – множество дел. Даже когда оно становилось непосильным, душу согревало ощущение своей нужности отрасли, чуть ли не всему человечеству… Но вот что написал он, будучи пенсионером, в своем дневнике: "Я посвятил жизнь созданию нового и борьбе за его реализацию, и та судьба давно показала мне, что творчество, да и вообще увлеченность добрыми делами всегда дают человеку жизненные силы. Это так многообразно! Это – вне возраста. Пока это остается со мной, я буду иметь стимул для жизни. Радуюсь, что смог теперь реализовать свое давнее стремление к литературной работе, которая находит отклик в душах людей… Да, силы для жизни нужно искать только в себе, в работе своей души, в своих заботах, надеждах и увлечениях. И нет другого пути!"
***
Сургутский ученый Геннадий Проводников почти на 10 лет моложе своего друга Юрия Цырина – будучи на пенсии, он еще не отходит от научно-технического творчества. Недавно Геннадий дал интервью одному из журналов. Его ответы на вопросы журналиста подтвердили, что они с Юрием – глубокие единомышленники и в вопросе нынешних проблем российской отраслевой науки. Вот только два его ответа на вопросы.
- Какие основные трудности довелось вам лично пережить в борьбе за технический прогресс?
- Основные трудности были вызваны, главным образом, теми условиями, в которых оказалась наука, когда в России происходили экономические преобразования конца прошлого века. В начале горбачевской перестройки, казалось, создались более благоприятные условия для науки. По существу, научную деятельность приравняли к чисто производственной и перевели ее на рельсы хозрасчета. Нашим главным маяком была провозглашена прибыль.
Но жизнь упорно показывала, что наука и производство не могут быть организованы совершенно одинаково, если думать об эффективности. Расходование денег в науке сопровождалось всё меньшей отдачей. Хозрасчет позволял нам достаточно свободно обращаться с деньгами, например, сэкономить на каких-то экспериментах и на этой основе повысить зарплату...
- Что, по вашему мнению, необходимо для благополучия российской прикладной науки в дальнейшем?
- Прикладная, отраслевая наука весьма важна. Её назначение – непосредственно создавать те новые объекты техники и технологии, которыми прямо определяется научно-технический прогресс в экономике. Ясно, что российскую прикладную науку надо спасать. А в основу ее спасения, несомненно, должна быть положена четкая и разумная система ее финансирования. И здесь ничего выдумывать не надо – следует просто перенять опыт ведущих капиталистических государств и корпораций. Достаточная часть прибыли должна неизменно направляться на развитие науки и обоснованно распределяться между ее актуальными направлениями – вот суть вопроса. Тогда отечественный научно-технический прогресс станет вровень с объективными потребностями совершенствования производства..
_____________________
...А нужен ли отечественный научно-технический прогресс в нефтяной отрасли? Ведь американцы здесь, кажется, всё умеют и всему миру помогают инновациями.
Но, думается, совсем неплохо, если великая мировая нефтяная держава Россия будет иметь соответствующую отраслевую науку. А ведь имела! Например, в бурении появлялись беспрецедентные достижения мирового класса: технологические основы бурения горизонтальных скважин, турбобуры, винтовые забойные двигатели, проводка легендарной Кольской сверхглубокой скважины на глубину 13 километров с использованием исключительно отечественной техники и технологии... И лицензии за рубеж продавали...
Да, думается именно так, поскольку конкуренция в творчестве полезна для прогресса навсегда! Ведь прав был молодой романтик начала 70-х годов Юрий Цырин: творчества, как и Солнца, хватит на всех...
***
Сургутский ученый Геннадий Проводников почти на 10 лет моложе своего друга Юрия Цырина – будучи на пенсии, он еще не отходит от научно-технического творчества. Недавно Геннадий дал интервью одному из журналов. Его ответы на вопросы журналиста подтвердили, что они с Юрием – глубокие единомышленники и в вопросе нынешних проблем российской отраслевой науки. Вот только два его ответа на вопросы.
- Какие основные трудности довелось вам лично пережить в борьбе за технический прогресс?
- Основные трудности были вызваны, главным образом, теми условиями, в которых оказалась наука, когда в России происходили экономические преобразования конца прошлого века. В начале горбачевской перестройки, казалось, создались более благоприятные условия для науки. По существу, научную деятельность приравняли к чисто производственной и перевели ее на рельсы хозрасчета. Нашим главным маяком была провозглашена прибыль.
Но жизнь упорно показывала, что наука и производство не могут быть организованы совершенно одинаково, если думать об эффективности. Расходование денег в науке сопровождалось всё меньшей отдачей. Хозрасчет позволял нам достаточно свободно обращаться с деньгами, например, сэкономить на каких-то экспериментах и на этой основе повысить зарплату...
- Что, по вашему мнению, необходимо для благополучия российской прикладной науки в дальнейшем?
- Прикладная, отраслевая наука весьма важна. Её назначение – непосредственно создавать те новые объекты техники и технологии, которыми прямо определяется научно-технический прогресс в экономике. Ясно, что российскую прикладную науку надо спасать. А в основу ее спасения, несомненно, должна быть положена четкая и разумная система ее финансирования. И здесь ничего выдумывать не надо – следует просто перенять опыт ведущих капиталистических государств и корпораций. Достаточная часть прибыли должна неизменно направляться на развитие науки и обоснованно распределяться между ее актуальными направлениями – вот суть вопроса. Тогда отечественный научно-технический прогресс станет вровень с объективными потребностями совершенствования производства..
_____________________
...А нужен ли отечественный научно-технический прогресс в нефтяной отрасли? Ведь американцы здесь, кажется, всё умеют и всему миру помогают инновациями.
Но, думается, совсем неплохо, если великая мировая нефтяная держава Россия будет иметь соответствующую отраслевую науку. А ведь имела! Например, в бурении появлялись беспрецедентные достижения мирового класса: технологические основы бурения горизонтальных скважин, турбобуры, винтовые забойные двигатели, проводка легендарной Кольской сверхглубокой скважины на глубину 13 километров с использованием исключительно отечественной техники и технологии... И лицензии за рубеж продавали...
Да, думается именно так, поскольку конкуренция в творчестве полезна для прогресса навсегда! Ведь прав был молодой романтик начала 70-х годов Юрий Цырин: творчества, как и Солнца, хватит на всех...