Загадочные мелодии любви
ВОСПОМИНАНИЯ МОЕЙ УЧИТЕЛЬНИЦЫ –
К РАЗГОВОРУ, ПРЕДЛОЖЕННОМУ А.С. ПУШКИНЫМ
К РАЗГОВОРУ, ПРЕДЛОЖЕННОМУ А.С. ПУШКИНЫМ
Поговорим о странностях любви…
А.С. Пушкин
Поговорим о странностях любви,
О сладости несбывшихся желаний,
О горечи бесплодных ожиданий,
Потерь, утрат – как их ни назови.
Поговорим о странностях любви.
Александр Аликов,
российский поэт XXI века
А.С. Пушкин
Поговорим о странностях любви,
О сладости несбывшихся желаний,
О горечи бесплодных ожиданий,
Потерь, утрат – как их ни назови.
Поговорим о странностях любви.
Александр Аликов,
российский поэт XXI века
В двух повестях-эссе, предшествовавших настоящему повествованию, я рассказал, что в моей любимой школе города Ангарска Иркутской области нас в 9-м и 10-м классах, с 1952 года, учила английскому языку очаровательная молодая учительница Людмила Александровна Мудель. Мы были её первыми воспитанниками после окончания ею Иркутского пединститута иностранных языков. Она увлекала нас своим вдохновением, своим педагогическим творчеством. При поступлении в Московский нефтяной институт я уверенно сдал экзамен по английскому на "отлично".
|
Наша учительница английского языка
в школе №10 города Ангарска
в школе №10 города Ангарска
Более 60 лет нашей разлуки из моей памяти не уходил прекрасный образ этой учительницы. А в 2013 году неожиданно, по инициативе Людмилы Александровны, началась моя переписка с ней. Эта переписка, как я отметил ранее в одной из своих книг, «оказалась очень эмоциональной и ярко отразила молодость души, неугомонность в добрых делах и неугасимую жажду творческой деятельности этого незаурядного человека, прошедшего весьма непростой, с драматическими страницами, жизненный путь и не желающего сдаваться возрасту, при этом восторженно воспринимающего творческий настрой людей старшего поколения». Именно наша переписка стала основой двух упомянутых повестей-эссе. Но после их публикации Людмила Александровна продолжила делиться со мной воспоминаниями о её личной жизни от молодости до преклонных лет. И я подумал, что эти воспоминания могут стать основой нового небольшого повествования, дополняющего предложенный нам великим Александром Сергеевичем Пушкиным нескончаемый разговор «о странностях любви» – её необычности, загадочности, непостижимости, таинственности.
Пусть вступлением к рассказу о том, что увидел я в новых письмах Людмилы Александровны, станет маленький фрагмент из моей предшествующей книги «Нам доверено судьбою быть людьми».
Вот что в начале нашей переписки очень кратко сообщила мне Людмила Александровна о своей долгой жизни после расставания с нашим Ангарском:
"После переезда в 1964 году из Ангарска к родителям я жила и работала в школе города Димитровграда Ульяновской области. В 1985 году я ушла на пенсию и вторично вышла замуж. Моим мужем стал молдаванин – и в 1989 году мы с мужем переехали на жительство из Димитровграда в Молдавию, в Кишинев, поменяв свою квартиру. А очень скоро начался развал Союза, порожденный всеобщим разгулом национализма…"
Так моя милая Людмила Александровна, сугубо российский человек по всему мироощущению, нежданно оказалась гражданкой другой страны. Вот читаю её письмо, и страшно подумать, сколько же ещё было выходцев из России, в судьбы которых тогда грубо вмешались деяния политических авантюристов!
Я также узнал, что Людмила Александровна получила и ещё один жестокий удар судьбы на прекрасной, но всё же неродной молдавской земле: она потеряла второго мужа и живет по большому счету одиноко за пределами своей любимой России. Нет, я вовсе не хочу обидеть живущую с ней внучку её мужа, более того, радуюсь, что она есть в жизни моей очень пожилой учительницы, уже несколько лет назад прошедшей рубеж своего 90-летия. Но ведь я тоже немолод и осознаю, как непросто остаться в старости без родного, любящего человека близкого по возрасту, особенно находясь вне Родины. Дети и внуки, при всех их добрых человеческих качествах, всё же не могут вполне восполнить потерю любимого супруга…
И вновь мои недобрые мысли обращены к тем политическим авантюристам, которые развалили нашу единую страну, насильно превратив в эмигрантов миллионы россиян…
Новые письма Людмилы Александровны кратко повествуют о мотивах любви в её жизни, начиная от подчас опрометчивых эпизодов молодости, затем о многих годах женского одиночества и тайного желания настоящего семейного счастья, о недолгом присутствии этого счастья в судьбе, а в итоге о невеселой старости без духовной поддержки любимым супругом, ушедшим из жизни.
Людмила Александровна разрешила мне использовать эти письма, искренние и бесхитростные, в своих литературных произведениях, и я верю, что её откровения вызовут в читателях и эмоции, и собственные размышления, способные благотворно повлиять на их судьбы.
Ну, а теперь я позволю себе знакомить дорогих читателей с фрагментами её писем, свободно сочетая эти фрагменты друг с другом и внося в них, по своему усмотрению, разные элементы литературного редактирования, вплоть до смыслового и художественного развития, но при этом тщательно заботясь о сохранении эмоционального настроя повествования и точности изложения каждого факта. Пусть по существу получится наше совместное эссе с моей милой Людмилой Александровной.
Итак, давайте, дорогой читатель, пройдем вместе по тропе познания некоторых штрихов жизни моей школьной учительницы, ныне моего большого друга. А говоря проще, заглянем в её письма…
* * *
Случилось так, что я, 24-летняя Людмила, встретилась в Риге с мужчиной по имени Саша, который с первой встречи полюбил меня глубоко и страстно. И эта любовь владела им всю жизнь, в течение 30 лет, тщетно ожидая взаимности.
Да, меня как женщину, увы, не тронуло его чувство, мне было комфортно пребывать в плавном течении своих эмоций, далеких от трепетного возбуждения, – эмоций, рождаемых созерцанием спокойных пейзажей Рижского взморья.
Сохранилась у меня давняя фотография тех дней. Я сижу на камнях у речушки, неторопливо текущей параллельно морскому берегу приблизительно в 200 метрах от моря. Речка значительно заросла камышом и травами. Здесь есть маленькая прокатная лодочная станция – и я несколько раз каталась на лодке по этой речушке…
Теперь не помню, кто был моим спутником и сделал этот снимок. На мне красивое платье кирпичного цвета, купленное в Москве, на Кузнецком мосту, в модном ателье шерстяных тканей. А еще купила себе там тёмно-синий костюм (жакет и юбку) и очень любила его. В Москве я бывала проездом.
На той фотографии я сижу на камнях и что-то рассматриваю вдали в легкой задумчивости. И нет в моей душе ожидания любовных приключений. Мне спокойно и хорошо…
* * *
Расскажу немного об упомянутом выше Саше Грошеве и его жизни.
С самого начала я определила его как человека "не от мира сего".
Он действительно отличался от других мужчин. Нежный, мягкий по натуре. Его нельзя представить грубым, резким, дерзким.
И у него были свои устойчивые интересы. Он увлекался радиомеханикой: разбирал и собирал старые радиоприемники. В мире искусств любил серьезную музыку, посещал симфонические концерты, оперные спектакли, был неравнодушен и к оперетте. При своей бедности он не пропускал гастроли оперных театров, приезжающих в Ригу.
Каждой соседке по этажу дарил 8 марта цветок и шоколадку. Конечно, они уважали своего тихого, скромного соседа.
Саша не интересовался политикой, был чужд скандалам на улице и в транспорте.
Всю свою жизнь он был беден. Трудился и в Риге, и в Киеве рядовым работником химической промышленности, где зарплата была невысокой – жил на гроши. В Киев он приехал к старой тете, которая оставила ему в наследство кровать с панцирной сеткой и старый шкаф для одежды.
Вот такой человек "не от мира сего" полюбил меня с первой встречи.
* * *
Попробую рассказать о Саше несколько подробнее. Мой дальнейший рассказ будет базироваться только на собственных отрывочных познаниях, наблюдениях и выводах из них. Сам Саша никогда не рассказывал мне обстоятельно о своём прошлом, в частности, о семье, в которой он вырос, о его участии в Великой Отечественной войне.
Александр Яковлевич Грошев родился на 6 лет раньше меня, 23 марта 1924 года, полагаю, что в Ленинграде (там живет его сестра и на одном из кладбищ, в мемориальном месте для хранения урн с прахом кремированных людей, есть уголок для их семьи.
Саша – русский, не латыш. Когда и почему попал в Латвию, не знаю. Видимо, он давно жил среди латышей, хорошо говорил на их языке и знал их обычаи. Волнуясь, нередко вставлял в свою русскую речь латышские слова и фразы. Речь Саши мягкая, без хрипоты, Движения плавные, небыстрые. Общителен, вежлив, дружелюбен к окружающим людям, что, конечно, вызывало их симпатию. Он среднего роста, широкоплеч, с правильными чертами лица. Его можно назвать красивым. По внешнему виду его вполне можно принять за латыша.
Перед началом Великой Отечественной войны Саша окончил 10-й класс школы. Его год рождения был призывным. Юношей, родившихся в этом году, призывали в армию и сразу отправляли на фронт. Так было и с Сашей Грошевым. Очень скоро в сражениях он был контужен, возможно и ранен, отправлен в тыловой госпиталь, где его лечили от контузии. По окончании лечения его списали из армии, присвоив инвалидность третьей группы.
Так он стал невоеннообязанным и инвалидом войны. Вернулся в Ригу. К этому времени Латвия уже была освобождена от оккупации. Чтобы восстановить знания, Саша снова окончил 10-й класс, теперь в вечерней школе, и поступил в Рижскую академию, на химический факультет. Получив диплом по окончании учебы, он начал работать в химическом институте Риги рядовым работником с маленькой зарплатой. И пенсия инвалида войны была мизерной. Так что с самого начала гражданской жизни после военной службы он был беден. А надо где-то жить, одеваться и прокормить себя, да еще с подорванным здоровьем, инвалидностью от контузии. Как он жил, выкручивался, мне трудно представить…
* * *
Лето 1954 года. Прошел мой второй преподавательский год в нашей школе города Ангарска, а твой, Юра, последний, десятый ученический.
Папа купил мне путевку в санаторий на Рижском взморье, в Майори, на июль. Я прилетела в Москву, затем впервые приехала поездом в столицу Латвии Ригу. С вокзала на взморье идут электрички, в Майори они привозят минут за 30.
Санаторий находится почти рядом со станцией. Меня поместили в палату, находящуюся в маленьком домике. Вокруг – высокие сосны на песчаной почве. До пляжа 20–30 минут ходьбы. Весь путь – по очень светлому песку, встречаются маленькие песчаные дюны. Курортники загорают на песке. Балтийское море мелкое у берегов: чтобы погрузиться в воду по пояс, долго удаляешься от берега.
Пусть вступлением к рассказу о том, что увидел я в новых письмах Людмилы Александровны, станет маленький фрагмент из моей предшествующей книги «Нам доверено судьбою быть людьми».
Вот что в начале нашей переписки очень кратко сообщила мне Людмила Александровна о своей долгой жизни после расставания с нашим Ангарском:
"После переезда в 1964 году из Ангарска к родителям я жила и работала в школе города Димитровграда Ульяновской области. В 1985 году я ушла на пенсию и вторично вышла замуж. Моим мужем стал молдаванин – и в 1989 году мы с мужем переехали на жительство из Димитровграда в Молдавию, в Кишинев, поменяв свою квартиру. А очень скоро начался развал Союза, порожденный всеобщим разгулом национализма…"
Так моя милая Людмила Александровна, сугубо российский человек по всему мироощущению, нежданно оказалась гражданкой другой страны. Вот читаю её письмо, и страшно подумать, сколько же ещё было выходцев из России, в судьбы которых тогда грубо вмешались деяния политических авантюристов!
Я также узнал, что Людмила Александровна получила и ещё один жестокий удар судьбы на прекрасной, но всё же неродной молдавской земле: она потеряла второго мужа и живет по большому счету одиноко за пределами своей любимой России. Нет, я вовсе не хочу обидеть живущую с ней внучку её мужа, более того, радуюсь, что она есть в жизни моей очень пожилой учительницы, уже несколько лет назад прошедшей рубеж своего 90-летия. Но ведь я тоже немолод и осознаю, как непросто остаться в старости без родного, любящего человека близкого по возрасту, особенно находясь вне Родины. Дети и внуки, при всех их добрых человеческих качествах, всё же не могут вполне восполнить потерю любимого супруга…
И вновь мои недобрые мысли обращены к тем политическим авантюристам, которые развалили нашу единую страну, насильно превратив в эмигрантов миллионы россиян…
Новые письма Людмилы Александровны кратко повествуют о мотивах любви в её жизни, начиная от подчас опрометчивых эпизодов молодости, затем о многих годах женского одиночества и тайного желания настоящего семейного счастья, о недолгом присутствии этого счастья в судьбе, а в итоге о невеселой старости без духовной поддержки любимым супругом, ушедшим из жизни.
Людмила Александровна разрешила мне использовать эти письма, искренние и бесхитростные, в своих литературных произведениях, и я верю, что её откровения вызовут в читателях и эмоции, и собственные размышления, способные благотворно повлиять на их судьбы.
Ну, а теперь я позволю себе знакомить дорогих читателей с фрагментами её писем, свободно сочетая эти фрагменты друг с другом и внося в них, по своему усмотрению, разные элементы литературного редактирования, вплоть до смыслового и художественного развития, но при этом тщательно заботясь о сохранении эмоционального настроя повествования и точности изложения каждого факта. Пусть по существу получится наше совместное эссе с моей милой Людмилой Александровной.
Итак, давайте, дорогой читатель, пройдем вместе по тропе познания некоторых штрихов жизни моей школьной учительницы, ныне моего большого друга. А говоря проще, заглянем в её письма…
* * *
Случилось так, что я, 24-летняя Людмила, встретилась в Риге с мужчиной по имени Саша, который с первой встречи полюбил меня глубоко и страстно. И эта любовь владела им всю жизнь, в течение 30 лет, тщетно ожидая взаимности.
Да, меня как женщину, увы, не тронуло его чувство, мне было комфортно пребывать в плавном течении своих эмоций, далеких от трепетного возбуждения, – эмоций, рождаемых созерцанием спокойных пейзажей Рижского взморья.
Сохранилась у меня давняя фотография тех дней. Я сижу на камнях у речушки, неторопливо текущей параллельно морскому берегу приблизительно в 200 метрах от моря. Речка значительно заросла камышом и травами. Здесь есть маленькая прокатная лодочная станция – и я несколько раз каталась на лодке по этой речушке…
Теперь не помню, кто был моим спутником и сделал этот снимок. На мне красивое платье кирпичного цвета, купленное в Москве, на Кузнецком мосту, в модном ателье шерстяных тканей. А еще купила себе там тёмно-синий костюм (жакет и юбку) и очень любила его. В Москве я бывала проездом.
На той фотографии я сижу на камнях и что-то рассматриваю вдали в легкой задумчивости. И нет в моей душе ожидания любовных приключений. Мне спокойно и хорошо…
* * *
Расскажу немного об упомянутом выше Саше Грошеве и его жизни.
С самого начала я определила его как человека "не от мира сего".
Он действительно отличался от других мужчин. Нежный, мягкий по натуре. Его нельзя представить грубым, резким, дерзким.
И у него были свои устойчивые интересы. Он увлекался радиомеханикой: разбирал и собирал старые радиоприемники. В мире искусств любил серьезную музыку, посещал симфонические концерты, оперные спектакли, был неравнодушен и к оперетте. При своей бедности он не пропускал гастроли оперных театров, приезжающих в Ригу.
Каждой соседке по этажу дарил 8 марта цветок и шоколадку. Конечно, они уважали своего тихого, скромного соседа.
Саша не интересовался политикой, был чужд скандалам на улице и в транспорте.
Всю свою жизнь он был беден. Трудился и в Риге, и в Киеве рядовым работником химической промышленности, где зарплата была невысокой – жил на гроши. В Киев он приехал к старой тете, которая оставила ему в наследство кровать с панцирной сеткой и старый шкаф для одежды.
Вот такой человек "не от мира сего" полюбил меня с первой встречи.
* * *
Попробую рассказать о Саше несколько подробнее. Мой дальнейший рассказ будет базироваться только на собственных отрывочных познаниях, наблюдениях и выводах из них. Сам Саша никогда не рассказывал мне обстоятельно о своём прошлом, в частности, о семье, в которой он вырос, о его участии в Великой Отечественной войне.
Александр Яковлевич Грошев родился на 6 лет раньше меня, 23 марта 1924 года, полагаю, что в Ленинграде (там живет его сестра и на одном из кладбищ, в мемориальном месте для хранения урн с прахом кремированных людей, есть уголок для их семьи.
Саша – русский, не латыш. Когда и почему попал в Латвию, не знаю. Видимо, он давно жил среди латышей, хорошо говорил на их языке и знал их обычаи. Волнуясь, нередко вставлял в свою русскую речь латышские слова и фразы. Речь Саши мягкая, без хрипоты, Движения плавные, небыстрые. Общителен, вежлив, дружелюбен к окружающим людям, что, конечно, вызывало их симпатию. Он среднего роста, широкоплеч, с правильными чертами лица. Его можно назвать красивым. По внешнему виду его вполне можно принять за латыша.
Перед началом Великой Отечественной войны Саша окончил 10-й класс школы. Его год рождения был призывным. Юношей, родившихся в этом году, призывали в армию и сразу отправляли на фронт. Так было и с Сашей Грошевым. Очень скоро в сражениях он был контужен, возможно и ранен, отправлен в тыловой госпиталь, где его лечили от контузии. По окончании лечения его списали из армии, присвоив инвалидность третьей группы.
Так он стал невоеннообязанным и инвалидом войны. Вернулся в Ригу. К этому времени Латвия уже была освобождена от оккупации. Чтобы восстановить знания, Саша снова окончил 10-й класс, теперь в вечерней школе, и поступил в Рижскую академию, на химический факультет. Получив диплом по окончании учебы, он начал работать в химическом институте Риги рядовым работником с маленькой зарплатой. И пенсия инвалида войны была мизерной. Так что с самого начала гражданской жизни после военной службы он был беден. А надо где-то жить, одеваться и прокормить себя, да еще с подорванным здоровьем, инвалидностью от контузии. Как он жил, выкручивался, мне трудно представить…
* * *
Лето 1954 года. Прошел мой второй преподавательский год в нашей школе города Ангарска, а твой, Юра, последний, десятый ученический.
Папа купил мне путевку в санаторий на Рижском взморье, в Майори, на июль. Я прилетела в Москву, затем впервые приехала поездом в столицу Латвии Ригу. С вокзала на взморье идут электрички, в Майори они привозят минут за 30.
Санаторий находится почти рядом со станцией. Меня поместили в палату, находящуюся в маленьком домике. Вокруг – высокие сосны на песчаной почве. До пляжа 20–30 минут ходьбы. Весь путь – по очень светлому песку, встречаются маленькие песчаные дюны. Курортники загорают на песке. Балтийское море мелкое у берегов: чтобы погрузиться в воду по пояс, долго удаляешься от берега.
|
В санатории на Рижским взморье. 1954 г.
А теперь маленькое отступление, требующееся для продолжения повествования. Вернусь в Ангарск.
Мои родители родом из Орла. Случилось так, что в Ангарске жила семья орловцев – инженерная пара Миша и Зина, работавшие на стройке города. И с ними жила бабушка Катя, мама Зины. Однажды бабушка по радиопередаче или еще как-то услышала фамилию нашей семьи и решила узнать, кто в Ангарске имеет эту фамилию. В итоге добралась до нашего дома и вдруг нашла близких ей знакомых. Уверяла, что мою маму малюткой на руках держала. С того времени бабушка Катя, почти как родственница, зачастила к нам и помогала маме в засолке огурцов, помидоров, капусты, в чём она была хорошо сведуща.
Позже выяснилось, что сын бабушки Кати Сережа со своей семьей живет в Риге. И, конечно, его адрес был дан мне перед моей поездкой в Ригу, на курорт.
Возвращаюсь в Ригу.
В первое же воскресенье свободное от санаторных процедур, я поехала в этот город, знакомиться с Сережей и его семьей. Он жил недалеко от железнодорожного вокзала. Меня хорошо приняли: ведь я – от его мамы и сестры. Сережа, его сестра Тоня, её мама и брат Ваня жили в маленькой, тесной двухкомнатной квартире "хрущевского" дома.
Когда я пришла, там оказался друг Вани Саша Грошев. Так что я встретилась и познакомилась с Сашей в семейном доме. Мне было тогда 24 года, а ему 30. Потом выяснилось, что я ему понравилась и даже больше – запала в сердце. Ка говорится, он полюбил меня с первого взгляда. Эта любовь пришла к нему безответно на всю оставшуюся жизнь, более чем на 30 лет, до 1985 года.
Мои родители родом из Орла. Случилось так, что в Ангарске жила семья орловцев – инженерная пара Миша и Зина, работавшие на стройке города. И с ними жила бабушка Катя, мама Зины. Однажды бабушка по радиопередаче или еще как-то услышала фамилию нашей семьи и решила узнать, кто в Ангарске имеет эту фамилию. В итоге добралась до нашего дома и вдруг нашла близких ей знакомых. Уверяла, что мою маму малюткой на руках держала. С того времени бабушка Катя, почти как родственница, зачастила к нам и помогала маме в засолке огурцов, помидоров, капусты, в чём она была хорошо сведуща.
Позже выяснилось, что сын бабушки Кати Сережа со своей семьей живет в Риге. И, конечно, его адрес был дан мне перед моей поездкой в Ригу, на курорт.
Возвращаюсь в Ригу.
В первое же воскресенье свободное от санаторных процедур, я поехала в этот город, знакомиться с Сережей и его семьей. Он жил недалеко от железнодорожного вокзала. Меня хорошо приняли: ведь я – от его мамы и сестры. Сережа, его сестра Тоня, её мама и брат Ваня жили в маленькой, тесной двухкомнатной квартире "хрущевского" дома.
Когда я пришла, там оказался друг Вани Саша Грошев. Так что я встретилась и познакомилась с Сашей в семейном доме. Мне было тогда 24 года, а ему 30. Потом выяснилось, что я ему понравилась и даже больше – запала в сердце. Ка говорится, он полюбил меня с первого взгляда. Эта любовь пришла к нему безответно на всю оставшуюся жизнь, более чем на 30 лет, до 1985 года.
|
Александр Грошев
Сегодня скажут, что это неправдоподобно, нереально. Да, в 21-м веке всё скоростное. За несколько месяцев пара может встретиться, познакомиться, влюбиться, пожениться, да еще и развестись. Довольно часто в городских ЗАГСах количество зарегистрированных разводов больше, чем количество зарегистрированных браков за тот же период времени. Но в 20-м веке, после Великой Отечественной войны, как правило, создавались прочные браки. В прошедшие годы того же 21-го века россияне праздновали немало золотых свадеб.
Итак, лето 1954 года, я отдыхаю в санатории возле Риги. Уже знаю, что понравилась Саше Грошеву – и он хочет видеть меня. Пару раз он приезжал ко мне в санаторий, но я, словно капризная девчонка, быстро провожала его на электричку. Не увлеклась им, так уж получилось. Зато увлеклась другим парнем.
* * *
В санатории была волейбольная площадка, и по вечерам молодежь играла там в волейбол. Я была любительница волейбола и тоже приходила туда поиграть. В один из вечеров там появился новый юноша. В следующие вечера он приходил тоже. Его звали Борис, он жил с родителями и работал в Риге. Был приблизительно моего возраста, может быть, чуть моложе. Являлся спортсменом-велосипедистом. Возле нашего санатория находился велотрек, где велосипедисты ездили по наклонной трассе. Борис тоже там тренировался. Вот почему он заметил нашу волейбольную площадку и решил её посетить.
Он начал ухаживать за мной. Мы ездили в Ригу, он знакомил меня с ней. Завел меня в кафе. Посещение кафе вдвоем с мужчиной произошло впервые в моей жизни. Я была смущена. Мы что-то поели, что-то выпили, побеседовали и ушли. Я сделала несколько фотоснимков на память.
…Шли дни, подходило время моего отъезда домой. В день отъезда приезжает Саша. Задаю довольно нелепый вопрос: "Зачем приехал?" Он ответил так. Работников их отдела направили помогать в полевых работах совхозу, находящемуся далеко от Риги и от электрички. А он хочет отвезти мой чемодан в Ригу, на вокзал. Чтобы приехать ко мне, он отшагал много километров до электрички. Я, несколько опьянённая знакомством с Борисом, заявила, что эта помощь мне не нужна, и тут же проводила Сашу на электричку. До неё было 10 минут хода.
Вот так резко, грубо я с ним поступила, защищая от его присутствия своё предстоящее вожделенное прощание с пробудившим моё сердце Борисом. Сегодня мне стыдно за тот свой поступок. Как стремительно может повредить поведению девушки избалованность вниманием мужчин!..
На вокзале в Риге меня, естественно, провожал Борис. И там произошли события, о которых не могу не рассказать.
Чемодан уже в купе. Мы с Борисом стоим у двери вагона. Объявляется отправление поезда. Я поднялась в вагон. Рядом – проводница.
Поезд трогается. И – о, ужас! – Борис внезапно запрыгивает в вагон, видимо, сам того не ожидая. Поезд набирает скорость – назад хода нет. Я – в испуге и растерянности: юноша из-за меня совершил такой безумный поступок. Надо ждать первой остановки, а она будет только через 60 километров. И мы с ним стояли в тамбуре до этой остановки. Так заканчивался наш легкий "курортный роман". Его продолжения не случилось – обычное явление для этих "романов".
Вскоре после приезда домой, в Ангарск, я получаю от Саши почтовую открытку. Из неё узнаю, что Саша наблюдал на вокзале мой отъезд. Он стоял в сторонке и видел всё произошедшее. И написал мне, что рад моему благополучному отъезду. Вот таков был Саша…
* * *
Наша следующая встреча с Сашей была летом 1955 года. В то лето я приехала в Ригу, чтобы встретиться со своим двоюродным братом Анатолием, который жил и работал в Вентспилсе, портовом городе Латвии. В это же время в гости к Сергею приехала из Ангарска его сестра Зина с мужем Михаилом, оставив своих двух сыновей-школьников при бабушке Кате. В маленькой квартире собрались семь человек. Было радостно и весело. Но мы, ангарчане, дома не засиживались, с утра отправлялись знакомиться с Ригой. Утром приходил Саша Грошев, был нашим отличным экскурсоводом. Он очень хорошо знал Ригу и её окрестности.
День за днем мы знакомились с достопримечательностями Риги. Начали с центра. Совсем близко от театра оперы и балета возвышается гранитный столб с человеческой фигурой вверху. Побывали мы возле огромного памятника Лацису. Посетили большой православный храм, богатый и впечатляющий. Познакомились с центральными улицами города, узнали их названия.
На следующий день мы отправились на мемориальные кладбища Риги. Начали с кладбища – памятника жертвам Первой мировой войны. К центру мемориала ведет широкая дорога, по обе стороны которой, на всём её протяжении, стоят высокие ивы со свисающими, "скорбящими" ветвями. Дорога доводит до захоронений. Могилы здесь плоские, с дерновым покрытием и мраморной дощечкой у изголовья, на которой написаны имя и дата гибели (если известны). У начала кладбища возвышается во весь рост фигура скорбящей женщины-матери. Всё это впечатляет посетителей, остается в памяти надолго.
Затем мы осмотрели кладбище многотысячных жертв Великой Отечественной войны – воинов, погибших при освобождении Латвии.
Посещение двух кладбищ длилось несколько часов. Мы устали и вернулись домой. А на следующее утро Саша предложил нам посетить природный парк за пределами города. Мы согласились. Это огромный лесной массив, в основном с лиственными деревьями и кустарниками. Лес занимает впадину между холмами. За ним ухаживают, но в нём не было аллей по типу городского парка. Пробирались по лесу тропинками между деревьями. Массив имеет по бокам подобие стен в виде огромных плит, спустившихся с высоты. Для отдыха можно посидеть на траве, на боковых ответвлениях ствола деревьев, или, кое-где, на больших камнях. Воздух чист, с обилием кислорода. Здесь хорошо спасаться от летней жары.
Полдня мы бродили по тропинкам, немного устали, захотелось перекусить. Получив удовольствие от этой прогулки, вернулись в город. Перекусили в кафе и отправились на мост через главную реку Латвии – величественную Даугаву. Стоя у перил, наблюдали за её течением, фотографировались. И – домой, отдохнуть.
А на вечер у нас были куплены билеты в театр, на балет "Золушка". Трудно выразить то восхищение, которое осталось от театра и превосходного балетного спектакля!
Во время нашего знакомства с достопримечательностями Риги Саша был очень внимателен ко мне, заботлив. Было заметно его любовное отношение, он его не скрывал. Но во мне, увы, ответного чувства не пробуждалось. Я была строга с ним. Как правило ему разрешалось только подержать меня за руку, лишь иногда шаловливо позволяла поцеловать себя в щеку – никакого сближения, никаких предпосылок потепления в будущем. Вот такое своеобразие молодости. Сегодня, через много лет, уверенно объяснить себе это не могу.
Так мы с Сашей и расстались тогда…
* * *
…В Ангарске жизнь моя шла своим чередом. Я вся – в работе. Избрана секретарем учительско-ученической комсомольской организации. Это прибавило дел: кроме уроков, организация вечернего досуга старшеклассников. Однажды зимой, на праздновании дня рождения у моих друзей познакомилась с парнем по имени Вадим. Он был другом именинника, отслужил с ним свой срок в армии.
Вадим начал ухаживать за мной. После окончания моих вечерних мероприятий со старшеклассниками провожал меня домой. У меня возникла иллюзия, что его присутствие делает мою жизнь теплее и уютнее. И в 1958 году, как оказалось, опрометчиво, я вышла за него замуж.
Написала о своем замужестве Саше Грошеву. В своем ответе он сообщил, что это не имеет для него значения, поскольку я остаюсь в его сердце навсегда. К каждому Новому году и моему Дню рождения он присылал мне поздравления.
Моё замужество не стало счастливым и через пять лет завершилось разводом. Детально излагать эту ситуацию не хочется – она достаточно банальна: мы оказались не нужны друг другу. Невольно вспоминаются слова легендарной американской певицы Шер: "Я никогда не была так одинока, как в браке с Сонни… Проблема некоторых женщин заключается в том, что они сначала сильно возбуждаются из-за ничего, а потом за это ничего выходят замуж". Отмечу, что, к моей радости, мы развелись мирно и спокойно. Шло лето 1964 года.
Весной этого года папа, будучи офицером МВД, вышел на пенсию, и родители решили на старости лет жить в городе Мелекессе Ульяновской области. Они уехали, а я осталась дорабатывать учебный год в Ангарске. В июле я улетела к ним – нам всем хотелось быть вместе. Началась моя жизнь на Средней Волге.
* * *
К тому времени Саши Грошева уже не было в Риге, он уехал жить и работать в Киев. Сначала поселился у старой тети, а затем получил однокомнатную квартиру в "хрущевском" доме, в новом жилом районе за Днепром…
Но надо вернуться на несколько лет назад и поведать о Сашином житье-бытье в Риге. О его житье-бытье рассказал мне друг Саши Ваня.
Институт, где учился Саша, не обеспечивал своих студентов общежитием. В маленьком домике на окраине города Саша снял себе угол у одинокой женщины Маши, что была старше него. Но и угол надо оплачивать, а денег у него на это при скудной пенсии инвалида войны, не хватало. Хозяйка оказалась опытной женщиной и скоро отвела ему "угол" в своей кровати, рядом с собой. Так безропотный бедный студент стал неофициальным мужем этой женщины. А через год Маша родила сына. Вот такие дела… Маша не очень заботилась о питании своего неофициального мужа, обижала его. А он, хотя не испытывал к ней любви, помогал ей как мог.
Уже живя и работая в Киеве, он отсылал ей, растившей их сына, половину своей зарплаты. И каждый свой отпуск, чаще в августе, проводил в Риге, но не загорал на пляже, а заготовлял ей дрова на зиму. Об этом Саша писал мне в письмах.
Пожалуй, здесь уместно продолжить и завершить тему Саши и его сына.
Шли годы… Сын вырос и стал работать в рыболовецком хозяйстве. Бригада рыбаков постоянно уходила для ловли рыбы на маленькой шхуне часто далеко от берега. А Балтийское море бурное, грозное, со штормами. Саша настоятельно просил сына бросить эту работу и трудиться на берегу, без уходов в море. Этого не случилось.
Вскоре Александр Грошев получил сообщение о гибели его сына. В шторм море поглотило всех моряков шхуны навечно. Саша очень болезненно пережил смерть сына – знаю это из его письма. Да, непросто складывалась жизнь Саши…
Однажды навестила я Сашу в Киеве и съездила с ним в Одессу. Поведаю чуть-чуть об этом.
Мы вместе отправились в речной порт и купили билеты на теплоход, отправляющийся вниз по Днепру до городка на берегу моря. Следующим утром мы покинули теплоход и пересели на глиссер, на котором прибыли в Одессу. В городе я повезла Сашу к друзьям моих родителей по Ангарску Севастьяновым. Это Павел Иванович и Жозефина Каликатовна. При сталинском режиме они отсидели 10 лет в Мурманской области за анекдот в их присутствии. Потом их реабилитировали, но здоровье было подорвано. Он поработал бухгалтером в Ангарске, затем они уехали в Одессу, где он нашел работу. Их дом был в центре Одессы. Они жили в одной небольшой комнате на втором этаже, с соседями в другой. Нас радушно приняли, Саша спал на балконе. Мы с Сашей пару дней погуляли по городу, а затем он улетел в Ригу. Через несколько дней я улетела домой.
После посещения Одессы наши взаимоотношения с Сашей продолжались. В дни школьных каникул я два раза приезжала к нему в Киев. А он приехал к нам, чтобы познакомиться с моим папой и просить моей руки. В душе я уже была согласна на союз с ним. Но не могла оставить папу, уехав в Киев. А Саша не видел возможности бросить там квартиру и работу.Эти два неодолимых "не могу" не позволили нам тогда соединить наши жизни. И всё осталось по-прежнему…
Каждый месяц я получала три письма, наполненные любовью и обожанием. Отвечала реже…
Так я и осталась Саше навсегда не более чем другом молодости. И лишь на закате жизни с легкой грустью спрашиваю себя: чего мне столь долго не хватало в нем для рождения в душе моей любви к этому прекрасному человеку? А что заставило его пронести через десятилетия своей жизни безответную, а потому похожую на безрассудство, любовь ко мне? Нет у меня ответов на эти вопросы, понимаю только, что чувство любви таинственно и непостижимо для холодного разума…
В июне 1985 года я получила письмо из Ленинграда от сестры Саши. В письме сообщалось, что он внезапно скончался. Сестра кремировала его и увезла урну с прахом в Ленинград. Так завершилась 30-летняя любовь Александра Грошева. Светлая память о нем хранится в моём сердце…
* * *
Моя жизнь, наполненная вдохновляющей меня преподавательской и общественной деятельностью продолжалась в Мелекессе, названном в 1972 году Димитровградом в честь 90-летия со дня рождения видного болгарского деятеля международного коммунистического и рабочего движения Георгия Димитрова. Я работала в школе.
Меня душевно поддержали новые друзья, милые, добрые люди, обретённые мною в Поволжье, после того как я покинула Сибирь, мой любимый Ангарск, с которым сроднилась за 14 лет жизни в этом городе, родную школу с прекрасным коллективом, дорогих друзей… Когда мой педагогический стаж достиг 12 лет, ангарская школа №10 дала мне официальную характеристику, где, в частности можно было прочесть: "…опытный педагог, прекрасно знающий своё дело, требовательный учитель, умеющий работать красиво, творчески, человек глубокой и пылкой души. Людмила Александровна – замечательный воспитатель учащихся… Массу времени тратит на внеклассную работу с детьми… Принципиальная, чуткая и внимательная, она уважаема среди учителей и учащихся".
В Мелекессе – Димитровграде старалась трудиться в том же духе.
* * *
Осенью 1985 года я после 21 года "холостой" жизни (начавшейся, когда завершилось первое, неудачное замужество) соединила свою жизнь с молдаванином Владимиром Гарабажиу. А случилось это так.
Летом 1985 года я была гостьей его сестры в молдавском селе. С этой молодой сельской молдаванкой Виорикой я случайно встретилась в поезде Киев – Рига. По её приглашению, приехала со своей подругой из Саратова Галиной Трусовой в Молдавию знакомиться с жизнью селян этой республики. Мы с Галей сдружились ещё в 1969–70 годах, когда были командированы поработать в зарубежной школе, в Польше. В доме Виорики произошла наша встреча с моим будущим мужем.
Перед этим он расстался с женой (жил и работал школьным учителем математики в другом селе) и вернулся в дом родителей. А тут в гости приехали две незамужние россиянки. Он выбрал меня, хоть я была старше его. До этого благополучно жила два десятка лет с родителями и вроде бы не тужила, не страдала от женского одиночества. И вдруг… Сама была удивлена своему быстрому согласию на новое замужество. Быть может, это какая-то необъяснимая воля судьбы. Как говорится, всё бывает…
Муж четыре года прожил со мной в России, работал. Но, естественно, рвался на родину, к родному языку. Уговаривал меня на переезд. А в феврале 1988 года умер мой папа в возрасте 80 лет. Возникло мучительно печальное время для меня. И тут, расслабившись от уговоров мужа, я сдалась и решилась обменять нашу квартиру на Кишинев. Друзья, знакомые отговаривали от переезда – аж устала от их натиска. Но, приняв решение, была упрямой, и моё упрямство победило: решение осталось неизменным. Вот так в 59 лет я переселилась в Кишинев. А очень скоро начался развал Союза, порожденный всеобщим разгулом национализма. Задержись я немного с переездом – никогда бы не оказалась здесь. Хочется воскликнуть почти словами песни: хороша страна Молдавия, а Россия лучше всех!
Приехали мы в Кишинев в июне 1989 года на машине мужа "Жигули". А с августа по февраль он ходил в поликлинику на прием к бездушным хирургам в связи с болью в ноге. Эти двое неучей поставили ему диагноз – наличие шпоры и полгода гоняли его по разным электропроцедурам, пока не началась гангрена. Лечить надо было болезнь кровеносных сосудов, о которой он, естественно, не знал. В итоге он потерял ногу.
Итак, лето 1954 года, я отдыхаю в санатории возле Риги. Уже знаю, что понравилась Саше Грошеву – и он хочет видеть меня. Пару раз он приезжал ко мне в санаторий, но я, словно капризная девчонка, быстро провожала его на электричку. Не увлеклась им, так уж получилось. Зато увлеклась другим парнем.
* * *
В санатории была волейбольная площадка, и по вечерам молодежь играла там в волейбол. Я была любительница волейбола и тоже приходила туда поиграть. В один из вечеров там появился новый юноша. В следующие вечера он приходил тоже. Его звали Борис, он жил с родителями и работал в Риге. Был приблизительно моего возраста, может быть, чуть моложе. Являлся спортсменом-велосипедистом. Возле нашего санатория находился велотрек, где велосипедисты ездили по наклонной трассе. Борис тоже там тренировался. Вот почему он заметил нашу волейбольную площадку и решил её посетить.
Он начал ухаживать за мной. Мы ездили в Ригу, он знакомил меня с ней. Завел меня в кафе. Посещение кафе вдвоем с мужчиной произошло впервые в моей жизни. Я была смущена. Мы что-то поели, что-то выпили, побеседовали и ушли. Я сделала несколько фотоснимков на память.
…Шли дни, подходило время моего отъезда домой. В день отъезда приезжает Саша. Задаю довольно нелепый вопрос: "Зачем приехал?" Он ответил так. Работников их отдела направили помогать в полевых работах совхозу, находящемуся далеко от Риги и от электрички. А он хочет отвезти мой чемодан в Ригу, на вокзал. Чтобы приехать ко мне, он отшагал много километров до электрички. Я, несколько опьянённая знакомством с Борисом, заявила, что эта помощь мне не нужна, и тут же проводила Сашу на электричку. До неё было 10 минут хода.
Вот так резко, грубо я с ним поступила, защищая от его присутствия своё предстоящее вожделенное прощание с пробудившим моё сердце Борисом. Сегодня мне стыдно за тот свой поступок. Как стремительно может повредить поведению девушки избалованность вниманием мужчин!..
На вокзале в Риге меня, естественно, провожал Борис. И там произошли события, о которых не могу не рассказать.
Чемодан уже в купе. Мы с Борисом стоим у двери вагона. Объявляется отправление поезда. Я поднялась в вагон. Рядом – проводница.
Поезд трогается. И – о, ужас! – Борис внезапно запрыгивает в вагон, видимо, сам того не ожидая. Поезд набирает скорость – назад хода нет. Я – в испуге и растерянности: юноша из-за меня совершил такой безумный поступок. Надо ждать первой остановки, а она будет только через 60 километров. И мы с ним стояли в тамбуре до этой остановки. Так заканчивался наш легкий "курортный роман". Его продолжения не случилось – обычное явление для этих "романов".
Вскоре после приезда домой, в Ангарск, я получаю от Саши почтовую открытку. Из неё узнаю, что Саша наблюдал на вокзале мой отъезд. Он стоял в сторонке и видел всё произошедшее. И написал мне, что рад моему благополучному отъезду. Вот таков был Саша…
* * *
Наша следующая встреча с Сашей была летом 1955 года. В то лето я приехала в Ригу, чтобы встретиться со своим двоюродным братом Анатолием, который жил и работал в Вентспилсе, портовом городе Латвии. В это же время в гости к Сергею приехала из Ангарска его сестра Зина с мужем Михаилом, оставив своих двух сыновей-школьников при бабушке Кате. В маленькой квартире собрались семь человек. Было радостно и весело. Но мы, ангарчане, дома не засиживались, с утра отправлялись знакомиться с Ригой. Утром приходил Саша Грошев, был нашим отличным экскурсоводом. Он очень хорошо знал Ригу и её окрестности.
День за днем мы знакомились с достопримечательностями Риги. Начали с центра. Совсем близко от театра оперы и балета возвышается гранитный столб с человеческой фигурой вверху. Побывали мы возле огромного памятника Лацису. Посетили большой православный храм, богатый и впечатляющий. Познакомились с центральными улицами города, узнали их названия.
На следующий день мы отправились на мемориальные кладбища Риги. Начали с кладбища – памятника жертвам Первой мировой войны. К центру мемориала ведет широкая дорога, по обе стороны которой, на всём её протяжении, стоят высокие ивы со свисающими, "скорбящими" ветвями. Дорога доводит до захоронений. Могилы здесь плоские, с дерновым покрытием и мраморной дощечкой у изголовья, на которой написаны имя и дата гибели (если известны). У начала кладбища возвышается во весь рост фигура скорбящей женщины-матери. Всё это впечатляет посетителей, остается в памяти надолго.
Затем мы осмотрели кладбище многотысячных жертв Великой Отечественной войны – воинов, погибших при освобождении Латвии.
Посещение двух кладбищ длилось несколько часов. Мы устали и вернулись домой. А на следующее утро Саша предложил нам посетить природный парк за пределами города. Мы согласились. Это огромный лесной массив, в основном с лиственными деревьями и кустарниками. Лес занимает впадину между холмами. За ним ухаживают, но в нём не было аллей по типу городского парка. Пробирались по лесу тропинками между деревьями. Массив имеет по бокам подобие стен в виде огромных плит, спустившихся с высоты. Для отдыха можно посидеть на траве, на боковых ответвлениях ствола деревьев, или, кое-где, на больших камнях. Воздух чист, с обилием кислорода. Здесь хорошо спасаться от летней жары.
Полдня мы бродили по тропинкам, немного устали, захотелось перекусить. Получив удовольствие от этой прогулки, вернулись в город. Перекусили в кафе и отправились на мост через главную реку Латвии – величественную Даугаву. Стоя у перил, наблюдали за её течением, фотографировались. И – домой, отдохнуть.
А на вечер у нас были куплены билеты в театр, на балет "Золушка". Трудно выразить то восхищение, которое осталось от театра и превосходного балетного спектакля!
Во время нашего знакомства с достопримечательностями Риги Саша был очень внимателен ко мне, заботлив. Было заметно его любовное отношение, он его не скрывал. Но во мне, увы, ответного чувства не пробуждалось. Я была строга с ним. Как правило ему разрешалось только подержать меня за руку, лишь иногда шаловливо позволяла поцеловать себя в щеку – никакого сближения, никаких предпосылок потепления в будущем. Вот такое своеобразие молодости. Сегодня, через много лет, уверенно объяснить себе это не могу.
Так мы с Сашей и расстались тогда…
* * *
…В Ангарске жизнь моя шла своим чередом. Я вся – в работе. Избрана секретарем учительско-ученической комсомольской организации. Это прибавило дел: кроме уроков, организация вечернего досуга старшеклассников. Однажды зимой, на праздновании дня рождения у моих друзей познакомилась с парнем по имени Вадим. Он был другом именинника, отслужил с ним свой срок в армии.
Вадим начал ухаживать за мной. После окончания моих вечерних мероприятий со старшеклассниками провожал меня домой. У меня возникла иллюзия, что его присутствие делает мою жизнь теплее и уютнее. И в 1958 году, как оказалось, опрометчиво, я вышла за него замуж.
Написала о своем замужестве Саше Грошеву. В своем ответе он сообщил, что это не имеет для него значения, поскольку я остаюсь в его сердце навсегда. К каждому Новому году и моему Дню рождения он присылал мне поздравления.
Моё замужество не стало счастливым и через пять лет завершилось разводом. Детально излагать эту ситуацию не хочется – она достаточно банальна: мы оказались не нужны друг другу. Невольно вспоминаются слова легендарной американской певицы Шер: "Я никогда не была так одинока, как в браке с Сонни… Проблема некоторых женщин заключается в том, что они сначала сильно возбуждаются из-за ничего, а потом за это ничего выходят замуж". Отмечу, что, к моей радости, мы развелись мирно и спокойно. Шло лето 1964 года.
Весной этого года папа, будучи офицером МВД, вышел на пенсию, и родители решили на старости лет жить в городе Мелекессе Ульяновской области. Они уехали, а я осталась дорабатывать учебный год в Ангарске. В июле я улетела к ним – нам всем хотелось быть вместе. Началась моя жизнь на Средней Волге.
* * *
К тому времени Саши Грошева уже не было в Риге, он уехал жить и работать в Киев. Сначала поселился у старой тети, а затем получил однокомнатную квартиру в "хрущевском" доме, в новом жилом районе за Днепром…
Но надо вернуться на несколько лет назад и поведать о Сашином житье-бытье в Риге. О его житье-бытье рассказал мне друг Саши Ваня.
Институт, где учился Саша, не обеспечивал своих студентов общежитием. В маленьком домике на окраине города Саша снял себе угол у одинокой женщины Маши, что была старше него. Но и угол надо оплачивать, а денег у него на это при скудной пенсии инвалида войны, не хватало. Хозяйка оказалась опытной женщиной и скоро отвела ему "угол" в своей кровати, рядом с собой. Так безропотный бедный студент стал неофициальным мужем этой женщины. А через год Маша родила сына. Вот такие дела… Маша не очень заботилась о питании своего неофициального мужа, обижала его. А он, хотя не испытывал к ней любви, помогал ей как мог.
Уже живя и работая в Киеве, он отсылал ей, растившей их сына, половину своей зарплаты. И каждый свой отпуск, чаще в августе, проводил в Риге, но не загорал на пляже, а заготовлял ей дрова на зиму. Об этом Саша писал мне в письмах.
Пожалуй, здесь уместно продолжить и завершить тему Саши и его сына.
Шли годы… Сын вырос и стал работать в рыболовецком хозяйстве. Бригада рыбаков постоянно уходила для ловли рыбы на маленькой шхуне часто далеко от берега. А Балтийское море бурное, грозное, со штормами. Саша настоятельно просил сына бросить эту работу и трудиться на берегу, без уходов в море. Этого не случилось.
Вскоре Александр Грошев получил сообщение о гибели его сына. В шторм море поглотило всех моряков шхуны навечно. Саша очень болезненно пережил смерть сына – знаю это из его письма. Да, непросто складывалась жизнь Саши…
Однажды навестила я Сашу в Киеве и съездила с ним в Одессу. Поведаю чуть-чуть об этом.
Мы вместе отправились в речной порт и купили билеты на теплоход, отправляющийся вниз по Днепру до городка на берегу моря. Следующим утром мы покинули теплоход и пересели на глиссер, на котором прибыли в Одессу. В городе я повезла Сашу к друзьям моих родителей по Ангарску Севастьяновым. Это Павел Иванович и Жозефина Каликатовна. При сталинском режиме они отсидели 10 лет в Мурманской области за анекдот в их присутствии. Потом их реабилитировали, но здоровье было подорвано. Он поработал бухгалтером в Ангарске, затем они уехали в Одессу, где он нашел работу. Их дом был в центре Одессы. Они жили в одной небольшой комнате на втором этаже, с соседями в другой. Нас радушно приняли, Саша спал на балконе. Мы с Сашей пару дней погуляли по городу, а затем он улетел в Ригу. Через несколько дней я улетела домой.
После посещения Одессы наши взаимоотношения с Сашей продолжались. В дни школьных каникул я два раза приезжала к нему в Киев. А он приехал к нам, чтобы познакомиться с моим папой и просить моей руки. В душе я уже была согласна на союз с ним. Но не могла оставить папу, уехав в Киев. А Саша не видел возможности бросить там квартиру и работу.Эти два неодолимых "не могу" не позволили нам тогда соединить наши жизни. И всё осталось по-прежнему…
Каждый месяц я получала три письма, наполненные любовью и обожанием. Отвечала реже…
Так я и осталась Саше навсегда не более чем другом молодости. И лишь на закате жизни с легкой грустью спрашиваю себя: чего мне столь долго не хватало в нем для рождения в душе моей любви к этому прекрасному человеку? А что заставило его пронести через десятилетия своей жизни безответную, а потому похожую на безрассудство, любовь ко мне? Нет у меня ответов на эти вопросы, понимаю только, что чувство любви таинственно и непостижимо для холодного разума…
В июне 1985 года я получила письмо из Ленинграда от сестры Саши. В письме сообщалось, что он внезапно скончался. Сестра кремировала его и увезла урну с прахом в Ленинград. Так завершилась 30-летняя любовь Александра Грошева. Светлая память о нем хранится в моём сердце…
* * *
Моя жизнь, наполненная вдохновляющей меня преподавательской и общественной деятельностью продолжалась в Мелекессе, названном в 1972 году Димитровградом в честь 90-летия со дня рождения видного болгарского деятеля международного коммунистического и рабочего движения Георгия Димитрова. Я работала в школе.
Меня душевно поддержали новые друзья, милые, добрые люди, обретённые мною в Поволжье, после того как я покинула Сибирь, мой любимый Ангарск, с которым сроднилась за 14 лет жизни в этом городе, родную школу с прекрасным коллективом, дорогих друзей… Когда мой педагогический стаж достиг 12 лет, ангарская школа №10 дала мне официальную характеристику, где, в частности можно было прочесть: "…опытный педагог, прекрасно знающий своё дело, требовательный учитель, умеющий работать красиво, творчески, человек глубокой и пылкой души. Людмила Александровна – замечательный воспитатель учащихся… Массу времени тратит на внеклассную работу с детьми… Принципиальная, чуткая и внимательная, она уважаема среди учителей и учащихся".
В Мелекессе – Димитровграде старалась трудиться в том же духе.
* * *
Осенью 1985 года я после 21 года "холостой" жизни (начавшейся, когда завершилось первое, неудачное замужество) соединила свою жизнь с молдаванином Владимиром Гарабажиу. А случилось это так.
Летом 1985 года я была гостьей его сестры в молдавском селе. С этой молодой сельской молдаванкой Виорикой я случайно встретилась в поезде Киев – Рига. По её приглашению, приехала со своей подругой из Саратова Галиной Трусовой в Молдавию знакомиться с жизнью селян этой республики. Мы с Галей сдружились ещё в 1969–70 годах, когда были командированы поработать в зарубежной школе, в Польше. В доме Виорики произошла наша встреча с моим будущим мужем.
Перед этим он расстался с женой (жил и работал школьным учителем математики в другом селе) и вернулся в дом родителей. А тут в гости приехали две незамужние россиянки. Он выбрал меня, хоть я была старше его. До этого благополучно жила два десятка лет с родителями и вроде бы не тужила, не страдала от женского одиночества. И вдруг… Сама была удивлена своему быстрому согласию на новое замужество. Быть может, это какая-то необъяснимая воля судьбы. Как говорится, всё бывает…
Муж четыре года прожил со мной в России, работал. Но, естественно, рвался на родину, к родному языку. Уговаривал меня на переезд. А в феврале 1988 года умер мой папа в возрасте 80 лет. Возникло мучительно печальное время для меня. И тут, расслабившись от уговоров мужа, я сдалась и решилась обменять нашу квартиру на Кишинев. Друзья, знакомые отговаривали от переезда – аж устала от их натиска. Но, приняв решение, была упрямой, и моё упрямство победило: решение осталось неизменным. Вот так в 59 лет я переселилась в Кишинев. А очень скоро начался развал Союза, порожденный всеобщим разгулом национализма. Задержись я немного с переездом – никогда бы не оказалась здесь. Хочется воскликнуть почти словами песни: хороша страна Молдавия, а Россия лучше всех!
Приехали мы в Кишинев в июне 1989 года на машине мужа "Жигули". А с августа по февраль он ходил в поликлинику на прием к бездушным хирургам в связи с болью в ноге. Эти двое неучей поставили ему диагноз – наличие шпоры и полгода гоняли его по разным электропроцедурам, пока не началась гангрена. Лечить надо было болезнь кровеносных сосудов, о которой он, естественно, не знал. В итоге он потерял ногу.
|
Людмила Александровна с Владимиром Гарабажиу
Вторую ногу он более 20 лет спасал в больницах Кишинева у настоящих хирургов. Он мужественно прожил с одной ногой 21 год. Все эти годы без устали трудился дома, изготовляя по своим расчетам первоклассные аппараты для зарядки электроаккумуляторов, имевшие большой спрос на рынке машин в зимнее время. Его аппараты были качественные, аккуратные, красивые и легкие. Трудно было жить, но он никогда не жаловался, не хныкал. Лечился и трудился.
А в 2011 году при падении сломал кость второй ноги. И вскоре, утром 15 июля, Владимир Гарабажиу умер. Это произошло совершенно неожиданно для меня. Я растерялась. Но в это время к дому подъезжала на троллейбусе его младшая сестра Веорика, которая, по приглашению Владимира, приехала из его родного села. Она, конечно, помогла мне перенести удар. Сообщили о беде его дочерям, они приехали во второй половине дня. Его с почестями похоронили на огромном кишиневском кладбище, зарегистрировав рядом с его могилой резервное место для меня – таким было его желание.
Мы ежегодно отмечаем даты его рождения и смерти, при этом вручаем соседям и его друзьям поминальные пакеты. Вечная память нашему дорогому, доброму, мужественному, талантливому Владимиру Гарабажиу.
А я проживаю свой 94-й год, в жизнь приходит всё больше мук и страданий возраста. Понимаю, что недалек тот день, когда мы снова будем рядом, любимый мой Володя…
А в 2011 году при падении сломал кость второй ноги. И вскоре, утром 15 июля, Владимир Гарабажиу умер. Это произошло совершенно неожиданно для меня. Я растерялась. Но в это время к дому подъезжала на троллейбусе его младшая сестра Веорика, которая, по приглашению Владимира, приехала из его родного села. Она, конечно, помогла мне перенести удар. Сообщили о беде его дочерям, они приехали во второй половине дня. Его с почестями похоронили на огромном кишиневском кладбище, зарегистрировав рядом с его могилой резервное место для меня – таким было его желание.
Мы ежегодно отмечаем даты его рождения и смерти, при этом вручаем соседям и его друзьям поминальные пакеты. Вечная память нашему дорогому, доброму, мужественному, талантливому Владимиру Гарабажиу.
А я проживаю свой 94-й год, в жизнь приходит всё больше мук и страданий возраста. Понимаю, что недалек тот день, когда мы снова будем рядом, любимый мой Володя…
|
На могиле мужа Владимира Гарабажиу. Кишинев, 2021 г.
_______________
Тема любви бесконечна, неисчерпаема, как темы юности, старости, благородства, предательства и многих других аспектов нашей жизни. Необычность. загадочность, непостижимость, таинственность, которые бывают присущи сфере любви и которые А.С. Пушкин назвал её странностями, будут вечно волновать поэтов, прозаиков и их читателей. Люди будут говорить и говорить об этом и никогда не наговорятся.
Вот и мы с Вами обратили внимание на несколько живых штрихов темы любви, включившись в тот вечный разговор, к чему ещё давным-давно призвал всех великий русский поэт. Возможно, это оставит какой-то след в Вашей душе, дорогой читатель…
Тема любви бесконечна, неисчерпаема, как темы юности, старости, благородства, предательства и многих других аспектов нашей жизни. Необычность. загадочность, непостижимость, таинственность, которые бывают присущи сфере любви и которые А.С. Пушкин назвал её странностями, будут вечно волновать поэтов, прозаиков и их читателей. Люди будут говорить и говорить об этом и никогда не наговорятся.
Вот и мы с Вами обратили внимание на несколько живых штрихов темы любви, включившись в тот вечный разговор, к чему ещё давным-давно призвал всех великий русский поэт. Возможно, это оставит какой-то след в Вашей душе, дорогой читатель…