Последний штрих
Семидесятые годы ушедшего от нас века... Привычный номер в гостинице. Четверг, поздний вечер...
Аркадий Михайлович чувствовал неприязнь к Павлу Кирилловичу. Впрочем, это чувство было у них взаимным. А почему так случилось, одной фразой не объяснить.
Ровесники, оба сорокапятилетние, оба неугомонные в работе, оба талантливые инженеры. И каждый реализовал свое призвание: первый стал еще и ученым, а второй – директором завода. Жили они, по российским понятиям, недалеко друг от друга. Аркадий Михайлович – в Москве, Павел Кириллович – в Рязани. И связывало их общее свершение. Эти люди, романтик исследований и разработок и жесткий организатор производства, вместе добились в нефтяном министерстве решения о строительстве на базе скромного рязанского ремонтно-механического заводика совершенно нового, современного предприятия для серийного производства буровой техники, разрабатываемой большой научной лабораторией, которой руководил в институте Аркадий Михайлович. Это, конечно, – чудо: совпали интересы двух волевых людей – и возникает новый красавец-завод. Чудо произошло! И, казалось бы, такое должно сделать их верными друзьями навсегда. Но в жизни может получиться и сложнее...
Через несколько лет, когда новый завод начал действовать, у Аркадия Михайловича отняли его должность и поручили ему руководить в лаборатории лишь небольшим сектором промышленных испытаний. Почему? Это не очень просто понять молодым людям, которым незнакомы те времена. А ситуация-то была рядовой. В отделе беспартийного Аркадия Михайловича возмужал большой комсомольский активист, который затем стал секретарем парторганизации института. Конечно, ему понадобилась серьезная должность в науке. И он ее получил – сел в кресло бывшего шефа. Да, ситуация была рядовой, но серьезно травмировала душу Аркадия Михайловича. И не в задетом самолюбии был основной вопрос – в другом. Хорошо знал он своего ученика. Нет, не мыслитель тот в науке. И не ювелир. А значит, научное направление, беззаветно выращенное под руководством отстраненного руководителя лаборатории, будет становиться все легковеснее, все менее привлекательным для производственников.
...Стало побаливать сердце, бывали нервные срывы на работе, раз за разом грубо обижал жену по пустякам, надоедливо придирался к детям... В общем, семья обрела иного человека, выбитого из колеи, потерявшего ориентиры. Тяжелого, подчас невыносимого... Так потянулись месяц за месяцем...
Павел Кириллович призывал своего соратника драться за должность на уровне министерства, предлагал бескомпромиссную поддержку. Но Аркадий Михайлович не был готов к такой борьбе – борьбе за свое кресло. Его могли вдохновлять только ювелирные искания специалиста, творческая борьба за успех дела. Мог проявлять волю только в этой сфере.
Он давно принял для своей жизни принцип любимого поэта: “Я делаю себе карьеру тем, что не делаю ее!”
- Мне всегда казалась избыточной ваша интеллигентность, но, к сожалению, вы оказались просто тряпкой, - сказал ему Павел Кириллович. – Знайте: я потерял к вам уважение. И еще имейте в виду, что, в отличие от вас, я не намерен отдавать наше дело на погибель этому “генсеку”. Я начинаю создавать параллельную научно-конструкторскую структуру на заводе. Спасем дело сами. Без таких, как вы.
Отношения их стали холодно-вежливыми...
И не зря говорится: пришла беда – открывай ворота. Павел Кириллович, часто наезжая в Москву, давно узнал семью Аркадия Михайловича. Сколько раз был желанным гостем! Супруга Павла Кирилловича умерла от рака лет пять назад. Дочку воспитывала его мать – жили втроем... Вдруг Аркадий Михайлович узнает, что Машу, жену, пригласили в Рязань, на новый завод, главным технологом. И что она согласилась. А чуть позже получила в Рязани прекрасную квартиру и, даже не пожелав объясниться с нудным и грубым, отравляющим ее жизнь мужем, переселилась туда с детьми. Специалист она действительно серьезный, работала в той же должности на маленьком экспериментальном заводе института. Но он-то понимал, что значит ее совместная работа с Павлом Кирилловичем. Понимал, что жизнь рушится...
Удивительно, но магическое “вдруг” бывает не только в сказках. Нижневартовское нефтяное объединение, работающее в Западной Сибири, на просторах Среднего Приобья, начало создавать свой научный и проектный институт, и Аркадия Михайловича пригласили туда в качестве заместителя директора по науке. Он согласился без колебаний. Новые дела, новые люди – это может стать новым обретением достойных задач. А по большому счету – спасением...
* * *
И вот его последняя командировка в Рязань. Последний штрих родных дел, а затем – в Сибирь, тоже давно познанную в командировках и уже любимую!
Привычный номер в гостинице. Четверг, поздний вечер. На столе – большой чертеж. А по чертежу разбросаны листы писчей бумаги, на которых – напоминающие друг друга, но все же разные карандашные эскизы. На полу, возле стола, - второй большой чертеж, напоминающий первый, и все же не такой. На тумбочке, недалеко от стола, – недопитый стакан кофе. Лицо Аркадия Михайловича осунулось, в глазах – тяжелая усталость.
Необходимо найти решение. Иначе десятки готовых к сборке разобщителей пластов новой конструкции не будут реализованы. А это – ощутимый финансовый удар для завода. Все детали изготовлены, поскольку завод поверил лично ему. Но стендовые испытания первого собранного устройства неудачны. В чем же дело? В чем?..
О, как не хочется вовлекать моего читателя в технические дебри! Но не зайдя хотя бы на самый их краешек, не смогу я рассказать, почему так плохо Аркадию Михайловичу в эти вечерние часы. Если вы, уважаемый читатель, не пытались создать что-то в технике, поверьте, что на пути и к самым ярким техническим свершениям приходится пройти через ошибки, подчас до обидного нелепые, о которых стыдно вспоминать. Но без такого не бывает, уж поверьте.
Аркадий Михайлович понимал, что при создании новой конструкции разобщителя пластов был допущен какой-то нелепый просчет. Но какой? Ведь установленное на поршне резиновое уплотнительное кольцо, которое стало регулярно рваться при его перемещении в рабочую позицию, находится, кажется, в тех же самых условиях, что и в прежнем устройстве. В том устройстве ничего подобного не происходило. Никогда.
Что же делать? Уже целую неделю на заводе пытаются реализовывать различные идеи Аркадия Михайловича по выходу из этого тупика, но – безуспешно. И уплотнительное кольцо делали массивнее, и резину – более твердой, и канавку для кольца – специальной формы... А результат – тот же: рвется кольцо при сходе с контактной поверхности корпуса устройства. Рвется в условиях, в которых раньше работало абсолютно надежно. А поскольку не создавало проблем, то никто и не задумался, почему их нет. Ну, нет – и прекрасно. Значит, конструктивное решение этой зоны устройства без всяких хлопот получилось оптимальным... И вот теперь перестало быть таким…
Производство разобщителей остановлено. Завод вовлечен в бесплодные эксперименты. Люди – в тревоге и недоумении. Павел Кириллович сегодня утром пригласил Аркадия Михайловича к себе в кабинет и заявил:
- Вижу, расставание у нас будет неласковым. К сожалению, я просчитался: поверил вашей убежденности. Думал, вы прежний, а оказалось – уже не тот. Где былые легкость, изящество в делах? Сработался, как говорится... Ну, вот что, дорогой Аркадий Михайлович. Я уезжаю в Москву до субботы – дела есть. Мудрите еще денек, в пятницу, хотя мне уже ясно, что ваши судороги ни к чему хорошему не приведут. А в субботу, в десять утра, добро пожаловать сюда же, на техсовет. Скажем вам гуд бай и вернемся к производству прежних разобщителей... Удружили вы заводу! Но что с вас теперь возьмешь? Вы уже сибиряк. Так что служите там прогрессу... но без нас... Я надеюсь, все понятно?
Аркадий Михайлович принял монолог директора без всяких эмоций. Кивнул в задумчивости и молча вышел...
…Привычный номер в гостинице. Четверг, поздний вечер… Лицо Аркадия Михайловича осунулось, в глазах – тяжелая усталость... В чем же дело? В чем?..
Наступила ночь. “Надо поспать, - подумал он. – Не очень верю, что утро вечера мудренее, но сил уже нет. На что же еще надеяться, как не на утро?”
Вроде бы удалось заснуть...
А еще через час (то ли во сне, то наяву – он не понял) вдруг стало совершенно ясно, в чем дело. В прежнем разобщителе корпус в зоне схода кольца с контактной поверхности имел маленькое сквозное радиальное отверстие, перекрытое снаружи герметичной пробочкой...
До чего же все просто! Конечно же, когда кольцо перемещалось в этой зоне, через полость отверстия мгновенно выравнивались величины гидравлического давления с двух сторон кольца. Болван! Именно так исчезала опасная нагрузка на кольцо, которая может вызывать его порыв. А в новом устройстве такого спасительного бокового отверстия нет – оно оказалось ненужным по другим соображениям... Позор тебе, Аркаша, позор! Неделю решать типичную проблему для неучей! Как ты мог проглядеть такую элементарщину? Может быть, и вправду сработался? А еще замахиваешься руководить наукой в Нижневартовске! Где твоя принципиальность?..
Ругал себя Аркадий Михайлович, ругал, а настроение его стало легким и радостным.
И, забыв про ночное время, схватил он телефонную трубку, набрал номер Маши...
* * *
Нет, не буду я утомлять читателя их разговором. Ведь не о любви он был, не о жизни, а о каком-то разобщителе пластов... Впрочем, как не о жизни? Ведь это и была теперь, быть может, самая волнующая грань их жизни. Но такова уж судьба милых моих технарей: не интересны читателю их профессиональные проблемы. Другое дело – воспоминания актера о своих делах, или драматурга... Ну, и ладно, что есть, то пусть и будет.
А вот Маше было интересно слушать подробное откровение мужа о резиновом уплотнительном кольце и условиях его работы. Ей тоже не спалось.
- Я уверена, Арик, что теперь все будет в порядке. Молодец! Знай: я верила, что ты победишь...
- Только я не хочу копировать ту случайную палочку-выручалочку, боковое отверстие. По-моему, теперь надо защитить кольцо вполне серьезно: вставить в зону увеличенного зазора тонкую гильзу с продольными перепускными прорезями. Ты согласна?
- Да, конечно... Завтра надо срочно испытать эту идею. Приходи на завод к началу первой смены – к семи... Приходи, пожалуйста, я буду там...Ну, а пока – спокойной тебе ночи. Поздравляю!..
Пятница стала днем радости и для Аркадия Михайловича, и для Маши, и для начальника цеха, и для рабочих-сборщиков. Кольцо больше не рвалось! Не рвалось при любом его поперечном сечении, при любой твердости резины, при любой форме канавки для него.
В ночь с пятницы на субботу Аркадий Михайлович спал крепко. Проснулся отдохнувшим, в буфете выпил чашку кофе, съел вкусную фирменную булочку, к десяти утра пришел в приемную директора. Там толпились члены техсовета. Директор еще не вернулся из Москвы. Но ждали его недолго. Он стремительно вошел в приемную, кивнул всем головой, распахнул дверь своего кабинета:
- Прошу!
Все расселись по привычным местам. Аркадию Михайловичу достался один из дальних от директора стульев, около двери. Павел Кириллович, сидя за своим рабочим столом, начал:
- Спасибо Василию – привез меня из Москвы за полтора часа. К сожалению, вчера не смог получить подпись начальника главка. Еле уговорил его появиться сегодня рано утром на работе... У них все проблемы – бумажные. А у нас вот сборочный участок остановился по милости науки. План горит. Это – итог нашей излишней доверчивости. Ведь Аркадий Михайлович обещал, что все будет в порядке. Как же тут не поверить! И верим, конечно. А потом за его сырые идеи расплачиваются рабочие потерей заработка... Вот сейчас и подумаем, как нам быть с этими идеями. Что вы можете рассказать нам, Аркадий Михайлович?
Аркадий Михайлович встал. Нет, он не сердился. Более того, был в умиротворенно-игривом состоянии и, хотя очень старался обуздать его, глаза предательски не слушались.
- Думаю, все в полном порядке, - только и сказал он почти весело, совсем не в тон директору.
Павел Кириллович недоуменно уставился на представителя науки. Тут попросила слова Маша и рассказала о событиях пятницы – начиная с самой ночи.
Директор смог подавить в себе замешательство и обычным, начальственным, тоном завершил этот, быть может, самый короткий в истории завода техсовет:
- Ну, что ж, я рад, что мы можем начать выпуск новых разобщителей. За эту возможность не жалко отдать и неделю простоя. Теперь надо быстро доработать и по полной программе испытать все имеющиеся в цеху устройства. В пятницу все должно быть закончено. Надеюсь, Аркадий Михайлович проведет с нами еще одну неделю…
Попросил Аркадия Михайловича задержаться в кабинете. Когда все разошлись, сел рядом с ним и тихо сказал:
- Прости меня, Аркадий...
Тут же зазвонил телефон... Пока директор разговаривал, Аркадий Михайлович молча вышел из кабинета.
...Всю неделю шли испытания разобщителей новой конструкции. Больше никаких проблем не возникло. Всю партию устройств начали готовить к поставке заказчику.
* * *
В пятницу, в конце рабочего дня, Аркадий Михайлович зашел к директору попрощаться. Павел Кириллович попросил его не спешить. Запер дверь кабинета, достал из стенного шкафа бутылку коньяка, две рюмки и плитку шоколада. Разломал плитку на куски прямо в упаковке. Разорвал упаковку и высыпал куски на листок бумаги. Разместил коньяк, рюмки и шоколад на длинном приставном столе. Сел напротив Аркадия Михайловича.
Молчание затянулось. Директор налил коньяк в рюмки и поднял свою:
- Давай наконец перейдем на ты. Ведь почти пуд соли съели вместе... Аркадий, я виноват перед тобой... Плохо понимал тебя. Не разглядел, что ты ведь сильный... Обидел тебя в этой твоей командировке... недоверием... И еще... Я, видишь ли, люблю твою жену. Мне казалось, ей плохо, тоскливо с тобой в последнее время. А со мной она оживала.
В глазах Аркадия Михайловича возникло что-то, похожее на любопытство. Павел Кириллович помолчал несколько секунд, затем продолжил:
- Нет, я не форсировал событий. Только месяц назад предложил ей выйти за меня замуж... Хочу, чтобы ты знал это... И еще хочу, чтобы ты знал ее ответ. Она сказала, что не готова принять мое предложение. Сказала, что очень ценит нашу дружбу, а о большем просит пока не говорить. Коля и Оля, дескать, скоро школу заканчивают – хватит им одного стресса, отъезда из Москвы...
Аркадий Михайлович сидел задумавшись... Павел Кириллович приблизил к нему свою рюмку и сказал:
- Мне хочется выпить за твои успехи в Сибири. Знаю – они будут. А если понадобится мое плечо, приезжай без колебаний. Я – с тобой. За успехи!
- Ну, спасибо, Паша, - просто и искренне улыбнулся Аркадий Михайлович. – Мне было бы жаль расстаться с тобой навсегда. Спасибо! И будь уверен: помучаю я тебя еще. Есть идеи – куда же я без нашего завода? Ну, а прочее тоже образуется. Мы бываем глупы, но жизнь – мудра, она великий гармонизатор... Давай – за дружбу, и стряхнем с нее всю шелуху на прощание!
Прощаясь, они обнялись...
А на следующее утро, уже перед самым отъездом, Аркадий Михайлович пришел попрощаться к жене и детям-близнецам. Поговорили тепло, как-то по-семейному. Не было ни упреков, ни оправданий. Он пригласил Олю с Колей навещать его в Нижневартовске, а затем, быть может, и поработать там...
Жена проводила его до поезда. Шли молча – и в этом молчании ощущали гармонию покоя, внутренней свободы, воскресшей душевности, а быть может, и некоего высокого взаимного прощения. Впрочем, они не анализировали свое состояние, просто открылись ему, и не хотелось им, чтобы оно чем-то нарушалось...
У вагона все же прервали молчание. Он сказал:
- Спасибо тебе, Машенька. Если бы не твоя оперативность, провалились бы испытания.
- Это ты молодец. Я была лишь “на подхвате”... Да и что нам сейчас говорить об испытаниях...
- Они были последним аккордом моих дел в институте. И счастливым. Это очень важно для меня. Я буду помнить их всегда...
- А если и я захочу навестить тебя?
- Ты – жена. Приехала бы в свой дом.
И вновь было молчание. А затем она поцеловала его и сказала:
- Ну, иди. Сейчас поезд поедет.
Он поднес к губам ее ладони и поцеловал их:
- Будь умницей... Я буду звонить. Пусть все будет хорошо...
И зашел в вагон. Тут же тронулся поезд. Он едва услышал тихо произнесенные ею слова:
- Прости меня...
Или ему это просто показалось.
Аркадий Михайлович чувствовал неприязнь к Павлу Кирилловичу. Впрочем, это чувство было у них взаимным. А почему так случилось, одной фразой не объяснить.
Ровесники, оба сорокапятилетние, оба неугомонные в работе, оба талантливые инженеры. И каждый реализовал свое призвание: первый стал еще и ученым, а второй – директором завода. Жили они, по российским понятиям, недалеко друг от друга. Аркадий Михайлович – в Москве, Павел Кириллович – в Рязани. И связывало их общее свершение. Эти люди, романтик исследований и разработок и жесткий организатор производства, вместе добились в нефтяном министерстве решения о строительстве на базе скромного рязанского ремонтно-механического заводика совершенно нового, современного предприятия для серийного производства буровой техники, разрабатываемой большой научной лабораторией, которой руководил в институте Аркадий Михайлович. Это, конечно, – чудо: совпали интересы двух волевых людей – и возникает новый красавец-завод. Чудо произошло! И, казалось бы, такое должно сделать их верными друзьями навсегда. Но в жизни может получиться и сложнее...
Через несколько лет, когда новый завод начал действовать, у Аркадия Михайловича отняли его должность и поручили ему руководить в лаборатории лишь небольшим сектором промышленных испытаний. Почему? Это не очень просто понять молодым людям, которым незнакомы те времена. А ситуация-то была рядовой. В отделе беспартийного Аркадия Михайловича возмужал большой комсомольский активист, который затем стал секретарем парторганизации института. Конечно, ему понадобилась серьезная должность в науке. И он ее получил – сел в кресло бывшего шефа. Да, ситуация была рядовой, но серьезно травмировала душу Аркадия Михайловича. И не в задетом самолюбии был основной вопрос – в другом. Хорошо знал он своего ученика. Нет, не мыслитель тот в науке. И не ювелир. А значит, научное направление, беззаветно выращенное под руководством отстраненного руководителя лаборатории, будет становиться все легковеснее, все менее привлекательным для производственников.
...Стало побаливать сердце, бывали нервные срывы на работе, раз за разом грубо обижал жену по пустякам, надоедливо придирался к детям... В общем, семья обрела иного человека, выбитого из колеи, потерявшего ориентиры. Тяжелого, подчас невыносимого... Так потянулись месяц за месяцем...
Павел Кириллович призывал своего соратника драться за должность на уровне министерства, предлагал бескомпромиссную поддержку. Но Аркадий Михайлович не был готов к такой борьбе – борьбе за свое кресло. Его могли вдохновлять только ювелирные искания специалиста, творческая борьба за успех дела. Мог проявлять волю только в этой сфере.
Он давно принял для своей жизни принцип любимого поэта: “Я делаю себе карьеру тем, что не делаю ее!”
- Мне всегда казалась избыточной ваша интеллигентность, но, к сожалению, вы оказались просто тряпкой, - сказал ему Павел Кириллович. – Знайте: я потерял к вам уважение. И еще имейте в виду, что, в отличие от вас, я не намерен отдавать наше дело на погибель этому “генсеку”. Я начинаю создавать параллельную научно-конструкторскую структуру на заводе. Спасем дело сами. Без таких, как вы.
Отношения их стали холодно-вежливыми...
И не зря говорится: пришла беда – открывай ворота. Павел Кириллович, часто наезжая в Москву, давно узнал семью Аркадия Михайловича. Сколько раз был желанным гостем! Супруга Павла Кирилловича умерла от рака лет пять назад. Дочку воспитывала его мать – жили втроем... Вдруг Аркадий Михайлович узнает, что Машу, жену, пригласили в Рязань, на новый завод, главным технологом. И что она согласилась. А чуть позже получила в Рязани прекрасную квартиру и, даже не пожелав объясниться с нудным и грубым, отравляющим ее жизнь мужем, переселилась туда с детьми. Специалист она действительно серьезный, работала в той же должности на маленьком экспериментальном заводе института. Но он-то понимал, что значит ее совместная работа с Павлом Кирилловичем. Понимал, что жизнь рушится...
Удивительно, но магическое “вдруг” бывает не только в сказках. Нижневартовское нефтяное объединение, работающее в Западной Сибири, на просторах Среднего Приобья, начало создавать свой научный и проектный институт, и Аркадия Михайловича пригласили туда в качестве заместителя директора по науке. Он согласился без колебаний. Новые дела, новые люди – это может стать новым обретением достойных задач. А по большому счету – спасением...
* * *
И вот его последняя командировка в Рязань. Последний штрих родных дел, а затем – в Сибирь, тоже давно познанную в командировках и уже любимую!
Привычный номер в гостинице. Четверг, поздний вечер. На столе – большой чертеж. А по чертежу разбросаны листы писчей бумаги, на которых – напоминающие друг друга, но все же разные карандашные эскизы. На полу, возле стола, - второй большой чертеж, напоминающий первый, и все же не такой. На тумбочке, недалеко от стола, – недопитый стакан кофе. Лицо Аркадия Михайловича осунулось, в глазах – тяжелая усталость.
Необходимо найти решение. Иначе десятки готовых к сборке разобщителей пластов новой конструкции не будут реализованы. А это – ощутимый финансовый удар для завода. Все детали изготовлены, поскольку завод поверил лично ему. Но стендовые испытания первого собранного устройства неудачны. В чем же дело? В чем?..
О, как не хочется вовлекать моего читателя в технические дебри! Но не зайдя хотя бы на самый их краешек, не смогу я рассказать, почему так плохо Аркадию Михайловичу в эти вечерние часы. Если вы, уважаемый читатель, не пытались создать что-то в технике, поверьте, что на пути и к самым ярким техническим свершениям приходится пройти через ошибки, подчас до обидного нелепые, о которых стыдно вспоминать. Но без такого не бывает, уж поверьте.
Аркадий Михайлович понимал, что при создании новой конструкции разобщителя пластов был допущен какой-то нелепый просчет. Но какой? Ведь установленное на поршне резиновое уплотнительное кольцо, которое стало регулярно рваться при его перемещении в рабочую позицию, находится, кажется, в тех же самых условиях, что и в прежнем устройстве. В том устройстве ничего подобного не происходило. Никогда.
Что же делать? Уже целую неделю на заводе пытаются реализовывать различные идеи Аркадия Михайловича по выходу из этого тупика, но – безуспешно. И уплотнительное кольцо делали массивнее, и резину – более твердой, и канавку для кольца – специальной формы... А результат – тот же: рвется кольцо при сходе с контактной поверхности корпуса устройства. Рвется в условиях, в которых раньше работало абсолютно надежно. А поскольку не создавало проблем, то никто и не задумался, почему их нет. Ну, нет – и прекрасно. Значит, конструктивное решение этой зоны устройства без всяких хлопот получилось оптимальным... И вот теперь перестало быть таким…
Производство разобщителей остановлено. Завод вовлечен в бесплодные эксперименты. Люди – в тревоге и недоумении. Павел Кириллович сегодня утром пригласил Аркадия Михайловича к себе в кабинет и заявил:
- Вижу, расставание у нас будет неласковым. К сожалению, я просчитался: поверил вашей убежденности. Думал, вы прежний, а оказалось – уже не тот. Где былые легкость, изящество в делах? Сработался, как говорится... Ну, вот что, дорогой Аркадий Михайлович. Я уезжаю в Москву до субботы – дела есть. Мудрите еще денек, в пятницу, хотя мне уже ясно, что ваши судороги ни к чему хорошему не приведут. А в субботу, в десять утра, добро пожаловать сюда же, на техсовет. Скажем вам гуд бай и вернемся к производству прежних разобщителей... Удружили вы заводу! Но что с вас теперь возьмешь? Вы уже сибиряк. Так что служите там прогрессу... но без нас... Я надеюсь, все понятно?
Аркадий Михайлович принял монолог директора без всяких эмоций. Кивнул в задумчивости и молча вышел...
…Привычный номер в гостинице. Четверг, поздний вечер… Лицо Аркадия Михайловича осунулось, в глазах – тяжелая усталость... В чем же дело? В чем?..
Наступила ночь. “Надо поспать, - подумал он. – Не очень верю, что утро вечера мудренее, но сил уже нет. На что же еще надеяться, как не на утро?”
Вроде бы удалось заснуть...
А еще через час (то ли во сне, то наяву – он не понял) вдруг стало совершенно ясно, в чем дело. В прежнем разобщителе корпус в зоне схода кольца с контактной поверхности имел маленькое сквозное радиальное отверстие, перекрытое снаружи герметичной пробочкой...
До чего же все просто! Конечно же, когда кольцо перемещалось в этой зоне, через полость отверстия мгновенно выравнивались величины гидравлического давления с двух сторон кольца. Болван! Именно так исчезала опасная нагрузка на кольцо, которая может вызывать его порыв. А в новом устройстве такого спасительного бокового отверстия нет – оно оказалось ненужным по другим соображениям... Позор тебе, Аркаша, позор! Неделю решать типичную проблему для неучей! Как ты мог проглядеть такую элементарщину? Может быть, и вправду сработался? А еще замахиваешься руководить наукой в Нижневартовске! Где твоя принципиальность?..
Ругал себя Аркадий Михайлович, ругал, а настроение его стало легким и радостным.
И, забыв про ночное время, схватил он телефонную трубку, набрал номер Маши...
* * *
Нет, не буду я утомлять читателя их разговором. Ведь не о любви он был, не о жизни, а о каком-то разобщителе пластов... Впрочем, как не о жизни? Ведь это и была теперь, быть может, самая волнующая грань их жизни. Но такова уж судьба милых моих технарей: не интересны читателю их профессиональные проблемы. Другое дело – воспоминания актера о своих делах, или драматурга... Ну, и ладно, что есть, то пусть и будет.
А вот Маше было интересно слушать подробное откровение мужа о резиновом уплотнительном кольце и условиях его работы. Ей тоже не спалось.
- Я уверена, Арик, что теперь все будет в порядке. Молодец! Знай: я верила, что ты победишь...
- Только я не хочу копировать ту случайную палочку-выручалочку, боковое отверстие. По-моему, теперь надо защитить кольцо вполне серьезно: вставить в зону увеличенного зазора тонкую гильзу с продольными перепускными прорезями. Ты согласна?
- Да, конечно... Завтра надо срочно испытать эту идею. Приходи на завод к началу первой смены – к семи... Приходи, пожалуйста, я буду там...Ну, а пока – спокойной тебе ночи. Поздравляю!..
Пятница стала днем радости и для Аркадия Михайловича, и для Маши, и для начальника цеха, и для рабочих-сборщиков. Кольцо больше не рвалось! Не рвалось при любом его поперечном сечении, при любой твердости резины, при любой форме канавки для него.
В ночь с пятницы на субботу Аркадий Михайлович спал крепко. Проснулся отдохнувшим, в буфете выпил чашку кофе, съел вкусную фирменную булочку, к десяти утра пришел в приемную директора. Там толпились члены техсовета. Директор еще не вернулся из Москвы. Но ждали его недолго. Он стремительно вошел в приемную, кивнул всем головой, распахнул дверь своего кабинета:
- Прошу!
Все расселись по привычным местам. Аркадию Михайловичу достался один из дальних от директора стульев, около двери. Павел Кириллович, сидя за своим рабочим столом, начал:
- Спасибо Василию – привез меня из Москвы за полтора часа. К сожалению, вчера не смог получить подпись начальника главка. Еле уговорил его появиться сегодня рано утром на работе... У них все проблемы – бумажные. А у нас вот сборочный участок остановился по милости науки. План горит. Это – итог нашей излишней доверчивости. Ведь Аркадий Михайлович обещал, что все будет в порядке. Как же тут не поверить! И верим, конечно. А потом за его сырые идеи расплачиваются рабочие потерей заработка... Вот сейчас и подумаем, как нам быть с этими идеями. Что вы можете рассказать нам, Аркадий Михайлович?
Аркадий Михайлович встал. Нет, он не сердился. Более того, был в умиротворенно-игривом состоянии и, хотя очень старался обуздать его, глаза предательски не слушались.
- Думаю, все в полном порядке, - только и сказал он почти весело, совсем не в тон директору.
Павел Кириллович недоуменно уставился на представителя науки. Тут попросила слова Маша и рассказала о событиях пятницы – начиная с самой ночи.
Директор смог подавить в себе замешательство и обычным, начальственным, тоном завершил этот, быть может, самый короткий в истории завода техсовет:
- Ну, что ж, я рад, что мы можем начать выпуск новых разобщителей. За эту возможность не жалко отдать и неделю простоя. Теперь надо быстро доработать и по полной программе испытать все имеющиеся в цеху устройства. В пятницу все должно быть закончено. Надеюсь, Аркадий Михайлович проведет с нами еще одну неделю…
Попросил Аркадия Михайловича задержаться в кабинете. Когда все разошлись, сел рядом с ним и тихо сказал:
- Прости меня, Аркадий...
Тут же зазвонил телефон... Пока директор разговаривал, Аркадий Михайлович молча вышел из кабинета.
...Всю неделю шли испытания разобщителей новой конструкции. Больше никаких проблем не возникло. Всю партию устройств начали готовить к поставке заказчику.
* * *
В пятницу, в конце рабочего дня, Аркадий Михайлович зашел к директору попрощаться. Павел Кириллович попросил его не спешить. Запер дверь кабинета, достал из стенного шкафа бутылку коньяка, две рюмки и плитку шоколада. Разломал плитку на куски прямо в упаковке. Разорвал упаковку и высыпал куски на листок бумаги. Разместил коньяк, рюмки и шоколад на длинном приставном столе. Сел напротив Аркадия Михайловича.
Молчание затянулось. Директор налил коньяк в рюмки и поднял свою:
- Давай наконец перейдем на ты. Ведь почти пуд соли съели вместе... Аркадий, я виноват перед тобой... Плохо понимал тебя. Не разглядел, что ты ведь сильный... Обидел тебя в этой твоей командировке... недоверием... И еще... Я, видишь ли, люблю твою жену. Мне казалось, ей плохо, тоскливо с тобой в последнее время. А со мной она оживала.
В глазах Аркадия Михайловича возникло что-то, похожее на любопытство. Павел Кириллович помолчал несколько секунд, затем продолжил:
- Нет, я не форсировал событий. Только месяц назад предложил ей выйти за меня замуж... Хочу, чтобы ты знал это... И еще хочу, чтобы ты знал ее ответ. Она сказала, что не готова принять мое предложение. Сказала, что очень ценит нашу дружбу, а о большем просит пока не говорить. Коля и Оля, дескать, скоро школу заканчивают – хватит им одного стресса, отъезда из Москвы...
Аркадий Михайлович сидел задумавшись... Павел Кириллович приблизил к нему свою рюмку и сказал:
- Мне хочется выпить за твои успехи в Сибири. Знаю – они будут. А если понадобится мое плечо, приезжай без колебаний. Я – с тобой. За успехи!
- Ну, спасибо, Паша, - просто и искренне улыбнулся Аркадий Михайлович. – Мне было бы жаль расстаться с тобой навсегда. Спасибо! И будь уверен: помучаю я тебя еще. Есть идеи – куда же я без нашего завода? Ну, а прочее тоже образуется. Мы бываем глупы, но жизнь – мудра, она великий гармонизатор... Давай – за дружбу, и стряхнем с нее всю шелуху на прощание!
Прощаясь, они обнялись...
А на следующее утро, уже перед самым отъездом, Аркадий Михайлович пришел попрощаться к жене и детям-близнецам. Поговорили тепло, как-то по-семейному. Не было ни упреков, ни оправданий. Он пригласил Олю с Колей навещать его в Нижневартовске, а затем, быть может, и поработать там...
Жена проводила его до поезда. Шли молча – и в этом молчании ощущали гармонию покоя, внутренней свободы, воскресшей душевности, а быть может, и некоего высокого взаимного прощения. Впрочем, они не анализировали свое состояние, просто открылись ему, и не хотелось им, чтобы оно чем-то нарушалось...
У вагона все же прервали молчание. Он сказал:
- Спасибо тебе, Машенька. Если бы не твоя оперативность, провалились бы испытания.
- Это ты молодец. Я была лишь “на подхвате”... Да и что нам сейчас говорить об испытаниях...
- Они были последним аккордом моих дел в институте. И счастливым. Это очень важно для меня. Я буду помнить их всегда...
- А если и я захочу навестить тебя?
- Ты – жена. Приехала бы в свой дом.
И вновь было молчание. А затем она поцеловала его и сказала:
- Ну, иди. Сейчас поезд поедет.
Он поднес к губам ее ладони и поцеловал их:
- Будь умницей... Я буду звонить. Пусть все будет хорошо...
И зашел в вагон. Тут же тронулся поезд. Он едва услышал тихо произнесенные ею слова:
- Прости меня...
Или ему это просто показалось.