ЛИТЕРАТУРНОЕ ТВОРЧЕСТВО ЮРИЯ ЦЫРИНА
  • СОДЕРЖАНИЕ САЙТА
  • БЛОГ

Со злом сражаюсь делом


Необычное интервью с Юрием Цыриным
      С героем этого интервью Юрием Цыриным я познакомилась несколько лет назад в стенах редакции нашей газеты. Мы стали работать над одним из моих текстов, и уже через 15 минут я не просто поняла, я ощутила – передо мной близкий по духу, почти родной и такой узнаваемый человек. Его манеры, стиль поведения, особая, присущая только ему, лексика были из того, другого мира, из которого безжалостная судьба исторгла меня в мир прагматики и холодного расчёта.
      А он, большой, великодушный человек, источал такое дружелюбие, искреннюю заинтересованность и культуру поведения, что моментально втянул меня в водоворот своих рассуждений, ощущений, настроений.
Какое это было упоение – вдруг обнаружить, что тебя не просто слышат, понимают, подхватывают и развивают твои мысли и чувства, но ещё и сопереживают и, возможно, даже сострадают тебе в твоей бесплодной попытке прижиться душой в этом ярком, но пока ещё чуждом пространстве.
      Итак, Юрочка Цырин – интеллигентен, умён, изысканно учтив, неизменно доброжелателен, отменно вежлив, прекрасно образован и начитан, всегда элегантен и при этом – открытая, обезоруживающая улыбка, вызывающая абсолютное доверие и некое, трудноописуемое умиротворение.
      Все годы нашего общения (увы, не столь частого, как хотелось бы) я испытываю бесконечное признание Юре за полное отсутствие даже малейших признаков чванства, высокомерия, надменности, чем в полной мере порою обладают люди, добившиеся значительно меньших успехов в карьере и жизни.
      А ведь Юрию Цырину есть чем гордиться! Доктор технических наук, заслуженный изобретатель и почётный нефтяник России. Всё это получено тогда, ещё в Союзе, где все эти звания надо было заслужить реальными, а не мнимыми достижениями и результатами. Всё это – талант инженера, смелый полёт фантазии, точный расчёт изобретателя и годы, десятилетия бесконечного, часто очень тяжёлого труда. И при всём при этом – совершеннейшая скромность и чувство собственного достоинства, весьма заметные при общении с этим неординарным человеком.
      И, заметьте, эта неординарность не только в его инженерно-техническом таланте. Он ещё, к великой радости, в душе лирик, романтик и поэт. Хотя нет, поэт он не только в душе. Его первая книга "Пусть не моё теперь столетие" – тому доказательство. Я убеждена – как только хорошие стихи находят своё воплощение на бумаге, их читают, перечитывают, находят нечто близкое, родное, созвучное душе, их создатель становится поэтом, признанным читателями.
      Вот так одна душа вместила в себя научно-технический взлёт и поэтический восторг. А мы в итоге получили Юрия Цырина.
      Предполагаю, что найдутся скептики, если не сказать хуже, завистники, которые будут обвинять меня в пристрастии, необъективности и корпоративности. Что ж, спорить не стану (что само по себе необычно), однако позволю себе мысль вслух. Во-первых, всё, сказанное о Юре, правда, не приукрашенная совершенно, ибо Цырин в этом не нуждается. А во-вторых, я имею полное право на сугубо субъективное мнение, хотя в этом случае оно сильно смахивает на вполне объективное.
      Ну, а теперь, сделавши всем реверансы, хочу предложить моим любимым читателям необычное интервью, которое я написала без участия нашего главного героя.
      "Как же так?" – спросит дотошный читатель. Отвечаю: “Я нашла все ответы в стихах и прозе Юрия Цырина”. Мне они показались интересными, и я решилась на такой безответственный, с точки зрения строгой критики, эксперимент.
      Посмотрим, что скажет наш искушённый во всех отношениях читатель, особенно тот, кто знаком с творчеством этого интересного человека.

      Тавриз Аронова: Как случилось, что вы, в душе романтик и поэт, уже смолоду сделали свой выбор в пользу технического вуза, такого далёкого от литературы и поэзии? 
      Юрий Цырин: В первую очередь – это влияние и, пожалуй, даже давление моих прагматичных родителей. Оба инженеры, они хотели, чтобы у меня была реальная мужская профессия, дающая возможность прокормить не только меня, но и мою будущую семью.
      Т.А.: Вы считаете, они оказались правы?
      Ю.Ц.: Трудно ответить однозначно, однако в чём я твёрдо убеждён, так это в том, что технический вуз, работа на буровых, бесконечные командировки, вечно занятая изобретательством голова – это колоссальный источник познания интереснейших человеческих судеб, многие из которых стали до некоторой степени и моей судьбой. Настоящая дружба, в том числе и мужская, суровые, но справедливые, честные, благородные люди – всё это я познал именно как инженер-нефтяник.
      Т.А. (иронично): Вы полагаете, что подобных людей можно было встретить только в вашей профессиональной среде? 
      Ю.Ц. (горячо): Нет, конечно, нет. Но наша работа нередко проходила в тяжелейших условиях, порою на грани человеческих возможностей, и потому пороки и достоинства людей проявлялись очень быстро, ярко и активно. Сама природа, дикая, необузданная, подталкивала к проявлению истинных качеств характера. Я считаю – мне повезло. Было трудно, порою невыносимо, но всегда интересно, без намёка на скуку.
      Т.А.: Однако эта нелёгкая работа не убила в вас романтика и поэта. 
      Ю.Ц.: Наоборот, порою давала такую пищу для души, ума и фантазии, что для реализации всех творческих импульсов просто физически не было времени.
      Т.А.: В вашей поэзии и прозе много размышлений о любви. Вы так верите в любовь?
      Ю.Ц. (убеждённо): Абсолютно уверен, что именно любовь движет всем прекрасным на земле. Именно она облагораживает мужчину, делая его сильнее, мощнее, увереннее.
      Т.А.: Или наоборот… Подкаблучником, рохлей, роботом-исполнителем, рабом, в конце концов.
      Ю.Ц.: Нет, то, о чём вы говорите, – не любовь, а зависимость. Неважно какая – физическая, моральная, материальная.
Любовь – это нечто совершенное, придающее какой-то особый оттенок отношениям между мужчиной и женщиной. Она ему дарит нежность, ласку, трепетные прикосновения, а он - свою мощь, силу, защиту. Так же трепетно, как и надёжно. Они друг друга дополняют и заполняют. Вот тогда это любовь, где есть место всему – ревности, упрёкам, слезам, печали, но в основе – любовь.
      Т.А.: Вы упомянули о мужской дружбе. Для вас это конкретное или всё-таки абстрактное понятие (для красного словца)?
      Ю.Ц.: Совершенно конкретное, вполне осязаемое, ощущаемое не просто понятие, а чувство, глубокое и сильное. Не менее сильное, чем любовь. Настоящий друг – это опора, уверенность, защищённость, это, если хотите, умение прощать, сохраняя главное – верность и преданность, честь и достоинство, не только своё, но и друга. Это понятие, как говорят, круглосуточное. Вовремя прийти на помощь или получить её. Без спросов-вопросов. Надо – и всё тут. Такое, знаете ли, всеохватное, всеобъёмное взаимодоверие. Иметь такого друга или друзей – огромная удача, даже счастье. Одного из них я бы хотел вам назвать – мой верный друг и коллега – сургутянин Геннадий Борисович Проводников. Когда-то я посвятил ему такие строчки:
      Не спит буровая во мраке ночей
веду испытанья… 
                                  Но вам-то зачем
делить со мной риски, волненья, испуг? 
А просто     
                 Вы истинный друг.
      Т.А.: Согласна с вами: настоящий друг, понимающий, защищающий, надёжный – это счастье, испытать которое дано совсем не каждому. А в дружбу между мужчиной и женщиной вы верите? 
      Ю.Ц.: Верю, однако готов согласиться, что грань, за которой может начаться нечто другое, присутствует незримо довольно часто. Главное – вольно или невольно не приближаться к ней и уж тем более не переступать её. Уверен, что настоящая дружба стоит значительно дороже сиюминутных физиологических радостей.
      И ещё, хотел бы добавить. Умение принести в жертву свои личные интересы на алтарь дружбы – это и есть истинное её понимание. А иначе, какая это дружба, если всё время сам ждёшь подвигов от друга, ничего не давая взамен. Или наоборот – всё время что-то отдавая другу, постепенно из друга превращаешься в полезного человека. Это уже не дружба.
      Т.А.: Вас предавали в жизни?
      Ю.Ц. (помолчав): Понять и принять это было не просто трудно, невозможно. Но предательство так же сильно, сколь и верность. Приходилось с этим жить. Хотя разочарование в людях очень болезненно. Я вообще убеждён, что душевная щедрость и бескорыстное добро должны быть бескорыстны, но не бездумны.
      Т.А.: Вы редактор единственной общинной газеты The Bukharian Times, и вам как редактору по долгу службы приходится работать с разными авторами, некоторые из которых, будучи малограмотными людьми, совершенно не приемлют ни разумной критики, ни редакторской правки. Зная вас как очень деликатного, тактичного, сдержанного редактора, я, тем не менее, знаю, что вам порою достаётся от "великих грамотеев".      
      Ю.Ц.: Отвечу стихами:
Быть меж людей – искусство жизни целой:
Беречь любимых, вдохновлять друзей,
А час пробьёт –
                              со злом сразиться делом
И быть собой – всегда, во всём, везде…
      Правда, эти строчки относятся не только к недоверчивым, самоуверенным авторам. Считаю, что жизнь среди людей – штука нелёгкая, а порою и вовсе тяжёлая. Просто уже смолоду надо научиться мудро ощущать границу между добром и злом, чётко определив для себя, на какой стороне баррикады твоё место.   В нашем мире борьба добра и зла была, есть и будет. И крайне важно, заняв однажды место на своём рубеже, как солдат на войне, охранять добронравие всеми силами своей души. А иначе жизнь станет скучной и серой. Мне бы стало неинтересно жить.
      Т.А.: Китайцы говорят, что месть – блюдо, которое едят холодным. Вы, добрый, интеллигентный человек , умеете мстить? И если да, то какой вид мести вам по духу?
      Ю.Ц. (мягко): Доброта и месть плохо совместимы. Если я добр, как вы говорите, то, скорее всего, просто отойду от того, кто принесет лично мне зло, и стойко продолжу свои добрые дела.
      Хотя, по большому счёту, убеждён, что зло должно быть наказуемо. Ибо безнаказанность рождает уверенность в правильности избранного пути. Бывают такие ситуации (не приведи, Господи!), когда самая обычная месть оправдана и необходима. Мне, к сожалению, приходилось проявлять воинственную принципиальность в столкновениях с подлостью. Но, конечно, я неизменно действовал, не теряя чувство меры, открыто, без коварства и изощренности.
      И хочу отметить вот что. За прожитые годы я не раз убеждался, что злобливым, подлым, мерзким людям обычно воздаётся по заслугам самим течением жизни. Несомненно, есть такая объективная закономерность.
      Кстати, думается мне, что когда пишу стихи о добром, о вечном, о светлом, я тоже мщу кому-то, пусть и своеобразно. Ведь стремлюсь, чтобы стали сильнее, устойчивее, а то и просто неодолимы те, кто стоят на баррикаде добра – глядишь, и пакостить кому-то надоест...
      Т.А.: Вы производите впечатление вполне довольного жизнью оптимиста, для которого стихи являются обязательной частью жизни. 
      Ю.Ц.: Да, я оптимист, и уверен, что все мы просто обязаны ими быть. Наши родные, близкие, друзья должны, глядя на нас, заражаться нашим жизнелюбием, ибо есть у нас святая миссия – поддерживать их дух умением находить в себе силы для светлой жизни и добра. Поэтому нет другого пути к душевному благополучию, нет другого средства не сломаться на ледяных ветрах жизни.
А писать стихи вовсе не обязательно…
      Т.А.: Вот такое интервью по страницам книги Юрия Цырина у меня получилось. Теперь буду ждать вердикта моих читателей и моего главного героя...

                                                                                                                                                                                             Тавриз АРОНОВА

Web Hosting by IPOWER