Творчество: где оно живет?
|
Среди недугов нашего столетья
Страшна и безработица души. Я. Хелемский Я бы назвал творчество самой сутью жизни в мире знаний и красоты. В. Сухомлинский |
Дорогой
читатель! Предлагая Вам этот лирический очерк, я, конечно, понимаю, что сейчас,
в эпоху аналитических страстей на стремнинах проблем политики, социологии,
истории, экономики людям подчас недосуг обрести лирический настрой души и
неспешно задуматься о такой вечной ценности человеческого бытия, как творческое
мироощущение, дарящее нам душевную гармонию, добрые стремления, стимулы для
жизни. Очень хочется, чтобы, прочтя мои заметки, кто-то поразмышлял о той
немеркнущей ценности. Это стало бы моей искренней радостью.
* * *
Давно, лет в тридцать (а значит, более сорока лет назад) я написал четверостишие, ставшее для меня своеобразной клятвой верности:
* * *
Давно, лет в тридцать (а значит, более сорока лет назад) я написал четверостишие, ставшее для меня своеобразной клятвой верности:
|
А куда же мне нельзя все-таки? Тогда я
подразумевал под этим “туда” неинтересную,
нелюбимую служебную деятельность. Тогда, молодой, я думал о творчестве только в
рамках деловой карьеры. Правильную мысль Бернарда Шоу “Счастлив тот, кого кормит
любимое дело” я воспринял как единственно возможный, всеобъемлющий принцип
жизни. В ту памятную эпоху взрыва общественного интереса к науке на экраны
вышел впечатляющий фильм Михаила Ромма “Девять дней одного года” про творческую
элиту, ученых-ядерщиков. Фильм звал нас
примером киногероя, сотворенного Алексеем Баталовым, к самоотверженности и
подвигам во имя творческих свершений, и я захотел в полной мере реализовать
этот призыв в своей ближайшей жизни. Когда мне поручили разработку промышленного прибора для автоматической регистрации плотности промывочной жидкости, циркулирующей в нефтяной скважине, я, естественно, решил, что это должен быть радиоактивный плотномер. Такое решение было новым для буровиков, но далеко не пионерским в технике, однако, оно чуть-чуть приближало меня к героям фильма М. Ромма.
Испытывая новый прибор, я часами вдохновенно таскал контейнер с кобальтовым изотопом с буровой на буровую, трясся рядом с ним в кузове грузовика, игнорируя элементарные нормы безопасности. Тогда мне было 24 года. Затем пришлось заботиться о восстановлении содержания лейкоцитов в крови. К счастью, все обошлось благополучно...
…А недавно, в раздумьях, вдруг сложилось другое четверостишие:
Испытывая новый прибор, я часами вдохновенно таскал контейнер с кобальтовым изотопом с буровой на буровую, трясся рядом с ним в кузове грузовика, игнорируя элементарные нормы безопасности. Тогда мне было 24 года. Затем пришлось заботиться о восстановлении содержания лейкоцитов в крови. К счастью, все обошлось благополучно...
…А недавно, в раздумьях, вдруг сложилось другое четверостишие:
|
Другой возраст, другие времена, другое восприятие жизни. Но творчество не изменило мне, оно ведь вообще не изменяет людям. Теперь-то я знаю, что творчество – это вовсе не только решение задач на ступенях карьеры, это, по большому счету, некий воздух для всех, и его, кстати, никто и никогда не сможет приватизировать. Думаю, немного в жизни бывает ситуаций, в которых человек не мог бы проявлять себя как творческая личность и потому ощущать, что вот и он дотягивается до той, столь высокой и незаменимой сферы счастья, которую дано было знать великим Пушкину, Чаплину, Эйнштейну…
* * *
...Мы с женой были приглашены в одно из бруклинских кафе, на юбилей милой, уже немолодой женщины, беспокойной жены, матери и бабушки. Наши семьи только что познакомились, поэтому большая компания ее родственников и друзей была мне совершенно незнакома. Большинство гостей – пожилые.
Юбилей удался. Гости не скупились на добрые слова, высветились сердца, хорошее настроение пленило каждого. В танцах обновлялись и обновлялись пары. Все помолодели. Все вдохновенно творили праздник друг для друга и для себя. И затем, уже ночью, каждый с легкой грустью уносил в душе этот дружно сотворенный праздник, ставший зарядом жизненных сил на последующие будни...
Так где же живет творчество? В лабораториях ученых? В тихих кабинетах писателей? На сцене, куда, затаив дыхание, устремили взоры сотни зрителей? Да, конечно. Но ведь оно расцвело и на дружной “тусовке” в уютном бруклинском кафе, неся неподдельную радость своим созидателям, пришедшим туда отнюдь не из научных лабораторий и писательских кабинетов…
* * *
Для кого-то лидерство – это смысл, стратегия, главная радость жизни. Но бывает и не так… Я был старшеклассником в Прибайкалье, в юном сибирском городе Ангарске. Там для нашей школьной подруги Тани неформальное лидерство в классе стало просто неизбежным результатом ее неуемного творческого отношения к друзьям – старшеклассникам. Ей, казалось, всегда были нужны для радости наши встречи, споры, стихи, танцы, игра в волейбол, пикники на первой, майской траве. Это особый творческий дар – создавать уют в душах людей. Выйдя погулять вечером на улицы Ангарска, мы обычно приходили к общему решению – пойти к Тане. Вновь и вновь в ее небольшой квартире были шутки, улыбки, игры, танцы, чай… И она, как волшебница, каким-то неуловимым добрым и одухотворенным влиянием поддерживала этот праздник наших душ. Сегодня осознаю нагрузку ее родителей.
...Много лет спустя мы с коллегой по работе забрели от воскресной скуки в краеведческий музей Екатеринбурга (тогда – Свердловска). Людей в музее было очень немного. Мы лениво бродили по залам. И вдруг на одной из фотографий – Таня! Оказывается, она создала первое на Урале общественное конструкторское бюро в стенах родного Уралвагонзавода. Меня просто захлестнули вдохновенные воспоминания, и я стал сумбурно делиться со своим коллегой всем, что было связано с Таней в моей памяти и моем сердце. Вскоре заметил, что вокруг нас уже – значительная группа людей. Наверно, все, кто пришли в музей, потянулись сюда на мой вдохновенный голос. Меня благодарили за рассказ о моем друге, о творчестве…
Это был мой единственный успех в качестве музейного экскурсовода.
Сейчас Таня живет в Москве, воспитывает внучек. Как-то с чуть смущенной улыбкой сообщила мне, что уже незадолго до ее выхода на пенсию получала букетики цветов от молодого коллеги – конструктора. Просто так. За ее талант нести в наши души уют.
* * *
Судьба не дала мне в молодые годы уйти в профессиональную журналистику. Мне пришлось ответственно и много заниматься научно-техническими разработками. Отдушиной являлась стенгазета нашего института. И тут я был не один. Тех, кого в научно-технической сфере постоянно тревожило желание гуманитарного творчества, оказалось не так уж мало. Сколько вечеров, бессонных ночей, суббот и воскресений было отдано на благо родной газеты! Позже я вспоминал об этом в стихах, посвященных соратнику и другу, известному в отрасли ученому Александру Межлумову (к великому сожалению, он уже ушел из жизни):
* * *
...Мы с женой были приглашены в одно из бруклинских кафе, на юбилей милой, уже немолодой женщины, беспокойной жены, матери и бабушки. Наши семьи только что познакомились, поэтому большая компания ее родственников и друзей была мне совершенно незнакома. Большинство гостей – пожилые.
Юбилей удался. Гости не скупились на добрые слова, высветились сердца, хорошее настроение пленило каждого. В танцах обновлялись и обновлялись пары. Все помолодели. Все вдохновенно творили праздник друг для друга и для себя. И затем, уже ночью, каждый с легкой грустью уносил в душе этот дружно сотворенный праздник, ставший зарядом жизненных сил на последующие будни...
Так где же живет творчество? В лабораториях ученых? В тихих кабинетах писателей? На сцене, куда, затаив дыхание, устремили взоры сотни зрителей? Да, конечно. Но ведь оно расцвело и на дружной “тусовке” в уютном бруклинском кафе, неся неподдельную радость своим созидателям, пришедшим туда отнюдь не из научных лабораторий и писательских кабинетов…
* * *
Для кого-то лидерство – это смысл, стратегия, главная радость жизни. Но бывает и не так… Я был старшеклассником в Прибайкалье, в юном сибирском городе Ангарске. Там для нашей школьной подруги Тани неформальное лидерство в классе стало просто неизбежным результатом ее неуемного творческого отношения к друзьям – старшеклассникам. Ей, казалось, всегда были нужны для радости наши встречи, споры, стихи, танцы, игра в волейбол, пикники на первой, майской траве. Это особый творческий дар – создавать уют в душах людей. Выйдя погулять вечером на улицы Ангарска, мы обычно приходили к общему решению – пойти к Тане. Вновь и вновь в ее небольшой квартире были шутки, улыбки, игры, танцы, чай… И она, как волшебница, каким-то неуловимым добрым и одухотворенным влиянием поддерживала этот праздник наших душ. Сегодня осознаю нагрузку ее родителей.
...Много лет спустя мы с коллегой по работе забрели от воскресной скуки в краеведческий музей Екатеринбурга (тогда – Свердловска). Людей в музее было очень немного. Мы лениво бродили по залам. И вдруг на одной из фотографий – Таня! Оказывается, она создала первое на Урале общественное конструкторское бюро в стенах родного Уралвагонзавода. Меня просто захлестнули вдохновенные воспоминания, и я стал сумбурно делиться со своим коллегой всем, что было связано с Таней в моей памяти и моем сердце. Вскоре заметил, что вокруг нас уже – значительная группа людей. Наверно, все, кто пришли в музей, потянулись сюда на мой вдохновенный голос. Меня благодарили за рассказ о моем друге, о творчестве…
Это был мой единственный успех в качестве музейного экскурсовода.
Сейчас Таня живет в Москве, воспитывает внучек. Как-то с чуть смущенной улыбкой сообщила мне, что уже незадолго до ее выхода на пенсию получала букетики цветов от молодого коллеги – конструктора. Просто так. За ее талант нести в наши души уют.
* * *
Судьба не дала мне в молодые годы уйти в профессиональную журналистику. Мне пришлось ответственно и много заниматься научно-техническими разработками. Отдушиной являлась стенгазета нашего института. И тут я был не один. Тех, кого в научно-технической сфере постоянно тревожило желание гуманитарного творчества, оказалось не так уж мало. Сколько вечеров, бессонных ночей, суббот и воскресений было отдано на благо родной газеты! Позже я вспоминал об этом в стихах, посвященных соратнику и другу, известному в отрасли ученому Александру Межлумову (к великому сожалению, он уже ушел из жизни):
|
Уже давно не стало стенгазет в моей жизни – захлестнули меня другие проблемы, да и вообще в России, откуда я приехал в Америку, закончилась время стенгазет, жизнь стала рациональнее. И все же спасибо стенгазете, собиравшей возле себя толпу поклонников в коридоре нашего института. Работая в ней, я понял, что глубокая радость человека в творчестве может порождаться вовсе не масштабностью его творческих дел, а их полезностью для каких-то конкретных людей, значимостью для него самого, их одухотворенностью. Еще в молодости я твердо осознал, что мои газетные будни не тускнеют на фоне успехов преуспевающих журналистов центральной прессы. Мы выравнены творчеством...
И если я сегодня в чем-то полезен русской прессе Америки, то за это большая благодарность той славной институтской стенгазете – “моим университетам” в журналистике.
* * *
И все же основной частью моей творческой работы в России было изобретательство. Более 120 изобретений создано мною в родном ВНИИ буровой техники, в ходе выполнения служебных заданий. Большинство из этих технических решений – в соавторстве с более молодым талантливым конструктором по имени Владимир. Мы оба удостоены звания “Заслуженный изобретатель России”.
Профессиональное изобретательство – это форма мышления разработчика техники и технологии, стремящегося к принципиальным подвижкам в научно-техническом прогрессе, к качественно новым творческим находкам. И за изобретениями крупными, открывающими новые горизонты в разработках, обычно тянется шлейф не столь масштабных, но ювелирных, подчас по-настоящему изящных изобретений, обеспечивающих ликвидацию в разрабатываемых объектах каких-то “слабых мест”.
Где живет изобретательское творчество? В метро, под уличным фонарем, в самолете, на буровой, на садовой скамейке… Иногда я чувствовал приближение волшебного мига озарения и начинал буквально беречь себя: не отвлекался на случайную информацию, не размышлял о побочном, не спорил с женой – ждал счастливых “родов творчества”. Нередко дожидался. Но во многих случаях тот волшебный миг приходил внезапно, да еще, бывало, в совершенно неподходящий момент. На эти случаи при мне всегда – записная книжка.
И если я сегодня в чем-то полезен русской прессе Америки, то за это большая благодарность той славной институтской стенгазете – “моим университетам” в журналистике.
* * *
И все же основной частью моей творческой работы в России было изобретательство. Более 120 изобретений создано мною в родном ВНИИ буровой техники, в ходе выполнения служебных заданий. Большинство из этих технических решений – в соавторстве с более молодым талантливым конструктором по имени Владимир. Мы оба удостоены звания “Заслуженный изобретатель России”.
Профессиональное изобретательство – это форма мышления разработчика техники и технологии, стремящегося к принципиальным подвижкам в научно-техническом прогрессе, к качественно новым творческим находкам. И за изобретениями крупными, открывающими новые горизонты в разработках, обычно тянется шлейф не столь масштабных, но ювелирных, подчас по-настоящему изящных изобретений, обеспечивающих ликвидацию в разрабатываемых объектах каких-то “слабых мест”.
Где живет изобретательское творчество? В метро, под уличным фонарем, в самолете, на буровой, на садовой скамейке… Иногда я чувствовал приближение волшебного мига озарения и начинал буквально беречь себя: не отвлекался на случайную информацию, не размышлял о побочном, не спорил с женой – ждал счастливых “родов творчества”. Нередко дожидался. Но во многих случаях тот волшебный миг приходил внезапно, да еще, бывало, в совершенно неподходящий момент. На эти случаи при мне всегда – записная книжка.
Миг творчества. Автор (слева) с коллегой, ныне доктором технических наук Анатолием Андреевичем Цыбиным. Москва, ВНИИ буровой техники, 1981 г.
Одно изобретение появилось на больничной койке сразу после операции, другое – при посадке нашего самолета в городе Баку. Я выходил из самолета последним, по специальному требованию стюардессы, спешно записывая мысли и производя, несомненно, впечатление умалишенного. Подчас изобретения появлялись по пути с работы – и я тут же занимал свободное место на любой скамейке. Однажды ехал в метро домой после долгой командировки, вдруг пришло это самое озарение. Я вышел из поезда на какой-то станции, сел на скамейку и начал писать. Диалектика изобретения оказалась сложнее, чем мне представлялось вначале, мысли спотыкались и путались. Так я продлил свою командировку еще часа на три. Но зато логика нового объекта стала стройной и убедительной, и я поехал домой просто счастливый.
Конечно, в минуты озарения чаще всего рождается только первый набросок нового объекта, затем мы, соратники, объединяя усилия, долго и трудно шлифовали этот объект, борясь за его технический уровень. Беспокоили друг друга поздними телефонными звонками, вместе просиживали за столом до головной боли вечерами, субботами и воскресеньями…
Мой основной соавтор Володя относился к любимцам женщин. Рядом с ним я, заметно менее молодой и динамичный, обычно оказывался в его тени. Надо сказать, что и Володю женщины равнодушным не оставляли. И вот однажды, когда мы, совершенно измученные и довольные созданием нового, важного для наших дел, изобретения, поздним вечером открыли бутылку водки, он сказал незабываемое: “Давай выпьем за изобретательство – оно, несомненно, привлекательнее, чем женщины!” Думаю, Володя не долго помнил свое крылатое высказывание. Мне же оно запало в память, как искренний крик души человека, истерзанного творческим порывом до счастливого изнеможения.
Конечно, в минуты озарения чаще всего рождается только первый набросок нового объекта, затем мы, соратники, объединяя усилия, долго и трудно шлифовали этот объект, борясь за его технический уровень. Беспокоили друг друга поздними телефонными звонками, вместе просиживали за столом до головной боли вечерами, субботами и воскресеньями…
Мой основной соавтор Володя относился к любимцам женщин. Рядом с ним я, заметно менее молодой и динамичный, обычно оказывался в его тени. Надо сказать, что и Володю женщины равнодушным не оставляли. И вот однажды, когда мы, совершенно измученные и довольные созданием нового, важного для наших дел, изобретения, поздним вечером открыли бутылку водки, он сказал незабываемое: “Давай выпьем за изобретательство – оно, несомненно, привлекательнее, чем женщины!” Думаю, Володя не долго помнил свое крылатое высказывание. Мне же оно запало в память, как искренний крик души человека, истерзанного творческим порывом до счастливого изнеможения.
Дорогой читатель! Спасибо Вам за то, что вы прочли этот лирический очерк о чудесном источнике оптимизма и радости, который называется творческим отношением к жизни, к ее маленьким и большим граням.
Человеку нужен – и не на миг, а на жизнь – определенный душевный комфорт в нашем сложном человеческом общежитии – это для него главное, без этого не может ладиться жизнь. Но возможно ли это без каждодневных, многообразных и добрых творческих решений и дел, которые известный педагог В.Сухомлинский назвал “незримыми ниточками, соединяющими сердца”. Думаю, что нет. Потому и написал этот очерк. Быть может, он чуть-чуть поможет кому-то нести через повседневность жизни драгоценный крест творческого поведения, когда душа без устали трудится во имя Ваших надежд и ожиданий, для Ваших родных и близких, для многих людей...
Человеку нужен – и не на миг, а на жизнь – определенный душевный комфорт в нашем сложном человеческом общежитии – это для него главное, без этого не может ладиться жизнь. Но возможно ли это без каждодневных, многообразных и добрых творческих решений и дел, которые известный педагог В.Сухомлинский назвал “незримыми ниточками, соединяющими сердца”. Думаю, что нет. Потому и написал этот очерк. Быть может, он чуть-чуть поможет кому-то нести через повседневность жизни драгоценный крест творческого поведения, когда душа без устали трудится во имя Ваших надежд и ожиданий, для Ваших родных и близких, для многих людей...