Когда в работе есть изюминка...

---

ЭССЕ В ДОВЕРИТЕЛЬНЫХ ВОСПОМИНАНИЯХ И РАЗМЫШЛЕНИЯХ
​​

Не дорог квас, дорога изюминка в квасу.
Русская пословица
​

      Мы, пожалуй, столь редко вспоминаем слово "изюминка" в его переносном значении, что не всегда могли бы без затруднения раскрыть чётко это его значение. Словари русского языка предлагают, в частности, следующую трактовку: "Изюминка – яркое своеобразие, придающее кому-либо или чему-либо привлекательность". Яркое своеобразие, придающее привлекательность! Я бы добавил еще одно слово – и получилось бы: "Яркое и эффективное своеобразие…". Полагаю, такое уточнение вполне соответствует всему дальнейшему повествованию.
      А смогут ли мои доверительные воспоминания и размышления вызвать некоторый интерес читателя?
      Не стану мудрствовать по этому поводу. И никого не принуждаю прочесть их. Покажутся они ему неинтересными – он просто перестанет их читать. Никаких проблем…
      Но всё же почему я решил их излагать? Чтобы внести ясность по этому справедливому вопросу, начну с одного давнего воспоминания.
      Я, будучи в 1971 году старшим научным сотрудником размещенного в Москве ВНИИ буровой техники, кандидатом технических наук, начал тогда свою эпопею бесчисленных командировок в нефтяные, а позже и газовые районы Тюменской области в целях промышленных испытаний и широкого внедрения новых технико-технологических комплексов для строительства скважин.
      В том же году я познакомился с начальником производственно-технического отдела Нижневартовской конторы бурения моим ровесником Заки Шакировичем Ахмадишиным, тоже большим энтузиастом технического прогресса. Мы крепко дружили с ним почти 50 лет. Я сообщаю о нашей дружбе в прошедшем времени, поскольку недавно, в нынешнем, 2020 году, он неожиданно ушел из жизни. Это для меня большое горе, а о его семье, с которой дружу столько же лет, даже не говорю…
      В дальнейшем я, конечно, расскажу кое-что о том, как умел работать с изюминкой мой друг Заки Шакирович. А пока – об одном его высказывании в начале далеких 70-х годов прошлого века. Оно и стало той искоркой, из которой на закате моей жизни возгорелось это скромное повествование, предлагаемое уважаемому читателю.
      Он тогда сказал мне: "Давай задумаемся вот о чем. Представь, что растут в одном дворе два ровесника. Их жизненные ситуации складываются довольно одинаково, стандартно: оба сначала посещают ясли, затем детский сад, затем школу, наконец институт – и выходят в трудовую жизнь. Почему же через лет двадцать кто-то них тускло "пашет" рядовым инженером, а второй стал генеральным директором крупного производственного объединения или профессором, заведующим кафедрой в университете? Конечно, проще всего тут подумать о разнице в талантах. Но разве мало есть потенциально незаурядных людей с довольно тусклой судьбой?
      Тут надо думать об огромной роли в судьбе человека его жизненной стратегии. Говоря самыми простыми словами, человеку следует постоянно стремиться к тому, чтобы его дела обладали некой творческой изюминкой, о которой другой человек даже не думает: тянет худо-бедно лямку должностных обязанностей – и хватит! Человека выделяют и возвышают в трудовом коллективе те изюминки, что украшают именно его работу.
      Опыт общения с людьми убедительно показал мне, что всегда есть причинно-следственная связь между стремлением человека работать с изюминкой и его так называемым социальным статусом. Причем этот статус не обязательно выражается в его особом должностном росте, но непременно в его высокой репутации, в глубоком уважении к нему людей разного ранга".
      Всю жизнь помню тот краткий и мудрый монолог Заки Шакировича. Он близок моей душе и думаю, что многие и многие люди, обладающие нормальным человеческим достоинством, не пройдут мимо него с безразличием. Полагаю, что иметь достоинство – это быть человеком ответственным, благородным, способным к творческому поведению в жизни. При этом стремление к лидерству – лишь факультативное свойство личности.
      Я, например, в силу своей научной квалификации, сознавал, что для меня естественно руководить творческой группой, даже научной лабораторией, чтобы коллективными усилиями реализовать определенные научно-технические задачи, но переходить на должности с масштабным администрированием, например на должность заместителя директора института или выше, категорически не желал – меня бы это психологически отягощало. Но искреннее уважение руководителями родного НИИ, министерства, производственных организаций – не буду лукавить – было мне очень дорого, создавало для меня психологический комфорт, вдохновляло меня. А базировалось это уважение, причем надежно, устойчиво, на моем постоянном стремлении решать научно-технические задачи именно с изюминкой, с некоторой эффективной неочевидностью… 
      Мне хочется развить давнее размышление Заки Шакировича на конкретных примерах, в виде лирических этюдов, развить эмоционально, но не навязчиво. Надеюсь, это коснется души каких-то читателей и сможет повлиять на их жизненное поведение. А большего мне и не нужно…
      Отмечу еще, что в настоящем повествовании использованы некоторые фрагменты из моих прежних произведений, в частности написанной совместно с Г.Б. Проводниковым книги "Сургутское сплетение".
 
 
                                                                  ПРОЩАЙ, РЕВМОКАРДИТ
 
      Начну, пожалуй, с маленькой истории из моего далекого московского детства. История-то маленькая, но в большой степени определила моё дальнейшее жизненное поведение от школьных времен до нынешней старости. Это поведение позволило мне после тяжелой болезни сердца, случившейся в пятом классе школы, деятельно и вдохновенно дожить до нынешнего возраста, почти середины девятого десятка лет, невзирая на некомфортные психологические, бытовые и климатические обстоятельства, пройденные на жизненном пути. Надеюсь пожить еще какое-то время…  
      А в центре истории, которой мне хочется поделиться вначале, – замечательный детский врач по имени Тамара Львовна (к сожалению, её несложная еврейская фамилия забылась). Когда я, пятиклассник, вдруг в конце сентября тяжело заболел ревмокардитом, ревматизмом сердца, меня начала лечить другой врач. Помню, она была какой-то громоздкой, задумчивой, медлительной, несколько таинственной. Говорила тихо и немного печально, создавая у меня ощущение чуть ли не безысходности, уж во всяком случае, абсолютной неопределенности выхода из болезни. Сердце моё, пораженное ревматизмом, стало работать вяло и неустойчиво, силы мои иссякли, я уже не вставал с кровати, и влияние врача вселяло в меня безвольную покорность коварному недугу. Врач требовала, чтобы мой постельный режим продолжался до каких-то неопределенных лучших времен…
      Я не знаю, почему через пару месяцев мой лечащий врач сменился.
      Тут я должен пояснить, что лечение моё осуществлялось на дому, и это позволило мне не остаться на второй год в пятом классе. Видимо, потому что я был хорошим учеником, моя школа (спасибо ей навек!) сотворила чудо: ко мне стали по определенному графику приходить учителя, знакомя меня с учебным материалом и давая мне чёткие домашние задания, выполнение которых затем проверяли.
      Полагаю, что моя учеба была несколько облегченной, по сравнению с одноклассниками, тем не менее, я, не посещавший классные занятия с октября до конца учебного года, был аттестован за пятый класс и в дальнейшем практически не ощущал пробелов в знаниях.
      Итак, в начале зимы вдруг произошла смена моего лечащего врача. Не знаю, почему это произошло, но меня вдруг начала лечить Тамара Львовна, маленькая подвижная женщина с твердым взглядом и решительными требованиями, нередко принципиально отличными от установок предыдущего врача.
      Тамара Львовна заявила, что болезнь хорошо поработала над тем, чтобы ослабить мое сердце, и мне незачем подыгрывать своему безжалостному ревмокардиту. Надо целеустремленно вести с ним бой – иначе кто его победит? Она потребовала, чтобы я по утрам делал легкую зарядку, сидя на кровати, а в течение дня один, а затем несколько раз садился на стул и ездил на нём по комнатам, обеспечивая это движение перемещением ног по полу. Надо, по мере сил, и питаться, и школьные задания выполнять, и просто книжки читать, сидя на стуле. Но если почувствую сильную одышку или сильно устану, нужно непременно лечь в кровать…
      Доктор объяснила мне, что моя сердечная мышца из-за болезни потеряла прежнюю эластичность, а значит, нагрузочную способность, и надо умеренными нагрузками по возможности восстанавливать её свойства.
      Помню, я несколько озабоченно пробормотал, что прежний доктор не ставила передо мной такой задачи. Тамара Львовна задумчиво помолчала, улыбнулась и сказала:
      - Но ведь теперь тебя лечу я. Ты согласен доверять мне?
      Я без энтузиазма, скорее, из вежливости, слегка кивнул головой. И тогда она продолжила:
      - Тебе повезло: у тебя впереди переходный возраст, большая перестройка организма. А значит, есть хороший шанс, что организм подлечит свои детские нарушения. Но ты должен всю дальнейшую жизнь помогать своему сердцу в сохранении хорошей формы – всегда тренировать сердечную мышцу нагрузками. Думаю, тебе не пойдут на пользу уникальные нагрузки спортивного чемпиона по марафонскому бегу, но верю, что с любой нормальной производственной работой ты будешь справляться. Повторяю, всё будет хорошо при условии, что ты всю жизнь будешь заботиться о тренировке сердечной мышцы умеренными нагрузками. Мы справимся с ревмокардитом, но миокардит, то есть некоторое ухудшение качества твоей сердечной мышцы, может ощущаться тобой всегда. И забота о ней – тренировка, а быть может, когда-то и разумное снижение нагрузок – будет проблемой всей твоей жизни. В этом нет ничего страшного – это просто здоровый образ жизни, не более того.
      Я внимательно, с интересом, слушал – такого мне ещё не говорили. А Тамара Львовна вот что еще сказала:
      - Ты знай, что я буду лечить тебя не по какой-то общей инструкции, а очень четко отслеживая, как ведет себя именно твой организм. И мы победим. Только доверяй мне, пожалуйста. Не подведешь?
      И я снова кивнул головой, но в этот раз с уверенностью…
 
                                                                            * * *
      Итак, я начал регулярно ездить по квартире на стуле, что мне очень понравилось. Пол у нас был паркетный, очень гладкий, так что это занятие не вызывало заметных трудностей.
      А когда пришла весна, Тамара Львовна увидела в окно, что мои ребята-школьники играют во дворе в волейбол. Не через сетку, а просто став в круг. Двор у нас был дружный, чего только мы не делали в нём: и крепость сооружали из каких-то плит, оставленных строителями, и по очереди катались на двухколесном велосипеде, купленном одному из нас папой, и в волейбол играли настоящим мячом, имеющимся у другого парня…
      Помню, что Тамара Львовна вышла во двор и о чем-то поговорила с ребятами, игравшими в волейбол. А вернувшись, она села на стул передо мной и с некоторой торжественностью заявила:
      - Ты молодец, хорошо сдружился со стулом. А теперь попробуй встать и походить по комнате.
      Ходить я успел разучиться и выполнял её просьбу очень неуверенно, Сделав пару кругов по комнате, я очень устал – и доктор разрешила мне сесть на любимый стул. Затем сказала:
      - Начинаем новый этап твоего выздоровления. С сегодняшнего дня тебе надо ходить по комнате, сколько сможешь. Не переутомляйся, но каждый новый день ходи подольше. Я думаю, что делать это тебе будет всё проще и проще. А через неделю мы с тобой выйдем во двор, и ты попробуешь поиграть с ребятами в волейбол. Согласен?
      Я испуганно ответил:
      - Боюсь…
      - Не надо, всё будет хорошо. Первое время я буду выходить с тобой во двор и наблюдать, как ты набираешь спортивную форму.
      Она чуть шаловливо улыбнулась. Мне стало спокойнее, и я улыбнулся тоже…
      За неделю я стал ходить довольно уверенно. И вот наступил день, когда мы с Тамарой Львовной вышли к волейболистам.
      - Ну, ребята, принимайте еще одного игрока, - обратилась она к ним. – Он будет стараться, но, к сожалению, тяжело поболел – и играть ему пока будет непросто. Но когда его игра станет нормальной, вы сможете сами себя поздравить с тем, что помогли ему совсем вылечиться. И я, доктор, скажу вам большое спасибо!
      О, как трудно давался мне волейбол! Я, оказывается, потерял координацию движений – бил по мячу довольно неуклюже. А еще я ведь не мог делать бегательных движений – и, если мяч мимо меня вылетал из круга, мог лишь небыстрым шагом двигаться вслед за ним. Но ребята вели себя удивительно тактично и терпеливо. Мне было ясно, что Тамара Львовна что-то предварительно вложила в их сознание.
 
                                                                          * * *

​      Не хочу утомлять уважаемых читателей детальным изложением своего дальнейшего выздоровления. Оно в основном длилось до окончания следующего, шестого, класса, когда я понял, что уже не являюсь "белой вороной" среди ровесников, а достиг по физическим возможностям уровня некого "середнячка". Неплохо вписывался в круг волейбольной игры, неплохо бегал (сердце начинало трудно работать только при беге на довольно длинные дистанции). Ну, и, конечно, в шестом классе нормально посещал школу (но до новогодних каникул был освобожден от уроков физкультуры), а к лету даже записался в детскую секцию спортивной ходьбы на стадионе "Динамо".
​      Тамара Львовна продолжала периодически контролировать моё здоровье и радовалась моему уверенному приближению к приемлемой физической форме. Я уже тогда понимал, что именно её смелый, нестандартный метод лечения стал основой моего столь успешного выхода из болезни – глубокая благодарность ей живет в моей душе и сегодня, на старости лет. Мне не удалось достигать заметных высот спортивного мастерства, более того, я всю жизнь чувствую, что сердце моё способно принимать лишь довольно умеренные физические нагрузки (притих, но не покинул меня миокардит), но это практически никогда не мешало тому, чтобы я воспринимался окружающими как вполне здоровый человек.
      Но не только эти приятные факты стали результатом лечения под руководством незабвенной Тамары Львовны. Под её влиянием я решил, что смело пойду в нефтяники-буровики, хотя в студенческие группы по этой специальности девчонок не принимали – работа инженера-буровика является самой некомфортной и физически тяжелой в отрасли. 

Ученик шестого класса Юра Цырин (первый слева во втором ряду) с одноклассниками и классным руководителем.

      Но меня увлекла эта работа мужественных, несгибаемых людей, когда на летних школьных каникулах я побывал на буровой в Башкирии, где отец участвовал в промышленных испытаниях нового забойного двигателя – электробура, вращающего в скважине буровое долото.
      Я, став разработчиком, исследователем и руководителем опытно-промышленного применения новых технико-технологических комплексов для бурения скважин, провел на буровых, главным образом, Западной Сибири, очень много времени на протяжении всей своей трудовой жизни. Лютые морозы, бессонные ночи и срывающие ритмичную работу буровой бригады неудачи моих экспериментов – всё бывало, испытывая мое сердце физическими и нервными нагрузками. Оно выдержало их и дало мне пожить уже почти до середины девятого десятка лет.
      Правда последние двадцать лет я уже не погружен в бурную стихию командировок на буровые предприятия и заводы-изготовители. Выйдя на пенсию по старости, я позволил свободно расцвести своим многолетним увлечениям гуманитарного характера – журналистской, редакторской и писательской деятельности. К всплеску этой деятельности я очень старательно готовился десятки лет и изучением теоретической литературы, и накоплением практического опыта, словно знал, что этот момент непременно настанет в моей жизни. Он действительно настал на старости лет и приносит мне немало радости (хотя для меня очевидно, что значимость в человеческом общежитии моей нынешней деятельности значительно скромнее, чем научно-технической).
      Огромное спасибо, дорогая Тамара Львовна! Низко кланяюсь Вашей светлой памяти…
  
 
                                                         УРОКИ АНГЛИЙСКОГО И НЕ ТОЛЬКО
 
      Моя работа в качестве инженера, ученого и изобретателя более 40 лет, до ухода на пенсию, выполнялась в среде моих дорогих технарей – производственников и научных работников. Естественно, в моем дальнейшем повествовании они будут представлены наиболее объемно. И мне бы не хотелось вклинивать в те воспоминания лирические очерки иного рода – пусть читатели, если смогут, вживутся в научно-техническую стихию и станут как бы моими попутчиками на самой долгой и разнообразной дороге моей жизни.
      Поэтому я, перепрыгнув через многие десятки лет своей судьбы, перехожу к очерку о замечательном человеке, вошедшем в неё на американской земле, куда мы с женой приехали в пенсионном возрасте, чтобы, как я написал в одном из своих стихотворений, "стареть поближе к сыну". Так уж получилось, что наш любимый сын и главный друг нашел в США желанную трудовую судьбу и почти 9 лет ждал воссоединения с родителями, что свершилось накануне 2000 года.
      Итак, прямо сейчас я поведаю об очень незаурядном, творческом человеке, который никогда не занимался научно-технической деятельностью. Он не обошел моей недавней судьбы и внес в нее свой добрый и бесценный вклад.
      Мой очерк – об Учителе, которого судьба подарила мне в Америке. Но позвольте, дорогой читатель, вначале немного сказать о себе – лишь для того, чтобы получше донести до вас то состояние души, которое побудило меня написать об этом человеке. Я в жизни своей где только не учился… И школа была, и институт, и аспирантура. И учителей у меня были десятки – тех, кого никогда не забыть, и тех, о ком никогда не вспоминал, расставшись. Да и сам обучал немало специалистов-нефтяников. Казалось бы, ничему уже не суждено всколыхнуть мое сердце в преподавательской сфере. Однако такое произошло. И, думаю, не только со мной, но и с моими одноклассниками, вместе с которыми одолевал здесь английский язык    
      Судьба подарила нам Арона Михайловича Аронова как преподавателя в Metropolitan Learning Institute, организованном в Квинсе, нашем районе Нью-Йорка. Наш Учитель, этот седеющий человек, по-юному динамичный, покорял нас многоцветием педагогического таланта. Он вел нас в увлекательную стихию английского языка, заряжая всех страстной верой в то, что мы обязательно освоимся в ней и ощутим тот особый внутренний комфорт, который неведом в нашей новой жизни человеку "без языка".

​             Спасибо, Арон Михайлович, за наши новые знания, за уроки английского, что Вы нам подарили! И все же, думаю, не менее важными уроками Учителя было и другое…
      Рос я в Москве, моя жена – в Ленинграде. Вокруг были живые драгоценные россыпи истории, театрального искусства, музыкального мира, живописи, книгохранилищ, знаменитых музеев мировой цивилизации… И вот мы увидели, что эти высоты человеческого духа являются и высотами мироощущения нашего Учителя. Да нередко освоены им получше, чем нами, хотя рос он далеко от этих столичных городов, бегал босиком по волнистым пескам пустыни. А главное – он говорит чуть ли не на десяти языках, а мы – только на русском, в который он, кстати, проник весьма глубоко.
​      К важнейшим урокам Арона Михайловича относится урок вдохновенной и неугомонной работы над собой. Общаясь с ним, невольно становишься собраннее и целеустремленнее, глубже осознаешь, что человек обязан искать силы для жизни в неустанной работе своей души…
      Когда-то, в ранней юности, Арон Михайлович намеревался посвятить себя медицине. Но обстоятельства жизни привели его к изучению языков. И это стало его любимой стихией. Овладев многими языками, он начал щедро и увлеченно делиться своими знаниями с людьми. 

Арон Михайлович Аронов.

          Ему довелось, в частности, индивидуально обучать многих людей, и учеба эта в дальнейшем помогала им достичь завидных высот карьеры. Одной из впечатляющих граней его увлеченности миссией учителя было, думаю, то, что особо талантливых учеников он всегда вел к знаниям безвозмездно. Платой становилось для него наслаждение успехами ученика. Увлеченность любимым делом – тоже среди важнейших уроков нашего Учителя.
​      Многие годы, и, быть может, особенно в Америке, где нашим переселенцам подчас очень непросто, он живет в постоянной готовности служить людям, делать их судьбы светлее и благополучнее. Вот почему он востребован жизнью широко и многогранно. Мы видели его, подчас, утомленным, но никогда – расслабленным и равнодушным. Бесконечная вереница дел проходит через щедрую душу Арона Михайловича, и всем делам там просторно и комфортно – такой уж он у нас. Только – непросто это.
      Осенью 2001 года и я впервые почувствовал тепло души этого человека. Потеряв свою скромную работу (при статусе "пароль") – отголосок ужасного нью-йоркского теракта, я, грустный и беспомощный, пришел вместе с женой в NYANA, чтобы посоветоваться с мудрым и добрым человеком А.М. Ароновым (это нам подсказали приятели). Мы ощутили неподдельное внимание, мы получили важные советы – и, быть может, самым счастливым из них был совет поступить в тот институт, где он позже делился с нами своей любовью к английскому языку.
      Стремление помочь людям по мере своих сил и возможностей, неизменное и всегда отмеченное вниманием именно к данному человеку, - еще один из важнейших уроков Арона Михайловича.
      В своем главном деле, педагогике, А.Аронов является мастером. Каждое бы дело вершили такие мастера – как бы изменилось человеческое общежитие! Он не просто ведет урок – он создает особое состояние студентов на те четыре вечерних часа, что отводятся им для общения с Учителем. Его урок – это общие веселость и возбуждение, это, более того, оптимизм, ощущение каждым пробудившейся способности провести длинный вечер в динамичной работе, не пугаться разнообразия учебных задач, это стремление не огорчить Арона Михайловича глупыми ошибками, которые он искренне переживает, пусть и с элементами волнующего артистизма, всегда точно нацеленного на благо урока. А как искренне он радуется удачам студентов в учебе! И еще: когда мы все же утомлялись изучением премудростей American English, он дарил нам интереснейшие паузы – рассказы и размышления о чем-то важном, что могло забыться, да и просто пройти мимо сознания в суете, а по существу, дарил минуты прикосновения к мудрости.
      Мастерство – и этот урок познавали мы среди важнейших уроков Учителя.
      И не могу не сказать еще об одном очень важном уроке Арона Михайловича. Да, он, несомненно, глубокий интернационалист и подчеркивал нам это неоднократно. Как-то сообщил, что у него дома есть художественно оформленные памятные уголки Москвы и Ленинграда. Но при этом он страстный и деятельный патриот своей, бухарско-еврейской общины. Он создал и упорно, по крупицам, совершенствует Музей наследия бухарских евреев – памятник своему народу на американской земле. Среди собранных им экспонатов есть даже свиток Торы, которому более четырехсот лет. Арон Михайлович верит, что музей поможет общине сохранить свое лицо, своеобразие, отличавшее её на протяжении веков. 
       У каждого из нас в жизни было много преподавателей, но Учителем мы запомнили вовсе не каждого. Влияние Учителя – это не только новые знания, это и обретение нового в осознании ценностей жизни, в характере, в поступках. Простите меня, дорогой читатель, если Вы не сторонник пафоса, но я не могу не сказать, что считаю жизнь Арона Михайловича Аронова удивительной и красивой. Пусть будет здоров наш Учитель – и люди увидят еще немало его добрых дел!
 
 
                       ПИОНЕР СОЗИДАНИЯ И ОБУСТРОЙСТВА ПУТЕЙ В НЕДРА ТЮМЕНСКОЙ ЗЕМЛИ
 
      Ну, а повествования о милых моему сердцу технарях хочется начать с очерка о моем старинном друге, о котором я уже упомянул в самом начале этих воспоминаний, - о Заки Шакировиче Ахмадишине, ушедшем из жизни в марте 2020 года, накануне своего 83-летия. Мы с ним ровесники, но первые 30 лет жизни не знали о существовании друг друга, а затем крепко дружили 50 лет.
      Молодой специалист, выпускник Уфимского нефтяного института Заки Ахмадишин впервые вышел на буровую вахту 2 августа 1959 года в поселке Азнакаево Татарии. 
      Но душа просит начать повествование о нем с более отдаленных времен. К счастью, однажды он прислал мне написанные им воспоминания. Позволю себе использовать фрагменты этих дорогих моему сердцу рукописей.
 
                                                                         * * *
      "Нашему поколению досталось начать жизнь с экстремального избытка лиха. Огонь небывало страшной войны опалил каждую семью, каждую жизнь начиная с крохотулек. Наша семья была не в самом худшем положении, жили мы в глубоком тылу – Башкирии. Хотя и старенький (в начале войны ему было 60 лет), у нас был отец-кормилец.
      Выживали мы исключительно напряженным трудом. С 5 лет я работал пастухом все лето – гуси, ягнята, телята. Кроме того, по мере сил участвовал в заготовке картошки для семьи. Это полностью ручной труд: копать, сажать, полоть, окучивать, выкапывать, дотаскивать до погреба и закладывать на зиму. А еще надо было сформовать из навоза кизяк, высушить, укрыть, чтобы хватило на всю долгую зиму для обогрева ветхого дома и готовки.
      Все это делали мы, дети. Взрослые трудились в колхозе, там тоже всё – вручную, для фронта и тыла, для городов, для всей страны. О том, что могут быть газ, электричество, вода в "крантике" (родник – за 1км), мы представления не имели.
      В 1944г мы пошли в 1-й класс: 56 школяров на 100 дворов. И все окончили 7 классов. Некоторые учились отлично, в том числе мы с Фанилем, будущим легендарным трактористом со стажем 40 лет и кавалером ордена Ленина. (А в сегодняшние "жирные-процветающие" дни в деревне той же величины – 3 ученика 1-класса.) Учеба была упорная и полностью самостоятельная – без контроля, подсказок, помощи – и сопровождалась общественной работой (меня избрали председателем учкома).
      В 14 лет прибыл в райцентр за комсомольским билетом в лаптях. Там сказали: "Этому вопросы не задаем". И выписали билет.
      С благословения родителей продолжил учебу в башкирской средней школе № 3 г. Давлеканова (за 20 км). А куда пойти учиться, получив аттестат зрелости? Чисто крестьянской сметкой, без всяких подсказок, сообразил: туда, где шансы повыше. Наименьший конкурс на горном факультете Уфимского нефтяного института, 2 человека на место (потому что предстоит самая тяжелая, некомфортная работа), и стипендия самая большая (а еще горняцкая, обалденная форма, которая с ума сводила девчонок со всяких пед- и медвузов).
      Началась новая битва на очередном, важнейшем этапе становления. Непросто превратиться из темного мальчишки, выходца из национальной деревни, в современного инженера  ответственной отрасли.
      И вот институт позади – мы инженеры (я первый из нашей деревни). Средний балл "4". Распределение.  Мне предложили самый скромный поселочек – Азнакаево. Нет худа без добра. Там оказалась самая лучшая, знаменитая на всю страну контора бурения №3 треста "Альметьевбурнефть". Направили трудиться помощником бурильщика. Работа помбуром вспоминается как одна из лучших страниц моей жизни. Но инженеров в помбурах долго не держали. В конторе бурения №3 пройдена трудная буровицкая школа – от помбура до старшего инженера производственно-технического отдела (ПТО).
 
                                                                         * * *
      1964 –1965 гг. На весь мир зазвучал клич: Тюмень – Западная Сибирь! Татарстан, Башкирия, Самара передавали эстафету туда. Ну, а нам спокойно сидеть в отделе что ли в 28 лет, когда творятся такие эпохальные дела?! Пришел вызов в Усть-Балыкскую контору бурения, в самый эпицентр, работать буровым мастером. Там ранее бурили единственную промысловую скважину № 507, но не закончили – не герметична.
      А на счету нашей бригады появились первая наклонная скважина № 501 со смещением забоя 1500м, первая двухстволка № 529/530 – прапрабабушка нынешних тысяч пробуренных кустов, первая самая глубокая разведочная скважина, первая наклонная с ускорением. И закономерным результатом стало назначение меня на вновь введенную должность главного технолога. Мы успешно решали задачу доведения показателей строительства наклонных скважин до уровня, достигнутого для вертикальных. Это было далеко не просто, и само собой не разумелось. Первые наклонные в Нефтеюганске и Сургуте лучшие бригады бурили по 5–8 месяцев, не все доводили до проекта.
      Вдруг разразился конфуз. Западные СМИ раздували мировой скандал: "Русские из Западной Сибири построили газопровод на Урал, а газа нет, качать нечего". Главтюменнефтегаз срочно начал принимать крутые меры, в первую очередь, конечно, кадровые. В Игрим из Нефтеюганска направили директором П.П. Коровина, а главным инженером З.Ш. Ахмадишина. Павел Петрович параллельно строил в Нефтеюганске Мамонтовскую контору бурения и заочно учился в Тюменском индустриальном институте, отдуваться в основном приходилось мне. За неполных 2 года мы разбурили 3 газовых месторождения и вывели подачу газа на Урал до проекта – 10 млрд м3 в год.
      А в это время зазвучал мощный клич: Самотлор! Мировой супергигант с извлекаемыми запасами 3 млрд т нефти и 100 млрд м3 газа  (для сравнения, другие гиганты – 0,2–0,5 млрд т нефти).
      В Главтюменнефтегазе завели папку "Самотлор" и подшили первую бумагу – мое заявление с желанием поехать туда на работу на любую должность. Главк направил меня на Самотлор руководителем буровых работ. Зима 1968–1969 гг. была самой лютой за мои 45 лет на Севере: минус 40–60° С на протяжении декабря 1968 года, а также января и февраля 1969 года). В марте  "потеплело" до минус 35 градусов.
      Западные СМИ опять зашумели: СССР хотел начать разработку месторождения в 1968 году, но год прошел, а они не могут. А мы смогли, правда, в январе 1969 года. И с большим опережением нарастили добычу нефти сначала до 10 млн т в год, затем очень быстро довели до 50–100 млн т и более.
      Самотлор был супергигантом не только по размерам и запасам, но и по самому полному набору сложнейших проблем. Главная из них: как из этого огромного "слоеного пирога", образованного близкорасположенными пластами с нефтью, водой и газом извлекать чистую нефть? Мы эту проблему решили с помощью ВНИИ буровой техники.
      Я занимался этой проблемой вплотную, совместно разработали новые  технические средства, технологию их применения. Закончил аспирантуру ВНИИ буровой техники и в 1986 г. защитил диссертацию по теме "Разработка рациональной технологии применения заколонных пакеров на сложнопостроенных месторождениях Тюменской области". Особое внимание мною было уделено обеспечению точной установки пакеров в скважине с целью высокой надежности разобщения близкорасположенных  пластов". 
      Думалось, что после защиты диссертации течение жизни  войдет в берега, и наступят  более спокойные времена. Куда там. После этого были Холмогорское, Лянторское, Федоровское и другие месторождения с нуля, первой скважины, или почти с нуля. И везде – ключевые технологические должности: начальник ПТО – 7 лет, главный технолог – 7 лет, главный инженер – 7 лет".
 
                                                                        * * *
      Вы уже осознали, уважаемый читатель, что Заки Шакирович регулярно оказывался среди пионеров освоения новых месторождений и создания новых технологических решений в строительстве скважин. Мне посчастливилось именно с ним провести первые в Советском Союзе промышленные испытания заколонного проходного гидравлического пакера. Это устройство было создано для радикального повышения качества разобщения пластов в сложнейших геологических условиях нефтяных месторождений Западной Сибири и, соответственно, повышения продуктивности скважин.
      Этот эксперимент не стал тем первым блином, что бывает комом, он стал удачным и поучительным, благодаря творческой увлеченности Заки Шакировича и его высокому профессионализму, позволяющему разумно рисковать при принятии инженерных решений. С этого эксперимента началось наше многолетнее творческое сотрудничество, породившее те искры, из которых возгорелись принципиально новые, беспрецедентные в мировой практике разработки заколонных пакеров…
      Летом 1971 года на самом большом в стране Самотлорском нефтяном месторождении проводились первые промышленные испытания заколонного пакера, недавно разработанного во ВНИИ буровой техники под моим руководством. Это  был так называемый проходной пакер, не требующий разбуривания его внутренних элементов в обсадной колонне. При прохождении через такой пакер цементировочной пробки устранялись все его элементы, выступающие в проходной канал. Пакер мог устанавливаться в любом заданном месте, где без него не обеспечивалось надежное разобщение пластов.
      И тут непременно надо отметить, что тогда на нефтяных месторождениях Западной Сибири применение заколонных проходных пакеров стало актуальным, а подчас просто спасительным мероприятием для эффективной эксплуатации скважин. Практически все скважины наклонные. Качество имеющихся в распоряжении тампонажных смесей для цементирования скважин, мягко говоря, не вполне то, что необходимо. Разобщаемые пласты-коллектора, насыщенные нефтью, водой или газом, расположены лишь в нескольких метрах друг от друга, а разделяющие их глинистые пласты, к тому же, нередко неустойчивы и образуют кавернозные участки стенки скважины. Любому грамотному и ответственному нефтянику было ясно, что при таком "букете" неблагоприятных факторов именно заколонные пакеры могут сыграть важную, а то и радикальную роль в обеспечении нужной производительности скважин. И все же доверие к этим пакерам формировалось непросто и небыстро. Ведь они  применялись в необратимом процессе цементирования скважин, когда отказ пакера мог привести к бедам, гораздо более существенным, чем те радости, которые сулила его потенциальная полезность.
      Итак, был жаркий июль 1971 года. На Самотлорском месторождении шло цементирование самой первой в стране скважины, в которую спущен заколонный проходной пакер. Чтобы пакер этого типа сработал в нужный момент, то есть не ранее, чем завершится процесс цементирования, требовалось установить в нем правильный контрольный срезной винт – винт верно рассчитанной прочности. В принципе, можно было установить винт с довольно большим запасом прочности – тогда понадобилось бы большее повышение давления в колонне для приведения пакера в действие (расширения его уплотнительного элемента). Но пакер предстояло спускать в эту скважину вместе с обсадными трубами, которые, как и тампонажные материалы, имели невысокое качество (в то время высококачественных труб буровое предприятие чаще всего не имело). И, стремясь надежно привести в действие пакер более высоким рабочим давлением, было вполне вероятным нарушить герметичность обсадной колонны – а это беда. Позже, конечно, осмелели, потому что наладили более ответственную проверку обсадных труб перед спуском в скважину, пока же решили максимально подстраховаться – не увлекаться запасом прочности винта.
      Но скважина, как и Восток, – дело тонкое. Гидродинамические явления при цементировании оказались сложнее, чем ожидались. И вот какой-то непредвиденный импульс давления вдруг вызвал преждевременное срабатывание пакера. Процесс цементирования остановился – дальнейшая циркуляция жидкостей в скважине стала невозможна. А из колонны еще не была выдавлена вся тампонажная смесь, и очень скоро начнется ее затвердевание.
      У всех возник шок – никто еще не имел опыта подобной работы. Цементированием руководил исполняющий обязанности главного инженера конторы бурения Заки Шакирович Ахмадишин. Он напряженно заглянул мне в глаза и спросил:
      - Что будем делать?
      Я задумчиво молчал около минуты. Все ждали нашего решения. Если бы кто-нибудь знал, какое смятение было в моей душе! Неужели это провал нынешнего эксперимента, а значит, отмена и последующих ближайших испытаний?! В таком случае остановятся все работы по заколонным пакерам в Западной Сибири на неопределенный период. А за этой остановкой – то же, что и прежде, накопление некачественных скважин.
      - Я не против пойти на риск, - очень тихо сказал мне Заки Шакирович.
      Я, конечно, понял его мысль полностью, потому что думал о том же. Надо рисковать. Мы старались пощадить обсадную колонну – пусть она теперь пощадит нас. Пусть выдержит рискованное давление и даст нам возможность гидравлически разорвать водоносный пласт под пакером, а затем закачать в него оставшуюся в колонне тампонажную смесь. Это единственная возможность добиться успешного завершения эксперимента. И я сказал:
      - Давайте сделаем несколько циклов повышения давления в цементировочной головке до 200 – 220 атмосфер – постараемся, чтобы под пакером произошел гидроразрыв пласта.
      Заки Шакировичу было ясно, что если порвет колонну, наказания не избежать, поскольку такие операции планом работ не предусмотрены. Ну, а если будет успех – это станет началом технологического прорыва в креплении самотлорских скважин!
      - Ладно, была – не была! – ответил он мне. И обратился к тампонажникам с распоряжениями...

Памятник покорителям Самотлора в Нижневартовске.
​

​      Колонна не подвела! Пласт удалось разорвать, и оставшаяся в колонне порция тампонажной смеси была продавлена в него, оттеснив в нем воду от скважины. По существу, были достоверно доказаны не только высокая герметизирующая способность пакера, но и принципиальная возможность нового эффективного технологического приема – гидроразрыва и надежной изоляции от ствола скважины подпакерного водоносного пласта.
       Скважина оказалась при эксплуатации исключительно надежной. Когда Заки Шакирович защищал кандидатскую диссертацию, он демонстрировал работу этой скважины в сравнении с соседними. Она годами давала безводную нефть, в то время как "соседки" давно обводнились.
      А пакерная эпопея в Западной Сибири продолжилась, неуклонно охватывая очередные месторождения. Я в течение года бывал не менее четырех – пяти месяцев в этих местах, ставших мне привычными и родными...

​      Но не только такими были результаты тех, первых испытаний заколонного проходного пакера. Вдохновленный нашим успехом, Заки Шакирович начал работать над диссертацией, направленной на создание рациональной технологии применения таких пакеров в стратегически важнейшем для страны Тюменскм регионе (он упомянул об этом в своих рукописных восплминаниях).
      В работе над диссертацией, помня урок нашего эксперимента, он сконцентрировал внимание на актуальной и ещё не решенной в мировой практике проблеме: исключить возможность преждевременного срабатывания заколонного пакера при непредвиденном повышении давления в обсадной колонне в процессе цементирования скважины. Через год нами была совместно изобретена соответствующая клапанная система для таких пакеров.
Многие тысячи пакеров с этой клапанной системой установлены в скважинах нефтяных месторождений страны.
      Кроме того, им была разработана технология геофизической корректировки глубины установки заколонного пакера, что может быть крайне важно при близком расположении разобщаемых пластов. Эта технология была успешно испытана на месторождениях Тюменской области.
      Есть в его диссертации и другие творческие изюминки…
 
                                                                        * * *
      Позволю себе в нескольких словах затронуть продолжение его судьбы.
      Да, он  мужественно  боролся за успехи родной отрасли промышленности вместе со многими тысячами тюменских нефтяников – истинных героев своего времени. Причем – это почти невероятно – сумел окончательно подготовить и успешно защитить диссертацию. Затем успел поруководить научной лабораторией в одном из отраслевых НИИ, что стало полным свершением мечты десятилетий этого творческого человека, апофеозом его мучительного, долгого и неизменно честного пути в науку. Но счастье всецелого погружения в научную деятельность длилось недолго. Наступила эпоха ельцинских преобразований, включившая в себя стремительный развал отраслевой науки, вплоть до ликвидации целых институтов.
      Нищал и рушился его институт тоже. И чтобы семья материально пострадала как можно меньше, он вновь вернулся на Тюменский Север. Но теперь его возраст приближался к  шестидесятилетию, а это весьма немало по понятиям, сложившимся в том регионе. Однако можно ли было проигнорировать его квалификацию и огромный опыт?! Он получил инженерную должность и задание разрабатывать технические регламенты (ТР) и инструкции по основным видам работ для буровиков…
      Ныне в России, по моим наблюдениям, оживает отраслевая наука. Непростой это процесс. Строить – не ломать, особенно в сфере научных школ и традиций, сфере эстафеты творческой увлеченности и беззаветной преданности честному и мучительному научному поиску.
      И диссертацию этого человека, буквально выстраданную в кипении производственных буден, быть может, вспомнят и как-то используют в новых попытках экономно добиться высшей производительности нефтяных скважин. Ведь не зря же он мечтал, верил, самоотверженно боролся...
 
 
                                                       МАСТЕР "ПОБЕДНЫХ ГОЛОВ" В НАУКЕ
 
      Геннадий Борисович Проводников ныне – мой драгоценный друг, и этому никак не может помешать то обстоятельство, что сегодня нас разделяют многие тысячи километров не только территории России и Европы, но и просторов своенравного Атлантического океана. Спасибо ничем не заменимой ценности нынешнего века – Интернету, позволившему нам совместно создать сборник художественных очерков "Сургутское сплетение", поместить в другой сборник нашу обзорную статью о совместных научных работах для родной нефтяной промышленности и активно общаться, делясь друг с другом размышлениями, надеждами, волнениями, своими творческими и житейскими событиями!
      В знак нашей дружбы Геннадий Борисович спонсировал издание в Москве написанной мною повести-эссе "Боюсь не смерти я…", своеобразного повествования о моей молодости, а я предпослал тексту этого сочинения такую надпись: "Моему другу и соратнику по творческим делам в науке и литературе ГЕННАДИЮ БОРИСОВИЧУ ПРОВОДНИКОВУ посвящаю".
      Этот прекрасный технолог-буровик, кандидат технических наук, по-моему, просто не мог бы решать производственные и научные задачи без творческой изюминки, некой привлекательной нестандартности, подчас включающей интуицию. Я даже скажу, не стал бы решать эти задачи без элемента мудрого бунтарства. И хочется мне на нескольких эпизодах его жизни показать, как проявлялась в быту и специальности эта особенность его личности.
 
                                                                           * * *
      Вспоминается один эпизод из бытовых будней Геннадия, в котором проявилась его интуиция. А что такое интуиция? Это, по сути, умение тонко, нестандартно взглянуть на ситуацию и почувствовать, иногда на подсознательном уровне, некоторые её глубинные, иногда лишь вероятные в какой-то мере, особенности, мимо которых другие без всякого внимания проходят…
      Рыбалка была в жизни Геннадия с детства. Отец настойчиво приучал его к
этому делу. Оно осталось любимым увлечением и ставшего взрослым сына.
      В тот день они вдвоем c отцом, уже приблизившимся к пожилому возрасту, поехали порыбачить на муксуна. Рыбалку наметили на Пеньковской протоке – рукаве Оби, его еще называют "старая Обь". До места рыбалки – 50–60 км.
      Это происходило в середине сентября. Вначале все было хорошо. Светило солнце, ощущали легкую, приятную прохладу. Но по пути погода резко испортилась. Подул сильный ветер, пошел дождь со снегом.
      Погода погодой, а они решили для пробы закинуть в реку плавную низовую сеть. Перед этой операцией набросили на мотор, установленный на корме, специальную тряпку, чтобы сеть не могла в моторе запутаться. Закинули один провяз 75-метровой сети.
      Сеть протянулась вдоль дна, один ее конец, привязанный к веревке, остался в лодке, а второй, дальний, также привязанный к веревке, но длинной, был отмечен выходящим из воды своеобразным репером – байдоном (белая пластмассовая канистра на одну треть заполненная водой).
      Ту тряпку, которой был покрыт мотор, следовало убрать сразу после закидывания сети, но они забыли это сделать. Поэтому не могли видеть, что происходит в корме.
      Геннадий перед началом поездки закрепил на корме три пустых бачка. Отец начал возражать: дескать, зачем это? Геннадий настоял на своем:
      - Пусть будут, не помешают. Мало ли, что случится – они могут оказаться
полезными.
      Именно об этом проявлении интуиции в мышлении Геннадия я упомянул немного выше.
      Когда сняли тряпку, им стало видно, что о лодку в ее кормовой части бьются опасно большие волны, подгоняемые ветром. Отец сел на нос лодки и попросил:
      - Передай мне конец сети.
      А сеть была привязана за корму. Отец, как стало ясно Геннадию, посчитал менее опасным нагрузить сетью нос лодки, а не корму. Геннадий уперся коленом в корму и стал перебирать сеть, не отвязывая, чтобы донести ее до отца. Вдруг лодка кормой погрузилась в воду. И заполнилась водой.
      Почему это получилось? На корме борт ниже, чем в остальных частях лодки, причем кормовой отсек лодки гидравлически сообщен с главным, центральным отсеком через дренажные отверстия под шпангоутами. Шторм вызывал раскачивание лодки, об неё бились довольно большие волны, а Геннадий дополнительно нагрузил своим весом корму – не оценил ситуацию. Вот и возник момент, когда вода смогла заполнить лодку через кормовую часть.
      Он, конечно, быстро отпрянул от кормы – она медленно выступила из реки. Но стоит-то он уже в воде, заполнившей лодку, и по его ногам перекатываются волны. А отгороженный нос лодки с "пузырем воздуха" был пока свободен от воды.
      В этом месте ширина реки – 300 – 350 метров, а их лодка отстояла от
берега метров на 150 – 170.
      - Воду вычерпывай! – потребовал отец.
      - Как ее вычерпаешь? Лодка полна воды – ей практически уже некуда
набираться. Начнешь вычерпывать – набежит очередная волна и снова захлестнет лодку. Хоть всю воду из реки вычерпывай...
      Что тогда помогало лодке не погрузиться в воду полностью? Три пустых бачка, которые Геннадию вдруг захотелось закрепить на корме, пенопласт на бортах и воздух в носовом отсеке, приподнятом вверх и не наполненном водой.
      - Ты мне конец-то сети дай! - решительным тоном повторил отец.
      Геннадий отрезает сеть от кормы и передает отцу освободившийся конец сети. Они в те мгновения даже не думали, что получится дальше. А получилось – спасение! Как только сеть была отсоединена от кормы и, значит, перестала влиять на положение их лодки, лодка немедленно развернулась на 180 градусов. При этом она приблизилась к горизонтальному положению: вода частично перетекла в ее носовую часть, а задняя значительно приподнялась над речной поверхностью.
      Волны перестали перехлестываться через борта. Геннадий начал вычерпывать воду металлическим колпаком от лодочного мотора и вскоре увидел, что уровень ее в лодке понижается. Надо продолжать это дело – и все будет в порядке! И он продолжал, пока воды в лодке практически не стало.
      Отец выбрал сеть на носовую часть лодки. И тут их понесло ветром к берегу...
      Слов не говорили. Просто осознавали, что теперь-то точно спасены! Спасены!!!
 
                                                                           * * *
      Много важных дел было на трудовом пути Геннадия Борисовича Проводникова. Несомненно, его истинным призванием является наука. Еще когда он был студентом Тюменского индустриального института, о нем так сказал старший преподаватель кафедры физики В.Ф. Новиков: "У Геннадия задатки настоящего ученого". Конечно, при работе в научно-исследовательском институте он раскрыл эти задатки наиболее естественно. А на производстве, будучи ученым по призванию и прекрасным специалистом-технологом бурения, он вел трудную борьбу за гармоничное сочетание высоких уровней и организации производства, и его технологического совершенства.
      Геннадий Борисович был очень рад, что, накопив почти двадцатилетний опыт производственной деятельности в строительстве скважин, пришел в науку. Тогда, в 1986 году, организовывался новый институт – СургутНИПИнефть. Для работы в этом институте приезжали по приглашению специалисты из многих районов Советского Союза. Геннадий Борисович возглавил в созданном институте лабораторию вскрытия пластов и освоения скважин, а позже, в 1996 году, большой отдел строительства и эксплуатации скважин.

Геннадий Борисович Проводников.

      Мне хочется затронуть только несколько живых штрихов творческой жизни Г.Б. Проводникова в науке. Эта работа всегда отличается его специфическим подходом к решению поставленных задач, я бы сказал некой изящной оригинальностью, но не для красивости, а для высокой эффективности. Таков стиль научной работы Геннадия Борисовича.
​     Научная работа его лаборатории развивалась нормально. За первый год отчитались успешно. Объединением "Сургутнефтегаз" была поручена интересная научно-исследовательская работа – непосредственно по  проблеме освоения скважин на сложнопостроенных нефтегазовых месторождениях. Она несколько лет продлевалась с учетом возрастающего объема исследовательских работ. По этой теме разработали кислотную перфорационную среду КПС и технологический регламент ее применения (имеются три изобретения). КПС используется при освоении скважин и в настоящее время.
      Эта жидкость эффективно очищает технологически загрязненную призабойную зону продуктивного пласта, а следовательно, повышает её проницаемость, но при этом практически не оказывает отрицательного влияния на применяемые в скважине геофизическую аппаратуру и другие технические средства. Обеспечивается повышение дебита нефти от полутора до двух, а иногда и до трех раз. Высокая эффективность разработки, была доказана на сотнях скважин. За эту разработку Геннадий Борисович был награжден медалью ВДНХ.
      Впоследствии результаты работы по КПС явились основой создания кислотной жидкости для глушения скважин (получены два патента на изобретение).   

​ 
                                                                             * * *
      В начале 2000 года, Геннадий Борисович вместе с заместителем начальника управления по бурению "Сургутнефтегаза", сотрудниками института СургутНИПИнефть, управлений буровых работ и отделов акционерного общества обучались в Великобритании, в Абердинском инженерном центре по буровым растворам, известном всему миру. Главный преподаватель этого центра – пожилой человек в возрасте за семьдесят лет – говорил, что он со своими буровыми растворами побывал при бурении скважин на всех континентах земного шара.
      В то время уже был изобретен великолепный реагент для промывочных жидкостей, применяемых в бурении, – биополимер ксантановая смола. Однако применять его в глинистых буровых растворах, содержащих акриловые реагенты, в то время никто в мире даже не думал. Кроме Геннадия Борисовича и его коллег. Они нашли оригинальные методические принципы сочетания материалов. Геннадий Борисович рассказал преподавателю инженерного центра об опыте применения данной композиции в Сургуте, на Конитлорском месторождении. Он ответил очень кратко:
      - Если у вас это получилось, значит, вы не зря прожили свою жизнь.
      Эти слова Геннадию Борисовичу запомнились навсегда.
 
                                                                            * * *
      Ввиду того что "Сургутнефтегаз" начал буровые работы в Якутии, отделу было поручено и там участвовать в создании рациональных технологий. В первую очередь под руководством Г.Б. Проводникова был разработан новый оригинальный вязкоупругий состав для изоляции зон поглощений, который может эффективно применяться только при строгом соблюдении специальных технологических требований. Этот состав твердеет медленно, но в конце концов превращается в пластический камень. Состав позволяет поднять из скважины колонну бурильных труб, через которую он был закачан в зону.
      В Якутии Геннадия Борисовича приветливо принял буровой мастер. В скважине при бурении под кондуктор началось поглощение бурового раствора. Закачали предложенную отделом жидкость для изоляции поглощающего горизонта. Требовалось остановить буровые работы на 12 часов, чтобы жидкость в достаточной мере затвердела. Но через четыре часа поступило распоряжение главного инженера  экспедиции поисково-разведочного бурения немедленно опрессовать скважину. Геннадий Борисович категорически возразил против нарушения программы. Но главный инженер заявил:
      - Мы не можем ждать 12 часов.
      - Кто вам дал такую команду? – спросил Геннадий Борисович.
      - Объединение.
      Пришлось опрессовывать. Атмосфер 60–70 скважина выдержала.
      - Вот видите, - торжествовал буровой мастер, - всё в порядке!
      Геннадий Борисович возразил:
      - Хорошо, что держит, но раствор-то еще не набрал достаточной прочности. Он вытечет из пласта – и эффект прекратится.
      - Ладно, посмотрим, что будет.
      Поглощение, конечно, возобновилось.
      - Так и должно быть, - грустно произнес Геннадий Борисович. – Программу-то не выполнили.
      ...При последующих испытаниях предложенного отделом метода изоляции  пласта было установлено, что он позволил ликвидировать поглощения в 80% случаев, а при повторной операции – до 95 – 100%. Также были успешно испытаны предложенные сургутянами буровые растворы. В итоге предложения отдела стали внедряться в регионе.
 
                                                                            * * *
      ...В нашем ВНИИ буровой техники, расположенном в Москве, была создана в конце 80-х годов прошлого века удивительная смесь для изоляции пластов. Она при закачке в скважину творила истинное чудо: сама "находила" водоносные отложения, вплоть до самых тонких пропластков, проникала в них и буквально через несколько минут надежно закупоривала их пористое пространство.
      Но эффект не только в этом. Нефтеносные отложения она сберегала в их первозданности, не нанося их проницаемости никакого ущерба. Такого практика еще не знала.
      Мною с коллегами было разработано высокотехнологичное специальное устройство (особая муфта для ступенчатого цементирования скважин), которое обеспечивало, чтобы в безостановочном, неразрывном процессе цементирования скважины только эта, разработанная у нас, смесь попадала в нижнюю, продуктивную зону, а обычный цементный раствор использовался выше, значит, никак не мог навредить нефтеносным коллекторам.
      Когда новый технико-технологический комплекс был применен в нескольких скважинах, они, вопреки твердому скепсису геологов бурового предприятия, дали безводную нефть. Это было воспринято как фокус. “Такого просто не может быть – ведь водоносные пласты залегают буквально рядом с нефтеносными!” – недоумевали геологи. Тем не менее – это случилось!
      Однако радоваться разработчикам не пришлось. Предприятие, которое цементировало скважины, – тампонажное управление – стало твердо протестовать против дальнейшего применения новинки. И весьма обоснованно. Оно могло вскоре лишиться работоспособных цементировочных агрегатов – и тогда произошел бы провал в строительстве скважин.
      Дело было в том, что новая смесь для изоляции пластов прилипала к металлическим поверхностям, создавая водостойкое пленочное покрытие в насосах цементировочных агрегатов. На основе лабораторных опытов разработчики полагали, что прокачкой порции нефти этими насосами удастся удалить из них все остатки новой, удивительной смеси. Но не тут-то было –
очистить насосы полностью, как от обычного цементного раствора, не удавалось, а значит, провоцировался их выход из строя. Лаборатория – одно, скважина – другое. И не только с насосами была проблема...
      Не забывается мне грустная картина на одной из буровых. Машинист цементировочного агрегата, использованного для закачки в скважину новой смеси, остался на буровой площадке после работ по цементированию скважины и около двух часов кропотливо старался очистить от прилипших остатков этой смеси баки агрегата.
      Я сидел возле будки бурового мастера и чувствовал себя преступником.
      Буровики, конечно, народ грубоватый, но у них особая закалка – бесчисленными трудностями и непредвиденностями. Нет привычки впадать в панику или истерику, когда обрушиваются на них очередные сложности дела. Они просто должны решать свои проблемы – никто другой этого не сделает.
      Как-то один из них с заметной гордостью сказал мне:
      - Знаешь, чем буровик отличается от эксплуатационника, обслуживающего действующую скважину? Тем, что для второго спуск в скважину колонны насосно-компрессорных труб самое трудное дело, а для буровика – самое плевое.
      Нет, никто не оскорбил, не унизил меня, все разговоры были сугубо деловыми. Но разработке грозил крах...
      Я, честно говоря, был растерян: расторжение договора с производственниками – это безденежье нашей лаборатории, не говоря уж о мощном ударе по нашей репутации разработчиков. И такое произойдет после отчаянной творческой работы, после упорных и долгих надежд на победу...
      А особенно печальным было то, что необычные технологические свойства созданных специального устройства и материала гармонично соответствуют друг другу, то есть применить это устройство с другими известными нам материалами для разобщения пластов невозможно. Значит, буквально вся идея разработки для повышения производительности скважин, как говорится, – коту под хвост...
      Геннадий Борисович все это, конечно, понимал тоже... Я тогда не заметил его отчаянных и стремительных творческих поисков, его штурмовых лабораторных экспериментов по спасению нашей общей идеи – изолировать нефтеносный пласт практически без загрязнения его пористой среды... И через несколько дней он сообщает мне: им получен другой изоляционный материал, который не будет загрязнять ни насосы, ни нефтеносные отложения – и при этом совместим с тем самым высокотехнологичным специальным устройством!
      Это было очередным “победным голом” Геннадия Борисовича! Такое могло оказаться под силу только ему – блистательному технологу-буровику и мыслителю... а ещё верному другу.
      Работа на скважинах продолжилась и уже не вызывала протестов.
      Конечно, в жизни что-то находишь, а что-то теряешь. Новый материал имел один недостаток, по сравнению с прежним: не мог глубоко проникнуть в пористый водоносный пласт и обеспечить его подобную, объемную закупорку. Но это стало стимулом новых творческих поисков. В арсенале разработчиков уже были надежные, проверенные механические разобщители пластов. Значит, эти резервы надо будет направить в бой...
      Так начались и буквально захлестнули меня с Геннадием Борисовичем новые поиски. Границы этих поисков расширялись и расширялись, выйдя далеко за первоначально намеченные рубежи. Естественно, расширялась и когорта участников работы.
      В итоге ВНИИ буровой техники в творческом содружестве с СургутНИПИнефтью создали несколько новых технико-технологических комплексов, каких еще не было в мировой практике.
 
                                                                          * * *
      В мае 2011 года, давая интервью корреспондентам телевидения "Сургутнефтегаза" в связи с 25-летием СургутНИПИнефти, пенсионер заслуженный нефтяник "Сургутнефтегаза" Геннадий Борисович Проводников, поздравив коллектив института, сказал:
      - Надо быть уверенными, что наши специалисты, в том числе и молодые, в будущем сделают немало новых важных и интересных работ на благо развития Сургутнефтегаза.  А мы, ветераны института, гордимся тем, что удалось сделать нам. В частности, отдел, которым было доверено руководить мне, осуществил около 70-ти разработок, из них около 30% внедрено в производство с колоссальным экономическим эффектом, причем многие используются в настоящее время.
      И, помню, как-то Геннадий Борисович подчеркнул, что, несмотря на многие трудности и препятствия, которые пришлось преодолевать, он с удовлетворением и искренней гордостью вспоминает свой путь в родном сургутском научно-исследовательском институте. Радостно ему сознавать, что там он смог достойно проявить себя работником науки – и этот труд был отмечен присуждением ему ученой степени, искренним уважением у производственников, наградами руководства "Сургутнефтегаза" и Министерства энергетики России.
 
     
                               МОЖНО ЛИ ОПЕРАТИВНО УПРАВЛЯТЬ РАЗОБЩЕНИЕМ ПЛАСТОВ?
 
      Анатолий Константинович Дудаладов был моим первым аспирантом, и, естественно, я с особым волнением относился к его научной судьбе. И его успешная защита кандидатской диссертации была для меня не меньшим праздником, чем для него самого. Но рассказ хочется начать с прикосновения к его производственным делам в Западной Сибири, в которых он возмужал как специалист-буровик и в целом как личность.
 
                                                                           * * *
      Шел 1983 год. Геннадий Борисович Проводников назначен начальником Когалымской экспедиции глубокого бурения. Главным инженером стал Анатолий Константинович Дудаладов, до этого работавший там же начальником производственно-технического отдела (ПТО). Они дружно поработали.
      Через несколько месяцев А.К. Дудаладов начал трудиться во ВНИИ буровой техники. Его влекла творческая работа в науке, – работа, с которой он 10 лет назад начал свой трудовой путь в том же институте, но вскоре прервал деятельность в научной сфере, заменив её накоплением производственного опыта буровика.
      Этот опыт был многообразным и впоследствии очень полезным для научной деятельности Анатолия Константиновича. Очевидно, что он фундаментально освоил специальность инженера-буровика, но при этом обрел и немалый опыт в непростой стихии деловых человеческих взаимоотношений.
      Чтобы оживить повествование, вспомню только один эпизод его судьбы в Когалымской экспедиции глубокого бурения. Вспомню о том, как сгустились и развеялись тучи над Анатолием Константиновичем, когда он был в этой экспедиции глубокого бурения начальником ПТО.
      Он много работал с тампонажниками – специалистами по цементированию скважин, но не всё смог заметить в их делах…
      Однажды тампонажники завезли однажды на Локосовское месторождение запас цемента на барже и плохо закрыли его от осадков. В итоге цемент в значительной части превратился в каменные куски. А цементировать-то скважины надо! При цементировании стали один за другим получаться "козлы": в колонне частично оставалась и затем затвердевала тампонажная смесь. Камни задерживаются и накапливаются на обратном клапане, установленном внизу колонны, в итоге закупоривают его – тогда часть тампонажной смеси продавить за обсадную колонну становится невозможно.
      Это бы предотвращалось, если тампонажники отсеивали бы каменные куски (есть специальные сита). Но они халатно упустили эту операцию – затаривали в цементосмесительные машины всё, что есть. И вот – один "козел", второй... С обсадными трубами – тоже беда. На спуск колонны иногда безответственно направляли с трубной базы бракованные, не опрессованные трубы.
      И бывший тогда начальником экспедиции Сергей Захарович Чепик навесил вину за всё это на Дудаладова, заявил, что подаст на него заявление в суд.   Орал на инженеров ПТО:
      - Я вас всех под суд отдам! Разнежились тут у меня!
      В общем, нагнетал напряжение, считая это делом, вместо решения вопроса о том, как выйти из положения. Но тут его сняли – и проблемы не стало, началась спокойная вдумчивая работа с учетом допущенных недосмотров. Назначили специального технолога, чтобы он контролировал работу тампонажников, в частности отсев камней. С трубами тоже навели порядок, наладили их надежную опрессовку, для этого были приняты на работу специальные дополнительные люди.
      Да, надо заниматься работой, квалифицированно выходить из положения, а не трясти всех истерически! Ведь навели же порядок, потому что занялись делом, взамен демагогии.
 
                                                                           * * *
      Вернувшись во ВНИИ буровой техники опытным специалистом по технологии бурения, Анатолий Константинович сосредоточился на беспрецедентной в мировой практике проблеме. Это исследование и разработка технологии и технических средств, обеспечивающих после окончания процесса цементирования скважины оперативное регулирование свойств пакерных и цементных перемычек в заданных зонах её кольцевого пространства за обсадной колонной труб.
      Основной творческой изюминкой в решении этой проблемы стали разработка, исследование и промысловые испытания многократно регулируемого заколонного гидравлического пакера – механического разобщителя пластов. Да, такого устройства в мировой практике не существовало, и оно должно было при необходимости обеспечить
с наименьшими затратами оперативное улучшение изоляции нефтеносного пласта от ближайшего водоносного или газоносного в периоды освоения и эксплуатации скважины. А это, в свою очередь, позволяет повысить производительность скважин, уменьшить количество их ремонтов, сократить расходы на обезвоживание нефти. В конечном счете достигается рост добычи нефти при снижении её себестоимости.

      Работа по решению поставленной проблемы была многогранной и трудоемкой. Потребовалось создать специальную стендовую установку, выполнено много экспериментальных исследований, дополненных теоретической обработкой экспериментальных данных, разработаны функциональные и конструктивные принципы новой клапанной системы заколонного гидравлического пакера, регулируемого при освоении и эксплуатации скважины, разработана методика геофизического контроля за его срабатыванием, разработаны необходимые технические решения на уровне изобретений…
​      Естественно, я не буду излагать все особенности работы, выполненной Анатолием Константиновичем. Но непременно подчеркну конкретнее главное творческое отличие его работы от мировых достижений того времени.
      Основной технической концепцией зарубежных фирм в совершенствовании пакерных технологий крепления скважин являлось обеспечение начального высокого давления пакера на стенку скважины и таким образом обеспечения его герметизирующей способности.
      Однако такой подход, во-первых, предъявляет дополнительные требования к спущенной в скважину обсадной колонне, а также технологии крепления скважины в целом. Во-вторых, что более важно, он не решает вопроса ослабления герметичности контакта "уплотнительный элемент пакера – стенка скважины" во времени, прежде всего, из-за вязкопластической деформации пристенного слоя глинистой породы, контактирующей с уплотнительным элементом пакера.

Анатолий Константинович Дудаладов.
​

      Работа Анатолия Константиновича позволила исключить эти недостатки мировой практики крепления скважин с применением заколонных пакеров. На основе его исследований и технических решений спроектирован и внедрен в серийное производство размерный ряд принципиально новых пакеров с малогабаритной унифицированной клапанной системой первичной пакеровки и допакеровки скважины. ​
​      Промысловыми исследованиями на одном из крупнейших нефтяных месторождений Тюменской области показано, что новым пакером обеспечивается многократное (например, более чем в четыре раза) дополнительное уменьшение доли обводненных скважин, по сравнению с пакером, не предусматривающим допакеровку скважины…
      Искренне прошу прощения у читателей, которых несколько утомил, коснувшись научно-технической конкретики. Но как бы я смог иначе продемонстрировать хотя бы в самых общих чертах, какой смелой, изящной и эффективной была научная работа Анатолия Константиновича, успешно защищенная позже в качестве кандидатской диссертации.
      Недавно, по прошествии многих лет после этой защиты. я направил ему поздравление с днем рождения, где, в частности, написал: "Твоей диссертацией был сделан с убедительным творческим обоснованием дополнительный принципиальный штрих в методике создания заколонных гидравлических пакеров долговременной службы. Такая работа, такое добавление своего "кирпичика" в научно-методическую основу решения определенной технологической проблемы и есть истинная кандидатская диссертация в научно-технической сфере. Сегодня уже было бы просто неприлично проектировать заколонные пакеры долговременной службы без системы допакеровки".
      Анатолий Константинович вступил в семидесятый год своей жизни.
      Здоровья тебе, дорогой мой человек!
 
                                                                  ОН ПРЕДЛОЖИЛ ДОЙТИ ДО СУТИ

Во всём мне хочется дойти
До самой сути…
Всё время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать любить,
Свершать открытья.
                                         Борис Пастернак
​

                                                                             * * *
      В начале 70-х годов прошлого века, когда мы еще не думали о допакеровке скважин, мне довелось участвовать в неожиданном скважинном эксперименте на одном из сургутских месторождений. Сегодня, после накопления значительного научного и практического опыта по креплению скважин с применением заколонных пакеров, этот эксперимент можно назвать даже авантюрным. Но тогда предложение руководителя геологической службы нефтегазодобывающего управления Рафката Шакирзяновича Мамлеева было воспринято мною как разумное и привлекательное.
      Предложение было таким: разобщить нефтеносный пласт от водоносного заколонным пакером и не цементировать скважину вообще! Пусть пакер покажет, на что он способен сам, когда не встроен в цементное кольцо, заполнившее заколонное пространство скважины. Ведь эта затвердевшая цементная масса, по-видимому, становится неплохим помощником заколонного пакера в разобщении им пластов, хотя сама она далеко не всегда может надежно их разобщить из-за стихийно возникающих в ней локальных дефектов (последнее требует специального разъяснения, которое в данном случае вряд ли целесообразно). : 

Рафкат Шакирзянович Мамлеев.​

​      А почему цементное кольцо может помочь пакеру? Главным образом потому, что препятствует вязкопластическому вытеканию в пространство скважины пристенного слоя глинистой породы, контактирующей с уплотнительным элементом пакера. Но практическая значимость этого эффекта для  надежности разобщения пластов была ещё совершенно не изучена.
​      Ведь пакерная эпопея, которую мы затеяли в Западной Сибири, только начиналась. И возможность столь смело испытать пакер в реальной скважине на самом начальном этапе этой эпопеи вдохновляла и буквально завораживала меня. Тем более, что Р.Ш. Мамлеев заявил:
      – Ну, а если пакер не разобщит пласты, проведем ремонтные работы – эка невидаль! Зато сколько пищи для размышлений даст такой эксперимент! Насколько грамотнее позволит работать впредь!
      И эксперимент был! Появилась первая в стране скважина, в которой цементирование целиком заменили установкой заколонного пакера.
      А через месяц приступили к освоению этой скважины – вызову притока нефти из пласта. Для этого надо было снизить давление на нефтеносный пласт, создаваемое жидкостью, находящейся в колонне. Какое-то время этот процесс шел нормально. Но когда давление снизилось до 70-80 атмосфер, столб бурового раствора, заполнявший заколонное пространство скважины над пакером, вдруг прорвался вниз и устремился внутрь колонны через ее башмак.
      Рафкат Шакирзянович с улыбкой сказал:

       – Честно говоря, я этого ожидал. Мы увидели, что пакерная перемычка цела, но глинистая порода, имеющая возможность свободно выдавливаться в ствол скважины, не может долго сохранять надежный контакт с уплотнительным элементом на такой малой длине – всего лишь около одного метра. Мы будем применять пакеры, но пусть породу возле уплотнительного элемента поддерживает цементное кольцо. Согласны?
      Я, естественно, с некоторой грустью согласился...
      Именно этот эксперимент стал для меня стимулом обстоятельных исследований взаимодействия пакера с тампонажной смесью в подпакерной и ближней надпакерной зонах. Были установлены важные положительные эффекты этого взаимодействия. Исследования выполнялись и в лаборатории, и прямо в скважинах, с использованием геофизической информации.  Подобные исследования, как я  несколько позже узнал из литературы, в то же самое время проводили и американцы. Результаты исследований позволили применять заколонные пакеры наиболее рационально, а следовательно, наиболее эффективно. 
 
                                                 НИ ДНЯ БЕЗ ТВОРЧЕСКОГО БЕСПОКОЙСТВА

      Я не раз отмечал, что мне в жизни везло на контакты с хорошими людьми. Мою судьбу украсили своим присутствием в ней, в частности, и буровой мастер экспедиций сверхглубокого бурения, истинный интеллигент и романтик своей специальности Семен Наумович Цериковский, и талантливый тюменский писатель Александр Петрович Мищенко, и крупный ученый-буровик профессор Анатолий Иванович Булатов, и друзья моей молодости, ставшие впоследствии выдающимися деятелями науки и производства. Это Валерий Алексеевич Легасов, мой одноклассник, будущий академик АН СССР и герой Чернобыля, Олег Леонидович Кузнецов, одновременно с которым я учился в аспирантуре Института геологии и разработки горючих ископаемых и который в 1993 году стал президентом Российской академии естественных наук, и Владимир Леонидович Богданов, который в 1984 году стал генеральным директором ПО, а позднее ОАО "Сургутнефтегаз". Еще немало замечательных людей не обошли моей судьбы. О некоторых из них я немного рассказал выше…
 
                                                                           * * *
      ...Начало 70-ых годов прошлого века. Я в какой-то мере прижился на западносибирских просторах, уже разворачивалось здесь опытное применение пакерных технологий крепления скважин. Опытно-промышленные работы тогда были сосредоточены в Нижневартовске, а планы работ и акты об их выполнении следовало утверждать в Сургуте, в тресте "Запсиббурнефть". 
​          Поэтому для меня уже стали привычными летние ночные поездки на теплоходе по Оби между Нижневартовском и Сургутом.
      В тот день после оформления очередных документов я пришел на сургутскую пристань и начал бродить по ней в ожидании теплохода. Кроме меня, на пристани находился только один человек. Это был худой русый юноша. Он сидел на ящике и возился с советским транзисторным радиоприемником – видимо, изучал возможности этого аппарата на данной местности. Между нами завязался разговор.
      – Ну, и как ловятся здесь станции? – спросил я.
      – Не очень. В Тюмени лучше.
      – Как вас сюда занесло?
      – По работе. Вот только недавно стал инженером-буровиком. Сейчас был в тресте – направили в Нижневартовское УБР-1.
      – Ну, значит, нам по пути. Я там же веду испытания новой техники.
      – А вы… – оживился юноша.
      – Тоже буровик. Работаю в московском ВНИИ буровой техники, кандидат наук, руковожу кое-какими работами по совершенствованию крепления скважин.
      – И часто вы здесь бываете?
      – Почти столько же, сколько в Москве. Меня, кстати, Юрий Цырин зовут.
      – Владимир... Богданов...
      Так жизнь свела меня, ученого, приехавшего из Москвы, и Владимира Богданова, тогда еще молодого специалиста.
      ...Прошло немного времени, и Владимиру поручили в управлении буровых работ руководить заканчиванием скважин, так что наши деловые интересы пересеклись. Я с наслаждением обсуждал и решал с новым другом задачи скважинных экспериментов и изобретательства. И чувствовал, что Владимиру это тоже интересно. Более того, став энтузиастом применения заколонных пакеров, он проявил себя страстным борцом за технический прогресс, не боящимся риска.
      Когда среди буровиков вдруг стало распространяться мнение, что этот пакер может приводить к прихватам спускаемой в скважину обсадной колонны труб, на которой он установлен, Владимир решил выполнить уникальную для региона операцию – спустить в скважину целых четыре пакера. Это вполне отвечало геологическим условиям, и эксперимент удался. Молодой инженер всем доказал, что при правильной подготовке скважины к креплению спуск пакеров безопасен.
      При назначении В.Л.Богданова на новые, более высокие должности во внимание принимались и наши с ним совместные научные статьи, изобретения…
 
 
                                                                           * * *
      Многим людям, несомненно, знакомо состояние тихого отчаяния. Ситуация непоправима, надежды рушатся, жизнь зашла в тупик …
      Была ночь. Я лежал на гостиничной кровати и ощущал то самое тихое отчаяние. У меня неожиданно случилась беда: заколонные пакеры, которые должны радикально повышать качество скважин и уже начали внедряться после успешных промышленных испытаний, вдруг, вместо ожидаемых благ, привели к авариям при заканчивании четырех скважин подряд.
      Меня срочно вызвали из Москвы в Западную Сибирь как руководителя работ. Я на месте все проверил, все просчитал и понял: буровики, несомненно, все делали правильно. На заводе-изготовителе была проведена специальная учеба инженеров и сборщиков, оставлена детальная методика сборки и испытаний изделий. Почему же произошло преждевременное срабатывание пакеров? Я не мог этого понять.
      Завтра меня будут слушать на техническом совете и, увидев мою беспомощность, прекратят внедрение. Несколько лет работы коллектива – и такой плачевный итог. Как все надеялись на успех! Сколько сил отдали, чтобы успех состоялся! А я,  бестолковый, посмел быть во главе работы…
      Во втором часу ночи раздался стук в дверь. Это был Владимир Богданов, симпатичный молодой инженер бурового предприятия, который поверил в заколонный пакер и болел за его успешное внедрение. Владимир, естественно, знал о случившейся беде, но почему-то стоял с сияющим видом. Через минуту он вывалил из карманов на стол десятки срезных винтов от полученных предприятием изделий. (Здесь, пожалуй, уместно заметить, что именно подбором срезного винта каждое изделие настраивалось на конкретные условия в скважине, и этим обеспечивалась его безаварийная работа.) Последним на стол лег штангенциркуль.
      – Я подумал так: если все было правильно, надо проверить эти винты, – сказал Владимир. – Поехал на базу и там вытащил их из всех изделий.
      Я сразу возразил:
      – Точнейшему изготовлению этих винтов мы с заводом уделили особое внимание – ошибок быть не может.
      Владимир улыбнулся:
      – А чем ты гарантируешь правильность чеканки на головке каждого винта?
На ней чеканкой указывался диаметр винта в месте среза – для быстроты и безошибочности отбора на буровой нужных винтов, которые затем устанавливались в наше изделие.
      – Отчеканено неверно, проверь сам, – Владимир протянул мне штангенциркуль.
      И тут я, потрясенный, понял, что дело нашего коллектива спасено этим добрым волшебником. Было предусмотрено все, кроме одного: девочка-чеканщица могла когда-то оказаться в плохом, а, быть может, наоборот, в слишком хорошем настроении, и тогда эти винты просто мешали ей думать о другом, о чем-то высоком. Их так много, почти неразличимых на глаз, таких маленьких и надоевших. Неужели может случиться что-то плохое, если вместо одной цифры на винте будет отчеканена другая? Придумали чепуху какую-то, чтобы людей мучить…
      После всех наших забот и стараний мысль о ложной чеканке на срезных винтах просто не приходила мне в голову. А Владимиру пришла… Все было дальше нормально, только на заводе сняли с работы начальника отдела технического контроля...
                                                                            ____________

      ...Летом 1973 года одного из самых ярких руководителей Западно-Сибирских нефтяников Александра Викторовича Усольцева назначили главным инженером Нижневартовского управления буровых работ (УБР) №1. Это то самое буровое предприятие, где работал молодой специалист Владимир Богданов, когда произошел описанный выше ночной разговор. Вначале главный инженер направил его на работу в передовую бригаду бурового мастера Геннадия Левина. Через некоторое время Владимир попросил мастера доверить ему самую ответственную рабочую должность – бурильщика... Он прошел все рабочие ступеньки буровика, показал способность толково решать инженерные задачи – стал восприниматься как перспективный специалист. Что его отличало? Александр Викторович вспоминал об этом так: "Упрямство – раз, огромная трудоспособность – два и редкостное умение четко следовать тому, что предписано – три".
       …Была в УБР группа крепления скважин, руководил ею Михаил Гарафович Хуснутдинов... Чудесный мужик, прекраснейший специалист, замечательный воспитатель. И главный инженер отправляет Владимира Богданова к нему, да к тому же назначает замом Хуснутдинова, чтобы молодой человек почувствовал высокую ответственность. Тут от него много зависело... Усольцев уже видел, что из Богданова может вырасти главный технолог УБР…
 
                                                                          * * *
      С 1984 года Владимир Леонидович Богданов – генеральный директор "Сургутнефтегаза". В 2021 году пройдет рубеж своего 70-летия. Есть добрая известность в России и за ее рубежами, награжден многими орденами и медалями…
      Его огромное хозяйство всегда стабильно и эффективно, не пошатнулось и  в самые смутные времена 90-ых годов ушедшего века. Акционерное общество "Сургутнефтегаз" неизменно – один из форпостов цивилизованного капитализма на российской земле.

Владимир Леонидович Богданов.

     Знает Владимир Леонидович, мужавший поначалу как технарь, что в сложных делах нельзя упускать из виду ни один маленький винтик. И нередко до глубокого вечера горит свет в его кабинете. Если уж дано человеку обнаружить те мелочи, которые другими не замечаются и которые оказываются совсем и не мелочами, то куда уйдешь от таких поисков, от такого нелегкого призвания! 
      Рассказывая о Владимире Леонидовиче Богданове, не могу не коснуться штрихов истории "Сургутнефтегаза", которым он руководит более 35 лет.
      Производственные объединения в Сургуте, Нижневартовске и Нефтеюганске были созданы по приказу Министерства нефтяной промышленности № 495 от 15 сентября 1977 года. Коллективу ОАО "Сургутнефтегаз" предстояло разрабатывать месторождения на огромной территории. Нефтяников ждали сотни километров бездорожья, промыслы и буровые без бытовых удобств, поток проблем материально-технического снабжения. Всему этому люди противопоставили мужество, стойкость, энтузиазм и творческий поиск.
​      В конце 1970-ых годов Сургут начали величать "нефтяной столицей Сибири". Он превратился в центр развития севера Тюменской области. К этому времени в городе была построена самая крупная в Европе Сургутская ГРЭС-1, работающая на попутном газе. Одновременно была создана крупнейшая в регионе база строительной индустрии, появились железная дорога, автомобильные магистрали, аэропорт.

​      С 1981 года сургутяне вышли на лидирующие позиции по объемам бурения в Советском Союзе. 
      На работу в "Сургутнефтегаз" стали ежегодно приезжать 8–10 тысяч человек. Катастрофически не хватало жилья. Царил дефицит продуктов и товаров бытового назначения. Естественно, испытания бытовой неустроенностью выдержали не все. Но многим сургутская земля стала родной.
      Трудно приходилось нефтяникам с материально-техническим обеспечением производства: поставки по фондам, разнарядкам и лимитам часто не соответствовали их реальной потребности. Внедрение новых технологий могло осуществляться только по указаниям "сверху" – действовала жесткая административная вертикаль.
      В этих условиях сургутяне вводили в разработку новые месторождения, постоянно наращивая объем добычи нефти, а в 1984 году достигли рекордного рубежа – 67,5 млн. тонн.
      Но "Сургутнефтегаз" заботился не только об объеме добычи нефти. Им выполнялась продовольственная программа, расширялось жилищное строительство, благоустраивались города и поселки, создавались индивидуальные сады и огороды.
      ...Через несколько лет произошел распад Советского Союза. Рушились хозяйственные связи, финансово-кредитная система. Цены на продукцию для нефтяников, производимую за пределами России, возрастали, приближаясь к мировым. Возник пресс массовых неплатежей. При этом государство продолжало устанавливать низкие цены на нефть. В отрасли катастрофически снижались инвестиции. В этих условиях произошло обвальное падение добычи нефти в стране.
      Трудности "Сургутнефтегаза" были усилены тем, что в 80-е годы ему пришлось передать вновь созданным объединениям "Ноябрьскнефтегаз" и "Когалымнефтегаз" несколько крупных месторождений, освоенных сургутскими нефтяниками.
      Но руководство "Сургутнефтегаза" неизменно думало о будущем. В кризисные 1990-е годы коллектив объединения ежегодно рос на 1,5–2 тысячи человек. В это время была укреплена научная база: создано Тюменское отделение головного института СургутНИПИнефть, находящегося в Сургуте. Институтом обеспечивается проектирование нефтегазодобывающих промысловых объектов и проектирование строительства нефтяных наклонно-направленных и горизонтальных скважин на месторождениях "Сургутнефтегаза". При этом в области проектирования строительства скважин изначально используются соответствующие достижения отечественной прикладной (корпоративной) науки, прежде всего, подразделений СургутНИПИнефти. В совершенствовании заканчивания скважин – важнейшего фактора их производительности – наибольшую помощь сургутянам в 90-ые годы оказывал ВНИИ буровой техники.
      Становилось ясно, что, оставаясь в прежней организационной форме, "Сургутнефтегаз" не сможет выжить. Необходимо было создать вертикально-интегрированную компанию по принципу "от геологоразведки до бензоколонки". Нефтяники, не получая плату за поставляемую нефть, по существу беспроцентно кредитовали нефтеперерабатывающие заводы, сбытовые структуры и потребителей.
      Генеральный директор ОАО "Сургутнефтегаз" В.Л.Богданов в майском выпуске газеты "Нефть Приобья" 1992 года отметил:
"Это ненормально, когда одни богатеют за счет тяжелейшего труда других. Наступило время, когда нужно самим не только производить нефть, но и торговать ею грамотно. До сих пор мы только добывали нефть, а капиталы на ней наживали другие.
Но я думаю, что мы преодолеем все барьеры и сумеем создать настоящую нефтяную компанию, имеющую конечный продукт – бензин, керосин, горюче-смазочные материалы".
      В нефтяную компанию вошли нефтедобывающее предприятие "Сургутнефтегаз", Киришский нефтеперерабатывающий завод и несколько предприятий нефтепродуктообеспечения на Северо-Западе России. Создать в короткий срок новый единый технологический комплекс, который бы эффективно и прибыльно работал, было непросто.
      В отличие от многих акционерных компаний, "Сургутнефтегаз" смог успешно преодолеть все трудности организационного периода и за годы работы в новых экономических условиях сформировался в высокотехнологичную энергетическую компанию. В ней появились одно из крупнейших в России управление поисково-разведочных работ, не имеющий аналогов в России завод моющих средств, собственный газоперерабатывающий комплекс, мощный нефтегазодобывающий производственный комплекс в республике Саха (Якутия). Было немало других свершений.
      Создание комплекса на территории Якутии – это трудовой подвиг сургутских нефтяников. Всего за четыре года они обеспечили там начало промышленной добычи нефти, неузнаваемо преобразовали глухой край, открыли ему захватывающую перспективу будущего. Как подчеркнул В.Л.Богданов, выступая перед работающими там нефтяниками, этот комплекс «создан на принципиально новых технических решениях с применением самых передовых образцов мирового научно-технического прогресса".
      География деятельности "Сургутнефтегаза" неуклонно расширяется... 30 лет назад сургутским нефтяникам в самых смелых мечтах не виделись всем сегодня привычные средства автоматики, электроники и связи… Не мечталось о спутниковом телевидении, имеющемся ныне и на самых отдаленных промыслах. Все стало другим… Однако, как же правы создатели издания "Это нашей истории строки", посвященного 35-летию ОАО "Сургутнефтегаз":
      "Но и сегодня, как много лет назад, путь к нефти труден и долог – это преодоление пространств, покорение расстояний, проникновение в тайны недр, терпение и открытия, мужество и непрерывное созидание.
      Все так же колышутся под ногами топкие болота, все так же испытывают на прочность нефтяников лютые морозы и донимают вездесущие комары и мошка, все дальше и дальше уходят новые промыслы...
И уже новым поколениям сургутских нефтяников предстоит крепить и приумножать славу и трудовые традиции "Сургутнефтегаза". Ведь впереди еще множество неоткрытых горизонтов...".
      Весной 2013 года генеральный директор ОАО "Сургутнефтегаз" В.Л.Богданов в интервью Агентству нефтяной информации рассказал о принципах политики акционерного общества, планируемой на будущее: "У нас много неосвоенных запасов и достаточно финансовых средств, чтобы постепенно их вводить в разработку... Годовой объем в 61–62 млн тонн нефти мы готовы держать вплоть до 2030 года. Я считаю, что нужно рационально использовать природные ресурсы. Можно добывать больше, но нам интереснее эксплуатировать месторождение десятилетиями, постоянно вводя новые технологии, повышая коэффициент нефтеотдачи... Чем больше работает месторождение, тем дольше сохраняет свою стабильность, достигается более высокий коэффициент нефтеотдачи. Так что политика "Сургутнефтегаза" не меняется, мы за стабильность добычи. Надо думать о том, что будет с компанией через 10–15 лет. Люди должны быть уверены в будущем". 
      В конце апреля 2016 года президент России Владимир Владимирович Путин своим указом присвоил генеральному директору ОАО "Сургутнефтегаз" Владимиру Леонидовичу Богданову звание "Герой труда Российской Федерации". В документе подчеркивается, что звание присвоено "за особые заслуги перед государством и народом". 
      Хочется привести слова о славном ОАО "Сургутнефтегаз" Владимира Леонидовича Богданова, талантливого и мудрого руководителя огромного и целеустремленного коллектива сургутских нефтяников:
      "Рождение нашей компании – начало формирования самых ценных и дорогих для нас традиций коллективной сплоченности. Тридцатипятилетняя история предприятия – фундамент, на котором строятся наши достижения. За достаточно небольшой отрезок времени «"Сургутнефтегаз" стал одной из крупнейших российских вертикально интегрированных нефтяных компаний с мировым именем. Путь становления и развития родного предприятия объединил десятки тысяч человеческих судеб, предоставил многим из нас возможность для реализации творческого потенциала, личных и профессиональных качеств".
                                                                 _____________
 
      Мы, увы, редко вспоминаем слово "изюминка" в его переносном значении и не всегда могли бы без затруднения раскрыть чётко это его значение. Словари русского языка предлагают, в частности, следующую подсказку: "Изюминка – яркое своеобразие, придающее кому-либо или чему-либо привлекательность". 
      Если иметь в виду работу, я бы добавил еще одно слово – и получилось бы: "Яркое и эффективное своеобразие…". Полагаю, такое уточнение вполне соответствует всему моему повествованию, которое  Вам, видимо, удалось одолеть, уважаемый читатель, за что сердечно Вас благодарю.
      И напомню читателям старшего поколения душевные слова нашего поэта Роберта Рождественского:
​    

Наверно,
мы всё-таки
                      что-то сумели.
Наверно,
мы всё-таки
                      что-то сказали…

---