Прерванное общение над облаками
Твой взгляд – да будет тверд и ясен.
Сотри случайные черты – И ты увидишь: мир прекрасен. Познай, где свет, – поймешь, где тьма. Пускай же все пройдет неспешно, Что в мире свято, что в нем грешно, Сквозь жар души, сквозь хлад ума. Александр Блок |
Да, необъятно многообразие мироощущения русскоязычной общины в Нью-Йорке. Вот, например, четыре высказывания, услышанные мною в этом великом Городе большого яблока от разных соотечественников.
- Москва стала очень красивой, но, как появишься в ней, ясно чувствуешь, что там не любят нас, уехавших из страны. Даже с близкими людьми стало непросто общаться.
- Мы с мужем эмигрировали из России, боясь разгула антисемитизма. Затем несколько раз приезжали в Москву, но, честно говоря, я ходила по городу с опаской, что кто-то станет высказываться по поводу моей «жидовской морды».
- Я любил и люблю Россию, желаю ей всего доброго. Но у меня серьезная претензия к её президенту. Он возглавляет страну или её правительство почти двадцать лет, а Россия, как и прежде, – на нефтяной игле. Когда закончится эта однобокая ситуация в её промышленности?
- Я уезжал из Советского Союза в длительную командировку. А через несколько месяцев этой страны не стало – возникла независимая криминальная Россия, которая стала разнузданно создавать капитализм. Многогранная деградация! В Советский Союз бы я вернулся, в нынешнюю Россию – не хочу.
А однажды у меня родились в Нью-Йорке такие печальные строки:
...Я в парке томик Пушкина читал,
Вдруг оглушен был баритоном резким:
"Зачем теперь нам Пушкин с Достоевским?
Их роль
культуре здешней не чета!"
...И жалко мужика мне стало вдруг,
За ту, в безродность,
зычную игру...
Профессионально исследовать сложности мироощущения ньюйоркцев-соотечественников под силу только ученым-социологам. А в моей душе возникло желание просто написать рассказ, где будут затронуты некоторые волнующие меня штрихи этого мироощущения.
Предлагаю этот рассказ Вашему вниманию, уважаемый читатель. Быть может, он коснется Вашей души, навеет Вам какие-то размышления…
- Москва стала очень красивой, но, как появишься в ней, ясно чувствуешь, что там не любят нас, уехавших из страны. Даже с близкими людьми стало непросто общаться.
- Мы с мужем эмигрировали из России, боясь разгула антисемитизма. Затем несколько раз приезжали в Москву, но, честно говоря, я ходила по городу с опаской, что кто-то станет высказываться по поводу моей «жидовской морды».
- Я любил и люблю Россию, желаю ей всего доброго. Но у меня серьезная претензия к её президенту. Он возглавляет страну или её правительство почти двадцать лет, а Россия, как и прежде, – на нефтяной игле. Когда закончится эта однобокая ситуация в её промышленности?
- Я уезжал из Советского Союза в длительную командировку. А через несколько месяцев этой страны не стало – возникла независимая криминальная Россия, которая стала разнузданно создавать капитализм. Многогранная деградация! В Советский Союз бы я вернулся, в нынешнюю Россию – не хочу.
А однажды у меня родились в Нью-Йорке такие печальные строки:
...Я в парке томик Пушкина читал,
Вдруг оглушен был баритоном резким:
"Зачем теперь нам Пушкин с Достоевским?
Их роль
культуре здешней не чета!"
...И жалко мужика мне стало вдруг,
За ту, в безродность,
зычную игру...
Профессионально исследовать сложности мироощущения ньюйоркцев-соотечественников под силу только ученым-социологам. А в моей душе возникло желание просто написать рассказ, где будут затронуты некоторые волнующие меня штрихи этого мироощущения.
Предлагаю этот рассказ Вашему вниманию, уважаемый читатель. Быть может, он коснется Вашей души, навеет Вам какие-то размышления…
- Ну что за сервис! Я же просила место возле окошка. Азохен вей!.. Дорогой, вы не могли бы поменяться со мной местами. Вы останетесь рядом со мной, я не хочу лишать вас такого удовольствия. Но вижу, что вы уже вытащили книжку, значит, окошко будет вам так же интересно, как мне эта ваша книга, а я, поверьте, мечтала лететь у окошка… Вы крутите головой – я этого ожидала – чуткость не в моде в наше время. Придется обратиться к предыдущему ряду… Милая, я слышала – вы беседовали с соседом по-русски. Не будете ли вы столь любезны, чтобы пересесть на мое место: мне очень хочется сидеть у окошка. Вы же такая молодая, а я старуха – много ли радостей в жизни мне осталось! Вы кивнули головой – дай вам Бог здоровья, красавица. Я уже иду. Слава богу, крайнее место у нас еще не занято – выход свободен.
Это говорила Сара, стареющая, но весьма энергичная женщина 65-ти лет и довольно пышной комплекции во время посадки в самолет, следующий по маршруту Нью-Йорк – Лас-Вегас.
После обмена местами она молчала совсем недолго. - Милая, - вновь раздался её голос, - я таки ошиблась. Лучше не сидеть у окна, чем лететь рядом с этим разносчиком микробов. У него целая коллекция носовых платков, а у меня нет здоровья для героизма. Раз уж судьба подарила вам этого попутчика, берите его обратно, а я сяду на свое законное место. Мужчина, замученный насморком, смущенно молчал. Молодая женщина, к которой обращалась Сара, тоже не комментировала продолжения её монолога. Она просто встала и перешла на своё прежнее место. В процессе повторного перемещения женщин, сидящий у иллюминатора сравнительно молодой мужчина, к которому ранее обращалась Сара со своей просьбой, усмехнулся и выразительно вздохнул. Но Сара, видимо, этого не заметила и с оттенком торжественности уселась рядом с ним. |
Сара и её попутчики, к которым она обращалась, а также мужчина, страдающий насморком, располагались с левой стороны салона самолета. Справа, за проходом, находились аналогичные ряды кресел, по три в каждом ряду.
Самолет быстро заполнялся пассажирами. Справа от Сары, у общего прохода, готовился занять место совершенно седой, уже потерявший волосы на значительной площади головы, невысокий старичок средней упитанности. Подойдя к своему месту, он поднял и поставил в шкафчик для ручной клади небольшой баул, затем, продолжая стоять, но уже не в проходе, а перед своим креслом, поздоровался с ближайшими попутчиками и представился: - Семен Львович. Я здесь самый старый – думаю, что, так называть меня естественней. Если, конечно, не возражаете. И сразу продолжил: - Всем приятного отдыха в этой сказке для взрослых – так называет Лас-Вегас моя дочь. Говорит, что там через несколько часов забываешь всю прозу жизни – приключения покоряют вас на каждом шагу. |
- Лас-Вегас – детище бандитов, - неожиданно отпарировал довольно молодой человек в очках, сидящий рядом с Сарой, у окна, и не уступивший ей свое место несколько минут назад. - Мы рот там раскрываем от изумления – а им миллионы долларов набегают. И так – со времён его зарождения.
- Капитализм без прибыли не существует, - возразил Семен Львович. - Меня их миллионы долларов не волнуют, если при этом миллионы людей за умеренные платы получают огромное удовольствие. Вы же ничего не предлагаете взамен…
- Еще не вечер – быть может, и предложу.
Семен Львович не стал продолжать разговор на эту тему и повернувшись к ближайшим пассажирам, сидящим сзади, сказал:
- Я узнал у нашего гида, что мы, девять человек в левых рядах: моём, двадцать девятом, а также тридцатом и тридцать первом – участники экскурсии в Лас-Вегас. Вижу – все уже здесь. Остальные участники как-то рассыпаны по самолету, а мы с вами образуем территориально сплоченную группу. Может быть, познакомимся, коли так получилось? Нам ведь быть вместе целую неделю. Станем ближе друг другу – станет уютнее. Согласны?
- Согласны, - решительно заявила за всех Сара.
Никто не возразил, и Семен Львович начал рассказывать о себе:
- Я сейчас живу на Брайтоне, из окон вижу океан. А приехал из Казани - это мой любимый город. Там я заведовал лабораторией в химико-технологическом институте, защитил докторскую диссертацию, был заядлым изобретателем, причем изобретал в разных сферах производства. В частности, увлекался проблемами нефтяной отрасли. Вы же знаете, что Татария в пятидесятые годы прошлого века стала её центром… Сегодня мне, увы, 85 лет. В 70 лет я вышел на пенсию, незадолго до этого похоронил жену. И решил доживать здесь, чтобы и морально, и материально поддержать молодую внучку. Она ранее переселилась сюда с мужем, но он внезапно умер от рака – внучка осталась одна с маленьким ребенком на руках. Так, втроем, и живем… Она работает воспитателем в русскоязычном детском садике…
- А где же родители вашей внучки и её мужа? – спросил сосед Сары, не уступивший ей место у окошка.
- Её мама и папа трудятся на Севере, в Норильске, они строители. Живут прекрасно, купили просторную квартиру в Сочи на старость, вполне обеспечены и никуда уезжать из страны не думают. А его родители давно а Израиле.
- Ну, а зачем молодым понадобился Нью-Йорк? – задал этот мужчина второй вопрос.
- Трудно мне ответить, молодой человек… Есть такое понятие – стадность. Ездили в гости к родителям мужа, ездили в гости к друзьям в Америку. Вот и захотелось не отставать… Не люблю думать об этом… Бог им судья… Лучше расскажите о себе.
- Капитализм без прибыли не существует, - возразил Семен Львович. - Меня их миллионы долларов не волнуют, если при этом миллионы людей за умеренные платы получают огромное удовольствие. Вы же ничего не предлагаете взамен…
- Еще не вечер – быть может, и предложу.
Семен Львович не стал продолжать разговор на эту тему и повернувшись к ближайшим пассажирам, сидящим сзади, сказал:
- Я узнал у нашего гида, что мы, девять человек в левых рядах: моём, двадцать девятом, а также тридцатом и тридцать первом – участники экскурсии в Лас-Вегас. Вижу – все уже здесь. Остальные участники как-то рассыпаны по самолету, а мы с вами образуем территориально сплоченную группу. Может быть, познакомимся, коли так получилось? Нам ведь быть вместе целую неделю. Станем ближе друг другу – станет уютнее. Согласны?
- Согласны, - решительно заявила за всех Сара.
Никто не возразил, и Семен Львович начал рассказывать о себе:
- Я сейчас живу на Брайтоне, из окон вижу океан. А приехал из Казани - это мой любимый город. Там я заведовал лабораторией в химико-технологическом институте, защитил докторскую диссертацию, был заядлым изобретателем, причем изобретал в разных сферах производства. В частности, увлекался проблемами нефтяной отрасли. Вы же знаете, что Татария в пятидесятые годы прошлого века стала её центром… Сегодня мне, увы, 85 лет. В 70 лет я вышел на пенсию, незадолго до этого похоронил жену. И решил доживать здесь, чтобы и морально, и материально поддержать молодую внучку. Она ранее переселилась сюда с мужем, но он внезапно умер от рака – внучка осталась одна с маленьким ребенком на руках. Так, втроем, и живем… Она работает воспитателем в русскоязычном детском садике…
- А где же родители вашей внучки и её мужа? – спросил сосед Сары, не уступивший ей место у окошка.
- Её мама и папа трудятся на Севере, в Норильске, они строители. Живут прекрасно, купили просторную квартиру в Сочи на старость, вполне обеспечены и никуда уезжать из страны не думают. А его родители давно а Израиле.
- Ну, а зачем молодым понадобился Нью-Йорк? – задал этот мужчина второй вопрос.
- Трудно мне ответить, молодой человек… Есть такое понятие – стадность. Ездили в гости к родителям мужа, ездили в гости к друзьям в Америку. Вот и захотелось не отставать… Не люблю думать об этом… Бог им судья… Лучше расскажите о себе.
- Занятную процедуру вы затеяли, уважаемый Семен Львович, - начал монолог сосед Сары, пронзительно глядя на Семена Львовича сквозь очки. - Меньше всего люблю повествовать о себе, хотя являюсь писателем. Ну, да ладно… Зовут меня Марк. Мне 30 лет. Живу в Москве, там же окончил педуниверситет. Но преподавать оказалось скучно. Увлекся сочинительством в литературе и журналистикой. Принят в одну из московских газет – не скажу, в какую, чтобы вы не сглазили. Живу, конечно, не шикарно, не по-норильски, но довольно интересно. Часто "копаюсь в грязном белье" известных лиц – без этого нет журналистики. Вместе с другом, эмигрировавшим в Америку, мы написали и издали здесь небольшим тиражом сборник сатирических рассказов о современном обществе. Друг потихоньку продает его на разных общественных мероприятиях, часть тиража подарили нью-йоркским библиотекам. Моя заветная писательская тема – деградация современного человечества, что наблюдаю и в России, и за её пределами.
- Как это понять? – не смог удержаться от вопроса Семен Львович. |
- Вам ли задавать такой вопрос? Вы же можете сравнить людей времен вашей молодости и сегодняшних. Да, сложным было время, когда вы воспитывались и мужали. Многое о его ужасах, творимых государством, миллионы людей узнали позже. Но необъятный слой обычных людей – беспартийных трудяг, рядовых комсомольцев и коммунистов– был более гармоничным, одухотворенным, искренним, чистым (к сожалению, из-за возраста я лично не застал этого, но верю книгам, фильмам, рассказам людей). Сегодня же слово "патриотизм" произносится с иронией, взятка – рядовое, обиходное явление, бескорыстие – чуть ли не психическое отклонение, удовлетворенность лишь скромным достатком – свойство жалкого лузера, неудачника…
- А ведь ты не глупо размышляешь, сынок, - вмешалась в разговор Сара. – Но почему же ты не уступил мне, старухе, место у окна? Хочешь быть символом нового времени?
- Ну какая же вы старуха?! – улыбнулся Марк. - В вашем возрасте теперь женятся, и нередко на почти юных ребятах.
- Не говори глупости, - покраснев, перебила его Сара.
- Я всегда говорю только правду. Вот, к примеру, вспомните президента Франции… А у иллюминатора я остался, поскольку сам мечтал о таком месте, выпросил такой билет и не видел острой необходимости пойти вам навстречу… Ну, ладно, соглашаюсь на компромисс: на обратном пути поменяюсь с вами местами, если захотите.
- Захочу, милый! Вот, поешь американские конфеты. Очень вкусные – в Москве таких не найдешь.
Марк с интересом взял одну конфету. В это же мгновение пассажирам было предложено занять свои места и пристегнуть привязные ремни. Естественно, беседа участников экскурсии прервалась. Все пассажиры с тихой покорностью, как это обычно бывает, вытерпели процедуру руления самолета по дорожкам аэропорта, затем его разбега и взлета, набора высоты.
Наконец, на многочисленных экранчиках самолетного салона исчезло изображение застегнутого ремня – значит, самолет уже летит горизонтально на заданной высоте – пассажиры могут освободиться от привязных ремней и, при желании, свободно вставать со своего кресла и перемещаться по салону.
Энергичный старик Семен Львович, несомненно, лидер по натуре, поднялся и занял перед своим, ближним к проходу креслом удобную ему для общения позицию вполоборота к трем рядам кресел, где компактно расположились девять участников экскурсии в Лас-Вегас.
- Ну, что, продолжим знакомство, господа? – спросил он всех и, не дожидаясь ответов, отметил: - Марк у нас твердый нигилист. Я думаю, в его размышлениях о человеческом общежитии есть немало правды, но хочется думать, что нынешнее время достойно не только черной краски…Впрочем, навязывать свое мнение не буду…
Затем он обратил взор на сидевшую рядом Сару и, улыбаясь, сказал:
- Чувствую, что соседка моя ой как непроста! Теперь трибуна Ваша, милая.
- Моё имя – Сара, если вам интересно… Еще что-нибудь рассказывать?.. Молчите – значит, не возражаете. Ну, ладно. Выросла в Харькове, замуж вышла в Ленинграде, оттуда и эмигрировала с мужем в начале девяностых – друзья сагитировали. Я бывший бухгалтер. Здесь работала продавцом в русском магазине. Недавно стала пенсионеркой. Двое детей остались в Питере и таки неплохо живут. Зовут к себе – особенно в последние годы, когда потеряла мужа – умер от инфаркта. Живу одиноко – не отказалась бы найти попутчика для жизни – ровесника или постарше. А мне – шестьдесят пять… Как вы на это смотрите, Семен Львович?
- Спасибо за доверие, милая Сара, но мой поезд ушел… Может быть среди нас найдется кто-то помоложе для этой цели – будьте внимательны…
Семен Львович оглядел экскурсантов и задержал взгляд на хорошо сложенном мужчине с красивым, гладким, еще не стариковским лицом и в кипе. Это был Пинхас, эмигрант из Узбекистана. Пинхас опустил глаза, молчаливо уклоняясь от заинтересованного взгляда бойкого организатора общего знакомства.
- Ой, я вас умоляю, не берите в голову, Семен Львович… Я бы с радостью поехала к детям, но уже нет уверенности, что смогу выдержать все хлопоты. К тому же, там, скорее всего, у меня начнутся болезни – и буду только обузой. Да, уехали сюда с мужем, боясь антисемитизма, а теперь, когда вижу, что зря, нет сил вернуться к прежней жизни…
- А ведь ты не глупо размышляешь, сынок, - вмешалась в разговор Сара. – Но почему же ты не уступил мне, старухе, место у окна? Хочешь быть символом нового времени?
- Ну какая же вы старуха?! – улыбнулся Марк. - В вашем возрасте теперь женятся, и нередко на почти юных ребятах.
- Не говори глупости, - покраснев, перебила его Сара.
- Я всегда говорю только правду. Вот, к примеру, вспомните президента Франции… А у иллюминатора я остался, поскольку сам мечтал о таком месте, выпросил такой билет и не видел острой необходимости пойти вам навстречу… Ну, ладно, соглашаюсь на компромисс: на обратном пути поменяюсь с вами местами, если захотите.
- Захочу, милый! Вот, поешь американские конфеты. Очень вкусные – в Москве таких не найдешь.
Марк с интересом взял одну конфету. В это же мгновение пассажирам было предложено занять свои места и пристегнуть привязные ремни. Естественно, беседа участников экскурсии прервалась. Все пассажиры с тихой покорностью, как это обычно бывает, вытерпели процедуру руления самолета по дорожкам аэропорта, затем его разбега и взлета, набора высоты.
Наконец, на многочисленных экранчиках самолетного салона исчезло изображение застегнутого ремня – значит, самолет уже летит горизонтально на заданной высоте – пассажиры могут освободиться от привязных ремней и, при желании, свободно вставать со своего кресла и перемещаться по салону.
Энергичный старик Семен Львович, несомненно, лидер по натуре, поднялся и занял перед своим, ближним к проходу креслом удобную ему для общения позицию вполоборота к трем рядам кресел, где компактно расположились девять участников экскурсии в Лас-Вегас.
- Ну, что, продолжим знакомство, господа? – спросил он всех и, не дожидаясь ответов, отметил: - Марк у нас твердый нигилист. Я думаю, в его размышлениях о человеческом общежитии есть немало правды, но хочется думать, что нынешнее время достойно не только черной краски…Впрочем, навязывать свое мнение не буду…
Затем он обратил взор на сидевшую рядом Сару и, улыбаясь, сказал:
- Чувствую, что соседка моя ой как непроста! Теперь трибуна Ваша, милая.
- Моё имя – Сара, если вам интересно… Еще что-нибудь рассказывать?.. Молчите – значит, не возражаете. Ну, ладно. Выросла в Харькове, замуж вышла в Ленинграде, оттуда и эмигрировала с мужем в начале девяностых – друзья сагитировали. Я бывший бухгалтер. Здесь работала продавцом в русском магазине. Недавно стала пенсионеркой. Двое детей остались в Питере и таки неплохо живут. Зовут к себе – особенно в последние годы, когда потеряла мужа – умер от инфаркта. Живу одиноко – не отказалась бы найти попутчика для жизни – ровесника или постарше. А мне – шестьдесят пять… Как вы на это смотрите, Семен Львович?
- Спасибо за доверие, милая Сара, но мой поезд ушел… Может быть среди нас найдется кто-то помоложе для этой цели – будьте внимательны…
Семен Львович оглядел экскурсантов и задержал взгляд на хорошо сложенном мужчине с красивым, гладким, еще не стариковским лицом и в кипе. Это был Пинхас, эмигрант из Узбекистана. Пинхас опустил глаза, молчаливо уклоняясь от заинтересованного взгляда бойкого организатора общего знакомства.
- Ой, я вас умоляю, не берите в голову, Семен Львович… Я бы с радостью поехала к детям, но уже нет уверенности, что смогу выдержать все хлопоты. К тому же, там, скорее всего, у меня начнутся болезни – и буду только обузой. Да, уехали сюда с мужем, боясь антисемитизма, а теперь, когда вижу, что зря, нет сил вернуться к прежней жизни…
- Эх, любят же некоторые скулить, живя в благословенной Америке! - раздался голос сидящего в следующем ряду у окна усатого пожилого мужчины с обширной лысиной, обрамленной сзади и по бокам полосой заметно седеющих волос. – Надо как огня бояться российского антисемитизма, бежать от него за тридевять земель и врастать с головой в среду новой, цивилизованной страны. Тошнит от вашего сытого скулежа.
- Плохо вас мама воспитывала, дорогой, - возмущенно заявила Сара. – Но теперь вас вежливости уже не научишь. Да и спорить с вами бессмысленно: вы как вошли когда-то в образ обиженного, так и не можете из него выйти. А у меня дети живут в Петербурге, и я предпочитаю их мнение о том, страшен ли сегодня российский антисемитизм. Так что лучше вам сейчас помолчать, шлимазл. Плачьте тихо в тряпочку о своих бедах! - Дура, - тихо отреагировал лысый мужчина. |
В это время в проходе между креслами показались две стюардессы с тележкой, наполненной каким-то угощением. Семен Львович понял, что необходимо разрядить обстановку, ставшую неожиданно слишком напряженной и недружественной.
- Дорогие соотечественники, мы прошли очень разные жизненные дороги, поэтому в чем-то можем быть не согласны друг с другом, но я склонен думать, что это не является основанием обижать и тем более оскорблять друг друга. Уверен, что среди нас нет подлецов и преступников, а значит, мы все достойны уважительного отношения к себе.
- Увы, человеческое общежитие деградирует, - напомнил Марк.
- Надеюсь, мы не относимся к худшей части человечества, - ответил Семен Львович. – Давайте-ка подкрепим свои силёнки – и, надеюсь, сможем дружелюбно послушать своих коллег по экскурсии. К нам приближается еда.
Никто не возразил – и дискуссия прервалась. Все подкрепились довольно скромным набором полётных яств и собственными припасами. Затем некоторое время экскурсанты сидели в молчании. Несомненно, каждый ощущал, что из-за нежданно возникшего конфликта существенно изменился психологический климат в группе, и это, конечно, помешает продолжению процедуры знакомства.
Но неугомонный Семен Львович решил двигаться только вперед. Он опять встал вполоборота к трем рядам кресел, занятых участниками экскурсии, и сказал:
- Дорогие мои, нам предстоит светлый момент жизни – мы летим в волшебный Лас-Вегас. Я очень хочу, чтобы никому не нужная ссора, которая произошла на ровном месте…
- Вы ошибаетесь – вовсе не на ровном, - возразил лысый и усатый мужчина, сидящий у окна в следующем, тридцатом ряду и уже показавший себя недружелюбным спорщиком.
- Ну, вот, вы уже готовы ополчиться и на меня, хотя эта наша беседа задумана вовсе не для обсуждения вопроса об антисемитизме в России, а должна просто в какой-то мере сделать нас ближе друг другу, чтобы нам было уютнее в этой поездке. И позвольте повторить простую мысль: мы прошли очень разные жизненные дороги, поэтому не можем быть все полными единомышленниками. Но я надеюсь, что среди нас нет ни олигархов, ни финансовых махинаторов, ни, конечно, предателей России, продавшихся иностранным спецслужбам. Такие люди не стали бы тесниться с нами в салоне экономкласса. Мы все представители многомиллионного слоя обычных трудяг разного рода, честно послужили или продолжаем служить России…
- Или другим странам СНГ, например Узбекистану, - вставил реплику стройный мужчина с кипой на голове. Он сидел в тридцать первом, последнем из трех рядов, заполненных нашими путешественниками, возле общего прохода.
- Вы правы, дорогой, - заметил Семен Львович и продолжил свою речь: - А потому я призываю всех вас, господа, к толерантности. Позвольте добавить еще несколько слов. Много лет назад в центральной прессе Советского Союза работал умнейший журналист Илья Шатуновский. Он в основном специализировался на фельетонах. Однажды я прочел его статью с удивительным для того времени названием "Проходите мимо". Эта статья ошеломила меня и стала основой всего моего поведения в человеческом общежитии. В ней обоснована и провозглашена мысль о том, что общежитие людей может быть только многообразным – это закон жизни. У каждого своя судьба, а следовательно, и свои особенности мировоззрения. Поэтому не следует непременно навешивать на человека обидные, а подчас и оскорбительные ярлыки, увидев такие особенности. Чаще всего следует проходить мимо, помня, что в этих особенностях мировоззрения просто проявляется тот самый закон жизни. Но есть еще и законы морали: нельзя быть в своих мыслях и поступках подлецом, хамом, прохвостом, вором, коварным завистником, изменником в отношении того, кто дарил тебе доброе отношение… На аморальное поведение надо реагировать абсолютно принципиально, никогда не проходя мимо… Здесь же, мы просто знакомимся с попутчиками, и я еще раз призываю всех к толерантности, дорогие мои.
Семен Львович немного помолчал, возможно, ожидая каких-то реплик, комментариев. Все молчали. Некоторые пассажиры, видимо, русскоязычные, не относящиеся к группе экскурсантов, но услышавшие его речь, смотрели на него с интересом. Наконец он обратился к молодой паре, сидящей во втором ряду экскурсантов рядом с уже проявившим себя лысым и усатым мужчиной:
- Я ведь не ошибаюсь, молодые люди: вы юная супружеская пара?
- Да, - чуть смущенно ответил молодой человек.
- Мы с удовольствием узнаем о вас побольше.
Он видел в них довольно типичных представителей современной молодежи. Оба, как говорится, славянской внешности, сероглазые или голубоглазые (Семен Львович не мог точно определить), оба с волнистыми каштановыми волосами, она – со свободно спадающими ниже плеч и спереди, и сзади, а он довольно коротко пострижен. Оба в джинсовых одеждах.
Молодежь переглянулась друг с другом, при этом парень, видимо, получил молчаливое благословение начать.
- Нас зовут Марина и Борис, - прозвучал его мягкий, певучий голос. - Это наше свадебное путешествие. Мы студенты-геофизики из Петербурга, нам по двадцать одному году. Материально нам помогли участвовать в этой экскурсии мои родители – нефтяники из города Ноябрьска. Это Ямало-Ненецкий автономный округ в Тюменской области…
- Молодцы твои родители, - саркастически заметил журналист и писатель Марк, озабоченный деградацией человечества. – Подсадили страну на нефтяную иглу, лишили перспектив развития тысячи предприятий другого профиля, а соответственно, и множество городов. Но сами купаются в деньгах, детей отправляют развлекаться в Америку. Счастливчики вы халявные. Поразвлекаетесь здесь и решите переселиться сюда, покинуть родину. А кто поможет ей стать истинной великой страной?!
- Дорогие соотечественники, мы прошли очень разные жизненные дороги, поэтому в чем-то можем быть не согласны друг с другом, но я склонен думать, что это не является основанием обижать и тем более оскорблять друг друга. Уверен, что среди нас нет подлецов и преступников, а значит, мы все достойны уважительного отношения к себе.
- Увы, человеческое общежитие деградирует, - напомнил Марк.
- Надеюсь, мы не относимся к худшей части человечества, - ответил Семен Львович. – Давайте-ка подкрепим свои силёнки – и, надеюсь, сможем дружелюбно послушать своих коллег по экскурсии. К нам приближается еда.
Никто не возразил – и дискуссия прервалась. Все подкрепились довольно скромным набором полётных яств и собственными припасами. Затем некоторое время экскурсанты сидели в молчании. Несомненно, каждый ощущал, что из-за нежданно возникшего конфликта существенно изменился психологический климат в группе, и это, конечно, помешает продолжению процедуры знакомства.
Но неугомонный Семен Львович решил двигаться только вперед. Он опять встал вполоборота к трем рядам кресел, занятых участниками экскурсии, и сказал:
- Дорогие мои, нам предстоит светлый момент жизни – мы летим в волшебный Лас-Вегас. Я очень хочу, чтобы никому не нужная ссора, которая произошла на ровном месте…
- Вы ошибаетесь – вовсе не на ровном, - возразил лысый и усатый мужчина, сидящий у окна в следующем, тридцатом ряду и уже показавший себя недружелюбным спорщиком.
- Ну, вот, вы уже готовы ополчиться и на меня, хотя эта наша беседа задумана вовсе не для обсуждения вопроса об антисемитизме в России, а должна просто в какой-то мере сделать нас ближе друг другу, чтобы нам было уютнее в этой поездке. И позвольте повторить простую мысль: мы прошли очень разные жизненные дороги, поэтому не можем быть все полными единомышленниками. Но я надеюсь, что среди нас нет ни олигархов, ни финансовых махинаторов, ни, конечно, предателей России, продавшихся иностранным спецслужбам. Такие люди не стали бы тесниться с нами в салоне экономкласса. Мы все представители многомиллионного слоя обычных трудяг разного рода, честно послужили или продолжаем служить России…
- Или другим странам СНГ, например Узбекистану, - вставил реплику стройный мужчина с кипой на голове. Он сидел в тридцать первом, последнем из трех рядов, заполненных нашими путешественниками, возле общего прохода.
- Вы правы, дорогой, - заметил Семен Львович и продолжил свою речь: - А потому я призываю всех вас, господа, к толерантности. Позвольте добавить еще несколько слов. Много лет назад в центральной прессе Советского Союза работал умнейший журналист Илья Шатуновский. Он в основном специализировался на фельетонах. Однажды я прочел его статью с удивительным для того времени названием "Проходите мимо". Эта статья ошеломила меня и стала основой всего моего поведения в человеческом общежитии. В ней обоснована и провозглашена мысль о том, что общежитие людей может быть только многообразным – это закон жизни. У каждого своя судьба, а следовательно, и свои особенности мировоззрения. Поэтому не следует непременно навешивать на человека обидные, а подчас и оскорбительные ярлыки, увидев такие особенности. Чаще всего следует проходить мимо, помня, что в этих особенностях мировоззрения просто проявляется тот самый закон жизни. Но есть еще и законы морали: нельзя быть в своих мыслях и поступках подлецом, хамом, прохвостом, вором, коварным завистником, изменником в отношении того, кто дарил тебе доброе отношение… На аморальное поведение надо реагировать абсолютно принципиально, никогда не проходя мимо… Здесь же, мы просто знакомимся с попутчиками, и я еще раз призываю всех к толерантности, дорогие мои.
Семен Львович немного помолчал, возможно, ожидая каких-то реплик, комментариев. Все молчали. Некоторые пассажиры, видимо, русскоязычные, не относящиеся к группе экскурсантов, но услышавшие его речь, смотрели на него с интересом. Наконец он обратился к молодой паре, сидящей во втором ряду экскурсантов рядом с уже проявившим себя лысым и усатым мужчиной:
- Я ведь не ошибаюсь, молодые люди: вы юная супружеская пара?
- Да, - чуть смущенно ответил молодой человек.
- Мы с удовольствием узнаем о вас побольше.
Он видел в них довольно типичных представителей современной молодежи. Оба, как говорится, славянской внешности, сероглазые или голубоглазые (Семен Львович не мог точно определить), оба с волнистыми каштановыми волосами, она – со свободно спадающими ниже плеч и спереди, и сзади, а он довольно коротко пострижен. Оба в джинсовых одеждах.
Молодежь переглянулась друг с другом, при этом парень, видимо, получил молчаливое благословение начать.
- Нас зовут Марина и Борис, - прозвучал его мягкий, певучий голос. - Это наше свадебное путешествие. Мы студенты-геофизики из Петербурга, нам по двадцать одному году. Материально нам помогли участвовать в этой экскурсии мои родители – нефтяники из города Ноябрьска. Это Ямало-Ненецкий автономный округ в Тюменской области…
- Молодцы твои родители, - саркастически заметил журналист и писатель Марк, озабоченный деградацией человечества. – Подсадили страну на нефтяную иглу, лишили перспектив развития тысячи предприятий другого профиля, а соответственно, и множество городов. Но сами купаются в деньгах, детей отправляют развлекаться в Америку. Счастливчики вы халявные. Поразвлекаетесь здесь и решите переселиться сюда, покинуть родину. А кто поможет ей стать истинной великой страной?!
- Зря вы хотите нас обидеть, Марк, - с легкой грустью отреагировала Марина. Родители Бориса посвятили себя очень трудной работе: отец – лучший буровой мастер в управлении буровых работ, а мама – главный геолог там же... Морозы, а летом полчища комаров, бессонные ночи, постоянная ответственность за судьбу скважин – очень дорогостоящих сооружений… Вы бы сами попробовали такую жизнь – многое бы осознали по-новому.
- Простите за пафос, но это истинное служение стране, а не философствование о нашей общей деградации, - вступил в разговор Борис. – И будьте спокойны за нас с Мариной – мы родину не покинем. Не отказались бы, конечно, постажироваться у американцев годик – другой, но постоянно работать будем только в России. Даже в Петербурге скучаем по родной Сибири, а фронт работ для нефтяников и газовиков там только расширяется… Кстати, родители Марины – тоже геофизики, в последние годы преподают в Тюменском индустриальном университете.
- Неужели в России нечем заняться, кроме извлечения из земли нефти и газа? – раздался голос лысого и усатого соседа Бориса и Марины. – Или денежки там уж больно привлекательные? Ну, а цифровые технологии или биотехнологии – это, конечно, не для интеллекта России или Саудовской Аравии, это для японцев, американцев, немцев. А вы уж как-нибудь перебьетесь с нефтегезовыми богатствами… Да?
- Простите за пафос, но это истинное служение стране, а не философствование о нашей общей деградации, - вступил в разговор Борис. – И будьте спокойны за нас с Мариной – мы родину не покинем. Не отказались бы, конечно, постажироваться у американцев годик – другой, но постоянно работать будем только в России. Даже в Петербурге скучаем по родной Сибири, а фронт работ для нефтяников и газовиков там только расширяется… Кстати, родители Марины – тоже геофизики, в последние годы преподают в Тюменском индустриальном университете.
- Неужели в России нечем заняться, кроме извлечения из земли нефти и газа? – раздался голос лысого и усатого соседа Бориса и Марины. – Или денежки там уж больно привлекательные? Ну, а цифровые технологии или биотехнологии – это, конечно, не для интеллекта России или Саудовской Аравии, это для японцев, американцев, немцев. А вы уж как-нибудь перебьетесь с нефтегезовыми богатствами… Да?
Борис в волнении даже встал с кресла, в глазах его появилась неприязнь, а голос вдруг обрел резкость:
- Я вот что вам скажу. Пока вы карикатуры рисуете на Россию, она работает. К сожалению, немало в научно-техническом прогрессе страной упущено – приходится наверстывать отставание. Но при этом геология и нефтегазодобыча были и непременно должны оставаться для нас приоритетными. Нефть и газ жизненно необходимы всему миру – это основа энергетики любой страны еще на многие годы. Это и основа химической промышленности. А у России этой продукции несметное количество, и геологи будут открывать новые и новые месторождения. Так чего же вы хотите, "страдая" по поводу "нефтяной иглы"? Представьте, что вы увидели гениальные полотна художника и стали его разнузданно шпынять за то, что он не преуспел в спринтерском беге. |
Чрезмерные "страдания" вокруг "нефтяной иглы" напоминают мне именно такую глупость. Научно-технический прогресс в конкретной стране обязательно должен быть связан с её природными богатствами. Обязательно должна быть эта связь – вот суть вопроса! Это необходимо для гармонии в мире…
У него даже перехватило дыхание от волнения, но через несколько секунд он продолжил:
- Кстати, знайте, что техника и технология строительства скважин в России в основном соответствуют мировому уровню. У нас созданы лучшие забойные двигатели. У нас телеметрический контроль за траекторией ствола строящейся наклонной скважины сопоставим с контролем за траекторией выводимого на орбиту космического корабля. А вспомните нашу сверхглубокую скважину глубиной 13 километров, которая пробурена на Кольском полуострове с использованием только отечественной техники. Этот рекорд глубины не побит уже несколько десятков лет. Повторяю, Россия работает. Ей нелегко ликвидировать упущения прошлых лет, но она на правильном пути, будьте спокойны.
Лысый и усатый сосед Бориса и Марины тоже встал с кресла и уныло заявил:
- Устал я, ребята, от вашего детского лепета. Словно, радио российское послушал: обсасываете частные удачи на фоне общего убожества. Тошнит меня от российской демагогии. Выпустите-ка отсюда – постою немного в хвосте самолета, освежусь.
Молодоженам пришлось выйти в общий проход, чтобы выпустить невеселого соседа. Он действительно направился в хвост самолета, а они сели в свои кресла.
- Ох, уж этот слепой оптимизм – плод умелой пропаганды… – тихо произнес Марк, как бы размышляя вслух и ни к кому не обращаясь.
Его реплика была услышана, но никто не стал реагировать на неё. Все чувствовали, что дело знакомства как-то не заладилось, воцарилось молчание.
Семен Львович тоже в задумчивости посидел на своем месте несколько минут, но затем решительно встал и обратился к коллегам по путешествию:
- Дорогие мои, мы уже познакомились с большинством своих нынешних соратников: с Сарой, Марком, нашими очень светлыми представителями новой молодежи Мариночкой и Борисом, вы познакомились и со мной. Пусть не во всём мы согласились друг с другом, но такое естественно для реальной жизни – мы разные, и это довольно интересно, мне думается. Ведь нам не скучно, правда же?.. Возражений не слышу.
У него даже перехватило дыхание от волнения, но через несколько секунд он продолжил:
- Кстати, знайте, что техника и технология строительства скважин в России в основном соответствуют мировому уровню. У нас созданы лучшие забойные двигатели. У нас телеметрический контроль за траекторией ствола строящейся наклонной скважины сопоставим с контролем за траекторией выводимого на орбиту космического корабля. А вспомните нашу сверхглубокую скважину глубиной 13 километров, которая пробурена на Кольском полуострове с использованием только отечественной техники. Этот рекорд глубины не побит уже несколько десятков лет. Повторяю, Россия работает. Ей нелегко ликвидировать упущения прошлых лет, но она на правильном пути, будьте спокойны.
Лысый и усатый сосед Бориса и Марины тоже встал с кресла и уныло заявил:
- Устал я, ребята, от вашего детского лепета. Словно, радио российское послушал: обсасываете частные удачи на фоне общего убожества. Тошнит меня от российской демагогии. Выпустите-ка отсюда – постою немного в хвосте самолета, освежусь.
Молодоженам пришлось выйти в общий проход, чтобы выпустить невеселого соседа. Он действительно направился в хвост самолета, а они сели в свои кресла.
- Ох, уж этот слепой оптимизм – плод умелой пропаганды… – тихо произнес Марк, как бы размышляя вслух и ни к кому не обращаясь.
Его реплика была услышана, но никто не стал реагировать на неё. Все чувствовали, что дело знакомства как-то не заладилось, воцарилось молчание.
Семен Львович тоже в задумчивости посидел на своем месте несколько минут, но затем решительно встал и обратился к коллегам по путешествию:
- Дорогие мои, мы уже познакомились с большинством своих нынешних соратников: с Сарой, Марком, нашими очень светлыми представителями новой молодежи Мариночкой и Борисом, вы познакомились и со мной. Пусть не во всём мы согласились друг с другом, но такое естественно для реальной жизни – мы разные, и это довольно интересно, мне думается. Ведь нам не скучно, правда же?.. Возражений не слышу.
Так что предлагаю завершить наше мероприятие – познакомиться с сидящими в тридцать первом ряду, а затем, если удастся, с временно покинувшим нас человеком. Мне думается, что соседями одинокого мужчины из Узбекистана является вторая семейная пара, но более солидного возраста, чем предыдущая.
- Более солидного, но всё же, смею думать, пока среднего, а не пожилого, - улыбнулся чуть седеющий мужчина, очень коротко постриженный под ёжик и украшенный весьма модной ныне легкой небритостью, что придавало ему облик мужественной и сексапильной личности. А рядом с ним сидела черноволосая и удивительно белокожая красавица явно армянского происхождения. |
Мужчина продолжил свою речь:
- Меня зовут Сергей, мне пятьдесят один год, а Карине – сорок семь. Вы удивитесь, но мы тоже дети сибирского нефтяного края – сургутяне. Учились и познакомились в Московском институте нефти и газа имени академика Губкина. Я заведую лабораторией в "СургутНИПИнефти", кандидат наук, а Карина – экономист в одном из управлений буровых работ. Дочь живет здесь, в Пенсильвании, вышла замуж за американского парня – учителя. Они познакомились в Москве на международной молодежной встрече. Он неплохо говорит по-русски, а Россия ему очень нравится. Они несколько раз приезжали к нам в гости, вот и мы приехали к ним в отпуске. Дочь сейчас работает медсестрой, собирается выучиться на врача…
- Да, повезло нашей компании на нефтяников, - весело отметил Семен Львович. – Интересно, что вы думаете о "нефтяной игле".
- Меня зовут Сергей, мне пятьдесят один год, а Карине – сорок семь. Вы удивитесь, но мы тоже дети сибирского нефтяного края – сургутяне. Учились и познакомились в Московском институте нефти и газа имени академика Губкина. Я заведую лабораторией в "СургутНИПИнефти", кандидат наук, а Карина – экономист в одном из управлений буровых работ. Дочь живет здесь, в Пенсильвании, вышла замуж за американского парня – учителя. Они познакомились в Москве на международной молодежной встрече. Он неплохо говорит по-русски, а Россия ему очень нравится. Они несколько раз приезжали к нам в гости, вот и мы приехали к ним в отпуске. Дочь сейчас работает медсестрой, собирается выучиться на врача…
- Да, повезло нашей компании на нефтяников, - весело отметил Семен Львович. – Интересно, что вы думаете о "нефтяной игле".
- Уверен, что Борис прав: богатства недр, остро необходимые человечеству, должны служить ему, а не лежать мертвым грузом, как барахло с сундуках Плюшкина. И в России нефтегазовая сфера еще долго должна оставаться приоритетной в научно-техническом прогрессе. Кстати, эта сфера очень наукоемкая. Нефть не лопатой достают из-под земли. Разработка месторождений, строительство и эксплуатация скважин требуют участия математиков, геофизиков приборостроителей, химиков, создателей буровой техники, специалистов по информатике и других. К примеру, необходимая для рационального использования месторождений подземная гидравлика – один из сложнейших разделов математики, а без достижений физико-химии проводка ствола скважины во многих условиях окажется невозможной… Конечно, нужно добиваться большей гармонии в промышленном развитии, в частности, усилить акцент на нефтепереработку и нефтехимию. Нужно не оказываться на задворках в биотехнологиях и других сферах прогресса. Но уходить от разделения труда в мировой экономике – это, по-моему, неэффективно. Нужно ли упорно "бодаться" с японцами на мировом рынке телевизионной техники, если нам более удобно обеспечивать мир энергоресурсами, которые ему необходимы, как воздух? Молодцы американцы: они освободили себя от производства множества товаров, уступив это дело Китаю, а им хватает и других нешуточных дел.
- Красивая лекция, товарищ, - прозвучал голос молодого писателя и журналиста Марка. – Добавьте только, что энергоресурсы наиболее успешно кормят олигархов и окружающих их приспешников, а остальному народу достаются крохи благосостояния от воспетого вами разделения труда. Беден российский народ, а у олигархов – дворцы и яхты… За ними вырываются вперед только акулы шоу-бизнеса, которые вообще не прибавляют стране материальных богатств. Что это всё, если не деградация общества?!
- Да, есть в России серьезные проблемы, - не стал возражать Сергей. - Корни этих проблем – в девяностых годах, когда "наломали дров", оголтело строя капитализм. Возникли олигархи-назначенцы, бурно расцвела коррупция. Возможно ли теперь стране стремительно вырулить в нормальную колею? У вас есть предложение, Марк?
Марк не ответил. И Сергей с некоторой торжественностью сказал:
- Давайте согласимся с Тютчевым: "В Россию можно только верить". Я верю и вам советую.
- И я верю, - неожиданно вступил в разговор стройный мужчина в кипе, сидящий рядом с Сергеем и Кариной и проявивший ранее неравнодушие к Узбекистану.
- Приятно слышать, - сказал Семен Львович. – Вы расскажете о себе?
И мужчина продолжил:
- У нас как-то не получила развитие еврейская тема, её вытеснила нефтегазовая. Чувствует мое сердце, что мое присутствие может вернуть нас к первой теме, особенно когда к нам вернется сердитый сосед Бориса и Марины.
- Вернулся я… и готов послушать, что вы будете нам вещать.
Лысый сосед молодоженов уже стоял возле очередного оратора в общем проходе самолета. Борис и Марина вышли из своего ряда, чтобы пропустить его к окну. Он молчаливо переместился к своему месту и уселся в кресло.
Мужчина в кипе продолжил речь:
- Меня зовут Пинхас, я бухарский еврей. Думаю, не все из вас знают о существовании нашего этноса. Он существует в Центральной Азии веками, но в последние десятилетия основное количество бухарских евреев репатриировалось в Израиль и переселилось в Америку. В США мы создали дружную и деятельную общину. В ней издаются газета и несколько журналов, имеются театральные и музыкальные коллективы, научная и писательская организации, благотворительные фонды, учебные заведения и многое другое. Общину возглавляет Конгресс бухарских евреев США и Канады, в Нью-Йорке построен прекрасный общинный центр… Ну, а теперь подчеркну очень важное обстоятельство. Наша община не замкнулась в себе, наподобие секты.
- Красивая лекция, товарищ, - прозвучал голос молодого писателя и журналиста Марка. – Добавьте только, что энергоресурсы наиболее успешно кормят олигархов и окружающих их приспешников, а остальному народу достаются крохи благосостояния от воспетого вами разделения труда. Беден российский народ, а у олигархов – дворцы и яхты… За ними вырываются вперед только акулы шоу-бизнеса, которые вообще не прибавляют стране материальных богатств. Что это всё, если не деградация общества?!
- Да, есть в России серьезные проблемы, - не стал возражать Сергей. - Корни этих проблем – в девяностых годах, когда "наломали дров", оголтело строя капитализм. Возникли олигархи-назначенцы, бурно расцвела коррупция. Возможно ли теперь стране стремительно вырулить в нормальную колею? У вас есть предложение, Марк?
Марк не ответил. И Сергей с некоторой торжественностью сказал:
- Давайте согласимся с Тютчевым: "В Россию можно только верить". Я верю и вам советую.
- И я верю, - неожиданно вступил в разговор стройный мужчина в кипе, сидящий рядом с Сергеем и Кариной и проявивший ранее неравнодушие к Узбекистану.
- Приятно слышать, - сказал Семен Львович. – Вы расскажете о себе?
И мужчина продолжил:
- У нас как-то не получила развитие еврейская тема, её вытеснила нефтегазовая. Чувствует мое сердце, что мое присутствие может вернуть нас к первой теме, особенно когда к нам вернется сердитый сосед Бориса и Марины.
- Вернулся я… и готов послушать, что вы будете нам вещать.
Лысый сосед молодоженов уже стоял возле очередного оратора в общем проходе самолета. Борис и Марина вышли из своего ряда, чтобы пропустить его к окну. Он молчаливо переместился к своему месту и уселся в кресло.
Мужчина в кипе продолжил речь:
- Меня зовут Пинхас, я бухарский еврей. Думаю, не все из вас знают о существовании нашего этноса. Он существует в Центральной Азии веками, но в последние десятилетия основное количество бухарских евреев репатриировалось в Израиль и переселилось в Америку. В США мы создали дружную и деятельную общину. В ней издаются газета и несколько журналов, имеются театральные и музыкальные коллективы, научная и писательская организации, благотворительные фонды, учебные заведения и многое другое. Общину возглавляет Конгресс бухарских евреев США и Канады, в Нью-Йорке построен прекрасный общинный центр… Ну, а теперь подчеркну очень важное обстоятельство. Наша община не замкнулась в себе, наподобие секты.
Она имеет в Америке широкие связи с государственными и еврейскими организациями, другими общинами страны, а в среднеазиатских республиках – с государственными органами управления всех уровней. Мы развиваем народную дипломатию, стремимся к укреплению дружбы этих республик с Америкой и дружбы мусульманских народов с евреями.
- А чего ж вы массово свалили из тех республик, если так печетесь о них? – спросил сердитый сосед Бориса и Марины. - Чего вам там не хватало? - Это большой и непростой вопрос. Многим было важно репатриироваться на историческую родину, в Израиль. Это вполне естественное желание еврея. Многим не хватало религиозной свободы. Многие испугались возможного разгула антисемитизма в смутные времена конца прошлого века. У других возникли семейные обстоятельства, которые стимулировали отъезд. Некоторые поехали в надежде вылечить тяжелые болезни. Кто-то потерял перспективы нормальной работы на родине… Скажу, почему я уехал. В Узбекистане я был главным инженером коврового предприятия, на жизнь не жаловался, любил свою родину. И, кстати, Россию хорошо знал и любил тоже. |
Я рано потерял жену (она умерла от рака). Мою мать мы с отцом тоже потеряли. И я жил с ним. Мне думается, что поток эмиграции наших соплеменников в девяностые годы породил в отце затаенное чувство тоски, оттого что родная община тает на глазах. А когда наши близкие родственники обосновались в Нью-Йорке, его стало неудержимо тянуть туда. Я уже подходил к пенсионному возрасту, ну и решил осуществить желание отца. Мы с ним приехали сюда перед самым началом нового века, в двухтысячном году. А через пять лет он умер. Живу в одиночестве…
Тут Сара повернула голову и с интересом посмотрела на Пинхаса. Семен Львович понимающе улыбнулся.
- Значит, реальный антисемитизм вас, бухарских евреев, там не доконал? – продолжил экзаменовать Пинхаса лысый и усатый сосед Бориса и Марины. Вы только боялись его разгула? Лукавите, уважаемый, не тем рассказываете свои байки. Мы тоже пожили в совке и кое-что прочувствовали.
- Я не буду отрицать, что можно вспомнить какие-то проявления антисемитизма, - ответил Пинхас. – Но я прожил в Узбекистане почти 60 лет и не могу согласиться, что это явление нас там "доконало". Я занимал довольно высокую должность, а мой друг и соплеменник руководил главком в нашем министерстве. Среди бухарских евреев были кандидаты и доктора наук, множество прекрасных специалистов с высшим образованием, был директор научного института, были заслуженные и народные артисты… А ведь моих соплеменников в многомиллионном Узбекистане было совсем немного – менее двухсот тысяч. Так что не хочу карикатурить истинную ситуацию.
Этот ответ Пинхаса прокомментировала Карина:
- Найдется ли в России город с такой же численностью жителей, который может похвалиться подобным уровнем своего населения?
Сосед Бориса и Марины усмехнулся, помолчал и заговорил подчеркнуто менторским тоном, обращаясь к Пинхасу:
- Нет желания копаться в ваших аргументах. Допускаю даже, что ваша статистика достоверна. Но, в общем-то, статистикой можно закрыть от наших глаз конкретные печальные судьбы евреев, а ведь каждая судьба – это истинная ценность. Лично мне антисемитизм сломал судьбу – и я навсегда стал чужим и равнодушным к совку…
Он опять недолго помолчал, словно размышляя, нужна ли здесь его исповедь, затем грустно продолжил:
- Я последний участник нашего ток-шоу и, видимо, самый неудобный для нашего ведущего. Уж простите, господа, что так получается… Меня зовут Зиновий, приближаюсь к семидесятилетию, живу в Нью-Йорке, а был ленинградцем. Я пытался поступить в мединститут, но меня завалили на вступительном экзамене по биологии. Пришлось стать технарем. Работал в большом НИИ в области ультразвукового контроля. Защитил кандидатскую диссертацию. Но докторскую защитить не дали – завотделом, антисемит проклятый, добился двух отрицательных отзывов от докторов наук на предварительной защите: я якобы не учел некоторых важных факторов, влияющих на достоверность контроля. Ненавижу…
Семен Львович взволнованно перебил Зиновия:
- При чем тут антисемитизм?! Я тоже увлекался ультразвуковым контролем – это не прямой, а сугубо косвенный метод. Связь его показателей с заменяемыми прямыми характеристиками требует тщательного изучения. Видимо, вы просто проявили поспешность…
И с беззлобной, шутливой улыбкой добавил:
- Ну, а что касается врачей, то невооруженным глазом можно увидеть, что чуть ли не сорок, а то и больше процентов врачей в России – это евреи. Не дискриминация ли это русского народа, дорогой мой. Вам, видимо, надо было всего-навсего тщательнее учить биологию, поступая в мединститут…
- Демагогией занимаетесь, Семен Львович, - с возмущением отреагировал Зиновий. – Будь я какой-нибудь Иван Иванович, всё было бы по-другому.
- Нет, Зиновий, демагог – именно вы, - отреагировала Карина. - Хронически страдать от жалости к еврейскому народу совершенно недостойно его. Это талантливый, созидательный и сильный народ, он, конечно, знает немало несправедливостей (но и не только он – вспомните прибалтийскую или украинскую русофобию, геноцид армян), однако достижения евреев и раньше, и особенно сегодня являются украшением человечества… Сережа, пожалуй, расскажи, о наших сибиряках.
- С удовольствием, - откликнулся Сергей. – Вам, Зиновий, нужны конкретные судьбы евреев – пожалуйста! Главным геологом славной организации Главтюменнефтегаз, которая обеспечивала основную добычу нефти в стране, был еврей Юрий Борисович Файн. А начальником Главтюменнефтегаза работал замечательный инженер и ученый Валерий Исаакович Грайфер. Когда же огромный Главтюменнефтегаз передал свои функции региональным производственным объединениям, в самом крупном из них, "Нижневартовскнефтегазе", главным геологом стал Владимир Уриелевич Литваков. Могу ещё добавить, что мне довелось знать одного из членов коллегии союзного Минхиммаша, и он мне сообщил, что у них в министерстве из двенадцати членов коллегии четверо – евреи, включая его. Гордитесь своими соплеменниками, Зиновий, а не исходите жалостью к ним и себе любимому… Или я, как и Пинхас, говорю не то, что вам нужно?
- О, как вы все мне надоели! Зачем судьба посадила меня на это проклятое место?! Ни в чем вы меня не убедите, господа, мне достаточно собственного опыта жизни, чтобы кое-что понимать… А ты, Семен Львович, не только устроил здесь клоунаду знакомства, но и попытался давать свою демагогическую трактовку моим сложностям жизни. Как ты смеешь, ничтожество?! Сядь и заткнись наконец! Для меня антисемитизм – очевидная болезнь российского общества, я боюсь этого явления и, умирая, буду бояться… Ну, а о подпевалах твоих мне даже говорить неохота. Жаль, что ты, уже старый хрыч, так и остался наивным придурком!
- Как вы смеете? – заметно побледнев, воскликнул Семен Львович. – Я профессор, доктор наук, заслуженный изобретатель России, всю жизнь старался помогать людям в их добрых стремлениях. И здесь хотел только хорошего, хотел, чтоб мы стали ближе друг другу. Как же вы посмели…
Он вдруг замолчал, стал приседать и неуклюже упал в общий проход самолета, потеряв сознание.
- Марина, встаём, - решительно сказал Борис и пояснил для всех: - Мы прошли курсы волонтеров – знаем что делать.
Он быстро оказался в проходе и попросил Пинхаса помочь ему аккуратно перенести Семена Львовича в конец самолета, на площадку перед запасным выходом. Марина ушла туда за ними. Туда же поспешили и две стюардессы.
Среди экскурсантов наступило молчание…
Минут через пятнадцать Пинхас вернулся и сообщил, что у Семена Львовича произошла остановка сердца, но Борис и Марина, применив искусственное дыхание рот-в-рот и массаж сердца, оживили его. Он опять дышит, и сердце его бьется.
В это время прозвучало объявление, что самолет совершит экстренную посадку в Оклахома-Сити в связи с необходимостью госпитализации одного из пассажиров.
- Какие замечательные ребята наши молодожены, - задумчиво произнесла Сара. - А мы таки любим ругать нынешнюю молодежь…
Молчание продолжилось. После посадки самолета санитары вынесли Семена Львовича наружу, а молодожены взяли с полки свои баулы и пошли за ними.
- Мы дальше не полетим, остаемся здесь – поможем Семену Львовичу, если понадобится, - сказала, уходя, Карина.
- Счастливо вам повеселиться, – добавил Борис, проявляя бесстрастную вежливость.
Когда самолет взлетел, Пинхас нарушил тишину негромким, но твердым высказыванием:
- Печально… Но сегодня я стал еще больше уважать свою общину. Да, в ней есть и проблемы, и конфликты – жизнь не может быть очень простой, без противоречий. Но община не скулит, а созидает, стремится к совершенству – и это главное. Это община оптимистов. А просто принять позу обиженных и страдать – это не для нас. Пусть без устали лелеет себя, как уникальную драгоценность, кто-нибудь другой, отравляя жизнь себе и людям. Давайте будем мудрее и постараемся совершать добрые поступки, господа… как Семен Львович, как наши молодожены…
И опять – тишина. Поредевшая компактная группа экскурсантов безмолвствовала весь дальнейший путь до Лас-Вегаса. Каждый был погружен в свои мысли…
Тут Сара повернула голову и с интересом посмотрела на Пинхаса. Семен Львович понимающе улыбнулся.
- Значит, реальный антисемитизм вас, бухарских евреев, там не доконал? – продолжил экзаменовать Пинхаса лысый и усатый сосед Бориса и Марины. Вы только боялись его разгула? Лукавите, уважаемый, не тем рассказываете свои байки. Мы тоже пожили в совке и кое-что прочувствовали.
- Я не буду отрицать, что можно вспомнить какие-то проявления антисемитизма, - ответил Пинхас. – Но я прожил в Узбекистане почти 60 лет и не могу согласиться, что это явление нас там "доконало". Я занимал довольно высокую должность, а мой друг и соплеменник руководил главком в нашем министерстве. Среди бухарских евреев были кандидаты и доктора наук, множество прекрасных специалистов с высшим образованием, был директор научного института, были заслуженные и народные артисты… А ведь моих соплеменников в многомиллионном Узбекистане было совсем немного – менее двухсот тысяч. Так что не хочу карикатурить истинную ситуацию.
Этот ответ Пинхаса прокомментировала Карина:
- Найдется ли в России город с такой же численностью жителей, который может похвалиться подобным уровнем своего населения?
Сосед Бориса и Марины усмехнулся, помолчал и заговорил подчеркнуто менторским тоном, обращаясь к Пинхасу:
- Нет желания копаться в ваших аргументах. Допускаю даже, что ваша статистика достоверна. Но, в общем-то, статистикой можно закрыть от наших глаз конкретные печальные судьбы евреев, а ведь каждая судьба – это истинная ценность. Лично мне антисемитизм сломал судьбу – и я навсегда стал чужим и равнодушным к совку…
Он опять недолго помолчал, словно размышляя, нужна ли здесь его исповедь, затем грустно продолжил:
- Я последний участник нашего ток-шоу и, видимо, самый неудобный для нашего ведущего. Уж простите, господа, что так получается… Меня зовут Зиновий, приближаюсь к семидесятилетию, живу в Нью-Йорке, а был ленинградцем. Я пытался поступить в мединститут, но меня завалили на вступительном экзамене по биологии. Пришлось стать технарем. Работал в большом НИИ в области ультразвукового контроля. Защитил кандидатскую диссертацию. Но докторскую защитить не дали – завотделом, антисемит проклятый, добился двух отрицательных отзывов от докторов наук на предварительной защите: я якобы не учел некоторых важных факторов, влияющих на достоверность контроля. Ненавижу…
Семен Львович взволнованно перебил Зиновия:
- При чем тут антисемитизм?! Я тоже увлекался ультразвуковым контролем – это не прямой, а сугубо косвенный метод. Связь его показателей с заменяемыми прямыми характеристиками требует тщательного изучения. Видимо, вы просто проявили поспешность…
И с беззлобной, шутливой улыбкой добавил:
- Ну, а что касается врачей, то невооруженным глазом можно увидеть, что чуть ли не сорок, а то и больше процентов врачей в России – это евреи. Не дискриминация ли это русского народа, дорогой мой. Вам, видимо, надо было всего-навсего тщательнее учить биологию, поступая в мединститут…
- Демагогией занимаетесь, Семен Львович, - с возмущением отреагировал Зиновий. – Будь я какой-нибудь Иван Иванович, всё было бы по-другому.
- Нет, Зиновий, демагог – именно вы, - отреагировала Карина. - Хронически страдать от жалости к еврейскому народу совершенно недостойно его. Это талантливый, созидательный и сильный народ, он, конечно, знает немало несправедливостей (но и не только он – вспомните прибалтийскую или украинскую русофобию, геноцид армян), однако достижения евреев и раньше, и особенно сегодня являются украшением человечества… Сережа, пожалуй, расскажи, о наших сибиряках.
- С удовольствием, - откликнулся Сергей. – Вам, Зиновий, нужны конкретные судьбы евреев – пожалуйста! Главным геологом славной организации Главтюменнефтегаз, которая обеспечивала основную добычу нефти в стране, был еврей Юрий Борисович Файн. А начальником Главтюменнефтегаза работал замечательный инженер и ученый Валерий Исаакович Грайфер. Когда же огромный Главтюменнефтегаз передал свои функции региональным производственным объединениям, в самом крупном из них, "Нижневартовскнефтегазе", главным геологом стал Владимир Уриелевич Литваков. Могу ещё добавить, что мне довелось знать одного из членов коллегии союзного Минхиммаша, и он мне сообщил, что у них в министерстве из двенадцати членов коллегии четверо – евреи, включая его. Гордитесь своими соплеменниками, Зиновий, а не исходите жалостью к ним и себе любимому… Или я, как и Пинхас, говорю не то, что вам нужно?
- О, как вы все мне надоели! Зачем судьба посадила меня на это проклятое место?! Ни в чем вы меня не убедите, господа, мне достаточно собственного опыта жизни, чтобы кое-что понимать… А ты, Семен Львович, не только устроил здесь клоунаду знакомства, но и попытался давать свою демагогическую трактовку моим сложностям жизни. Как ты смеешь, ничтожество?! Сядь и заткнись наконец! Для меня антисемитизм – очевидная болезнь российского общества, я боюсь этого явления и, умирая, буду бояться… Ну, а о подпевалах твоих мне даже говорить неохота. Жаль, что ты, уже старый хрыч, так и остался наивным придурком!
- Как вы смеете? – заметно побледнев, воскликнул Семен Львович. – Я профессор, доктор наук, заслуженный изобретатель России, всю жизнь старался помогать людям в их добрых стремлениях. И здесь хотел только хорошего, хотел, чтоб мы стали ближе друг другу. Как же вы посмели…
Он вдруг замолчал, стал приседать и неуклюже упал в общий проход самолета, потеряв сознание.
- Марина, встаём, - решительно сказал Борис и пояснил для всех: - Мы прошли курсы волонтеров – знаем что делать.
Он быстро оказался в проходе и попросил Пинхаса помочь ему аккуратно перенести Семена Львовича в конец самолета, на площадку перед запасным выходом. Марина ушла туда за ними. Туда же поспешили и две стюардессы.
Среди экскурсантов наступило молчание…
Минут через пятнадцать Пинхас вернулся и сообщил, что у Семена Львовича произошла остановка сердца, но Борис и Марина, применив искусственное дыхание рот-в-рот и массаж сердца, оживили его. Он опять дышит, и сердце его бьется.
В это время прозвучало объявление, что самолет совершит экстренную посадку в Оклахома-Сити в связи с необходимостью госпитализации одного из пассажиров.
- Какие замечательные ребята наши молодожены, - задумчиво произнесла Сара. - А мы таки любим ругать нынешнюю молодежь…
Молчание продолжилось. После посадки самолета санитары вынесли Семена Львовича наружу, а молодожены взяли с полки свои баулы и пошли за ними.
- Мы дальше не полетим, остаемся здесь – поможем Семену Львовичу, если понадобится, - сказала, уходя, Карина.
- Счастливо вам повеселиться, – добавил Борис, проявляя бесстрастную вежливость.
Когда самолет взлетел, Пинхас нарушил тишину негромким, но твердым высказыванием:
- Печально… Но сегодня я стал еще больше уважать свою общину. Да, в ней есть и проблемы, и конфликты – жизнь не может быть очень простой, без противоречий. Но община не скулит, а созидает, стремится к совершенству – и это главное. Это община оптимистов. А просто принять позу обиженных и страдать – это не для нас. Пусть без устали лелеет себя, как уникальную драгоценность, кто-нибудь другой, отравляя жизнь себе и людям. Давайте будем мудрее и постараемся совершать добрые поступки, господа… как Семен Львович, как наши молодожены…
И опять – тишина. Поредевшая компактная группа экскурсантов безмолвствовала весь дальнейший путь до Лас-Вегаса. Каждый был погружен в свои мысли…