Мои любимые “необразованные” поэты
Мы знаем, что иногда химик может проявить
выдающийся талант композитора, а врач создает замечательные пьесы. Мой приятель
и ровесник Вадим Рабинович в середине 60-х годов в Москве почти одновременно
получил ученую степень кандидата химических наук и окончил Литературный
институт. Тогда же его стихи были опубликованы в престижном “Новом мире”. Более 40 лет я трудился в научно-технической сфере. Там с друзьями и соратниками познал мучительное и сладостное изобретательское творчество, азарт исследовательского поиска. Но еще, помню, наполнялось сердце волнением и признательностью, когда слышал или читал поэтические строки моих неугомонных “технарей”.
По большому счету, не специальная образованность вводит человека в литературное творчество, а работа души, неуемное желание сказать другим что-то важное, что, возможно, найдет отзвук в их сердцах… Разных ступеней успеха достигают люди в этом творчестве – не равны мы талантами, и никогда иного не будет. Но даже если человек согревает своими добрыми стихотворными строками только родных и друзей, разве не важно это в нашей непростой жизни!..
Была у меня в городе Ангарске Иркутской области одноклассница с довольно редким, как бы сошедшим со страниц какого-то увлекательного зарубежного романа именем – Генриетта. Скромность ее была феноменальной. Рядом с ней мы, бойкие старшеклассники, всегда чувствовали себя яркими, незаурядными личностями, умеющими и красиво говорить, и интересно шутить. Она оставалась тихим, доброжелательно-задумчивым зрителем и слушателем наших творческих проявлений. Правда, школьные сочинения по литературе ей удавались лучше, чем другим, но кого из нас этот факт мог тогда серьезно заинтересовать!.. А затем я переписывался с ней десятки лет – и более талантливых, подчас потрясающих писем не получал ни от кого. В 1998 году она закончила свою внешне тихую жизнь самоубийством в Ангарске, будучи уже пенсионеркой. На седьмом десятке не смогла выстоять в этой жизни, потому что, говоря словами замечательного поэта Ильи Сельвинского, ее “перевесило сердце”. Много печального вместилось в этом сердце скромного техника-электрика, многие годы поднимавшей в одиночку сына с тщетной надеждой на его благополучную судьбу.
В ее душе всегда жила поэзия, она написала сотни стихов. И никогда их не публиковала. Только иногда раскрывала свою поэтическую душу близким людям, и они с трепетным волнением входили в её красивый и сложный мир. Есть на земле люди, в сердцах которых она оставила добрый неизгладимый след. Среди этих людей – я.
Иногда в Нью-Йорке слышу или читаю ироничные размышления о том, что наши люди в эмиграции не прочь взамен своей прошлой профессиональной деятельности заняться сомнительным литературным трудом. Не надо так… Я вновь и вновь убеждаюсь: в русскоязычной общине Америки есть удивительно интересные люди, являющие нам драгоценный сплав огромного жизненного опыта, знаний, мудрости и великодушия. И разве не могут их стихи оказаться поэзией? Подобно живущим на машинописных страницах стихотворениям моего друга Генриетты…
По большому счету, не специальная образованность вводит человека в литературное творчество, а работа души, неуемное желание сказать другим что-то важное, что, возможно, найдет отзвук в их сердцах… Разных ступеней успеха достигают люди в этом творчестве – не равны мы талантами, и никогда иного не будет. Но даже если человек согревает своими добрыми стихотворными строками только родных и друзей, разве не важно это в нашей непростой жизни!..
Была у меня в городе Ангарске Иркутской области одноклассница с довольно редким, как бы сошедшим со страниц какого-то увлекательного зарубежного романа именем – Генриетта. Скромность ее была феноменальной. Рядом с ней мы, бойкие старшеклассники, всегда чувствовали себя яркими, незаурядными личностями, умеющими и красиво говорить, и интересно шутить. Она оставалась тихим, доброжелательно-задумчивым зрителем и слушателем наших творческих проявлений. Правда, школьные сочинения по литературе ей удавались лучше, чем другим, но кого из нас этот факт мог тогда серьезно заинтересовать!.. А затем я переписывался с ней десятки лет – и более талантливых, подчас потрясающих писем не получал ни от кого. В 1998 году она закончила свою внешне тихую жизнь самоубийством в Ангарске, будучи уже пенсионеркой. На седьмом десятке не смогла выстоять в этой жизни, потому что, говоря словами замечательного поэта Ильи Сельвинского, ее “перевесило сердце”. Много печального вместилось в этом сердце скромного техника-электрика, многие годы поднимавшей в одиночку сына с тщетной надеждой на его благополучную судьбу.
В ее душе всегда жила поэзия, она написала сотни стихов. И никогда их не публиковала. Только иногда раскрывала свою поэтическую душу близким людям, и они с трепетным волнением входили в её красивый и сложный мир. Есть на земле люди, в сердцах которых она оставила добрый неизгладимый след. Среди этих людей – я.
Иногда в Нью-Йорке слышу или читаю ироничные размышления о том, что наши люди в эмиграции не прочь взамен своей прошлой профессиональной деятельности заняться сомнительным литературным трудом. Не надо так… Я вновь и вновь убеждаюсь: в русскоязычной общине Америки есть удивительно интересные люди, являющие нам драгоценный сплав огромного жизненного опыта, знаний, мудрости и великодушия. И разве не могут их стихи оказаться поэзией? Подобно живущим на машинописных страницах стихотворениям моего друга Генриетты…
|
Вы знаете, отчего ребенок застенчив
и женщина отчего робка? Вы знаете, в чем слабость и могущество полевого цветка? Отчего неуверенны речь и походка, закрыты, безмолвны у сердца уста? Отчего признания, как цепью, скованы и как длинна от дома верста? Отчего спотыкаются и падают, в кровь разбивая сердце, не колени? И зачем – слеза от чьей-то доброты, а любовь подвергается сомнению? …Если Вы не знаете, отчего это, не ищите, не знайте ответа… |
В Московском нефтяном институте я учился с Володей
Павлиновым. Нас объединяли любовь к поэзии и наша стенгазета. Он жил в одном из
старых дворов Арбата, в маленькой комнате коммунальной квартиры, вдвоем с мамой,
рано постаревшей, кроткой и неизменно приветливой. Отец погиб на фронте. Стихи Володи уже тогда можно было увидеть в журнале “Юность”. А иногда мы, его однокашники, собирались у кого-нибудь из нас дома, и он читал нам те свои строки, которые еще не были опубликованы…
Но он не спешил стать профессиональным поэтом и, окончив институт, работал в геологических экспедициях. Володя стал хорошим геологом-изыскателем, познавшим Алтай и Саяны, Северный Урал и Кавказ, горячие ветра Каракумов, а еще хорошим поэтом, заслужившим доброе имя своими поэтическими сборниками. О нем говорил добрые слова большой русский поэт Ярослав Смеляков, а известный поэт-фронтовик Николай Старшинов написал, что “в поэзии нашей лучшие стихи Владимира Павлинова оставили заметный след”. Володя жил в полную силу…
Читая его поэтические сборники, я понял, что самыми волнующими воспоминаниями геологической судьбы стало для него виденное и пережитое в пустынях Средней Азии. Вот одно из стихотворений – я его очень люблю:
Но он не спешил стать профессиональным поэтом и, окончив институт, работал в геологических экспедициях. Володя стал хорошим геологом-изыскателем, познавшим Алтай и Саяны, Северный Урал и Кавказ, горячие ветра Каракумов, а еще хорошим поэтом, заслужившим доброе имя своими поэтическими сборниками. О нем говорил добрые слова большой русский поэт Ярослав Смеляков, а известный поэт-фронтовик Николай Старшинов написал, что “в поэзии нашей лучшие стихи Владимира Павлинова оставили заметный след”. Володя жил в полную силу…
Читая его поэтические сборники, я понял, что самыми волнующими воспоминаниями геологической судьбы стало для него виденное и пережитое в пустынях Средней Азии. Вот одно из стихотворений – я его очень люблю:
|
Я узнал, что такое усталость,
после смены в палатку входя: от усталости почва шаталась, и трава за ботинки хваталась, и, разорвано в клочья, моталось небо – серая сетка дождя. Кто-то снял с меня тихо рубаху, кто-то спальный мешок расстелил, и, подкравшийся сзади, с размаху сон ударил меня и свалил… Я проснулся. По лугу парному день, вздыхая, ушел на ночлег. гром катился по небу ночному, как колеса огромных телег. Черный дым, словно флаг, развевая, в пятнах ночи, в пыли огоньков, будто крейсер, плыла буровая по волнистым просторам песков… |
Володи уже давно нет: в 1985 году тяжелый сердечный приступ оборвал его жизнь… Нередко листаю страницы его книжек. Он еще в довольно молодые годы смог сделать поэзию главным делом своей жизни, отказавшись от надежной инженерной карьеры. Я не смог. Просто, хочется думать, навсегда остался поэтом в душе со стремлением к гармонии и искренним равнодушием к высоким служебным постам.
В посмертном сборнике стихов Павлинова с волнением читал его воинствующее напутствие поэтам (и, думаю, многим другим честным и творческим людям):
В посмертном сборнике стихов Павлинова с волнением читал его воинствующее напутствие поэтам (и, думаю, многим другим честным и творческим людям):
|
Поэт, постов не занимай
и вдохновению противной обузы административной на плечи ввек не принимай. Ты непосредственность и страсть сумеешь сохранить едва ли. В одной руке стихи и власть всегда друг друга убивали. В борьбе за лучшие посты притворство возведя в искусство, свой первый дар утратишь ты – святую первозданность чувства. Юля по личным, а порой по лжеобщественным мотивам, ты сам убьешь свой дар второй – уменье быть всегда правдивым. И, переняв фальшивый жар дельцов, с чьей совестью не спорю, ты утеряешь третий дар – отзывчивость к чужому горю. Но вдруг в блистательной судьбе глухая мысль тебя встревожит: солгавший самому себе уже поэтом быть не может… |
Мне посчастливилось быть в приятельских отношениях с интересным поэтом Николаем Беляевым. С Колей мы вместе начинали инженерную работу в Казани. В его судьбе тоже важен пример верности своему призванию. Он, как и Володя Павлинов, со временем отказался от инженерной карьеры. А в годы нашей молодости руководитель конструкторского отдела, где мы трудились, беззлобно иронизировал: “Нет, Коля, тебе не суждено стать серьезным поэтом. Он должен страдать, жить впроголодь. Ты же гребешь аж 100 рублей в месяц…” Но в этой иронии начальник несколько приукрасил материальное положение начинающего поэта. Коля брал длительные отпуска за свой счет и отправлялся в фольклорную экспедицию, где почти ничего не зарабатывал. А дома его ждали жена и крошечная дочь… Позже я с радостью находил в книжных магазинах поэтические сборники Коли. А в “Комсомольской правде” увидел мое самое любимое из стихотворений Николая Беляева – “Сосна”. В то время я еще не читал “Мастера и Маргариту”, и первым произведением советской литературы, страстно воспевающим свободу духа человеческого, была для меня беляевская “Сосна”:
|
Не всем, не все на свете удается,
но удалось – и словно с плеч гора. Cосна росла, как в каменном колодце, внизу, на дне глубокого двора. Когда-то и она от солнца слепла, но город рос, врубаясь в древний бор… Каким клочком ей заменили небо, каким гвоздем пришили к ней забор! Опутали ее домохозяйки надежною веревкой бельевой. И, пьяные, бренчали балалайки Расхожею частушкой гулевой. Сарай – и тот стоял к сосне спиной… Вот так и не жила, а вековала, и не ждала уже иной поры. Но каждый год весна атаковала потоком солнца души и дворы. …Мучительно оттаивали корни. И было страшно в эту ночь, когда она по стеклам била хвоей черной, какой-то новой силой налита… А утром в окна чистые вломился языческий Ярило – бог Весны! Я рано встал. И мало удивился, не обнаружив во дворе сосны. Она ушла. Куда – никто не знает. Ушла, по лужам волоча белье. Она ушла, хоть так и не бывает. Ушла и все. Я счастлив за нее. |
Дорогой читатель! Мне не узнать, понравились ли вам те стихи, которые я внес в очерк. Хочется, конечно, чтобы они проникли в Ваше сердце. Но для меня гораздо важнее оставить в вашем сердце другое. То, что мои любимые “необразованные” поэты смогли найти в себе силы для вдохновенной жизни и еще овладели искусством доброты, которая так важна людям, - это и стало их счастьем.
Иногда мы слышим печальные слова: этот человек “сломался”… Души людей моего поколения теперь в основном тревожатся раздумьями о судьбах наших детей и внуков. Мы хотим, чтобы жизнь их была счастливой. И потому есть у нас святая миссия – поддерживать их дух своим оптимизмом, умением находить в себе силы для светлой жизни и добра. В себе! Потому что нет другого пути к душевному благополучию, нет другого средства не сломаться на ветрах жизни.
А писать стихи вовсе не обязательно…
Иногда мы слышим печальные слова: этот человек “сломался”… Души людей моего поколения теперь в основном тревожатся раздумьями о судьбах наших детей и внуков. Мы хотим, чтобы жизнь их была счастливой. И потому есть у нас святая миссия – поддерживать их дух своим оптимизмом, умением находить в себе силы для светлой жизни и добра. В себе! Потому что нет другого пути к душевному благополучию, нет другого средства не сломаться на ветрах жизни.
А писать стихи вовсе не обязательно…