"Ты навсегда со мной, Сургут!"
Версия, опубликованная в газете "The Bukharian Times"
Немало воспоминаний о Сургуте, ныне нефтяной столице России, и сургутянах довелось мне прочесть. Невозможно было не отметить, что это, по большому счету, теплые повествования, хотя Сургут – и с этим не поспоришь – город северный, более полугода заснеженный, знающий суровые морозы и метели и, к тому же, нередко проводящий почти все долгожданное лето в чрезмерной прохладе, сочетающейся с редкими жаркими июльскими днями. Но, видимо, Сургут способен покорять сердца людей независимо от погоды. И видятся мне два главных фактора этого влияния. Первый – его вековые высокие традиции нравственности и жизненной стойкости. А второй – его бурная созидательная энергия второй половины 20-го века и нынешних дней. Да, сама стихия его современной жизни, его стремительных преобразований не может не дарить свидетелям этого, а тем более, непосредственным участникам, вдохновение и оптимизм.
Мне, благодаря своей научно-технической деятельности, довелось общаться с Сургутом и сургутянами в течение 30 лет, с начала 1971 года, когда я, кандидат технических наук, оказался в составе комиссии Миннефтепрома СССР, которая должна была разработать мероприятия по повышению эффективности буровых работ в Среднем Приобье. В то время под моим руководством завершались работы по созданию первого в стране высокотехнологичного заколонного пакера (разобщителя пластов), который в условиях этого региона (наклонные скважины, близкое расположение разобщаемых пластов) предвещал значительное повышение качества и, соответственно, производительности скважин. К моей радости, комиссия включила в число своих рекомендаций опытно-промышленное применение того пакера, а затем ее рекомендации были узаконены приказом министра.
Так начались в московском ВНИИ буровой техники годы развития новых технологий крепления скважин и бессчетное количество моих долгих командировок в Западную Сибирь. Меня и моих коллег радушно принимали в Сургуте и Нижневартовске, Нефтеюганске и Когалыме, Ноябрьске и Муравленко, Новом Уренгое и Ямбурге... Но именно в Сургуте трудилась основная когорта моих единомышленников, стойких соратников в развитии технологий крепления скважин на основе разрабатываемых институтом заколонных пакеров, высокотехнологичных муфт ступенчатого и манжетного цементирования, новых тампонажных материалов.
Постепенно, к 90-м годам прошлого века, сургутская гостиница "Нефтяник" стала для меня по существу вторым домом. Я жил в ней не менее четырех – пяти месяцев в году, мне уже обязательно предоставлялся персональный номер, а когда я возвращался в Москву, в кладовке гостиницы хранился мой гардероб на все сезоны и случаи жизни (в частности, для буровой, для визитов к руководству "Сургутнефтегаза", для отдыха на природе...). Этот гардероб вряд ли был заметно беднее моего московского.
...Начало 1970-х годов. Я уже в какой-то мере прижился на западносибирских просторах, уже разворачивалось здесь опытное применение пакерных технологий крепления скважин, уже стали привычными для меня летние ночные поездки на теплоходе по Оби между Нижневартовском и Сургутом. Эти поездки являлись необходимыми, потому что опытно-промышленные работы пока были сосредоточены в Нижневартовске, а планы работ и акты об их выполнении следовало утверждать в Сургуте, в тресте "Запсиббурнефть".
Рейсы теплохода всегда происходили в вечернее и ночное время и казались почти волшебными путешествиями. Таинственная белая ночь, призрачные неброские береговые пейзажи, легкий прохладный ветерок и – никаких комаров, потому что они не летают даже при незначительном движении воздуха, рассекаемого теплоходом. Умиротворенность... В такие часы хотелось размышлять о жизни и писать стихи (любовь к поэтическому творчеству никогда не умирала во мне со школьных лет)...
В тот день после оформления каких-то очередных документов я пришел на сургутскую пристань и начал бродить по ней в ожидании теплохода. Кроме меня на пристани находился только один человек. Это был худой русый парнишка. Он сидел на каком-то ящике и возился с советским транзисторным радиоприемником – видимо, изучал возможности этого изделия на данной местности. Бродил я, бродил и подошел к парнишке от скуки.
Мы долго беседовали – и на пристани, и на палубе. С Володей было легко и интересно разговаривать. На фоне открытости и подкупающей улыбчивости в нем ощущалась некая личностная основательность и глубинная, не нарочитая серьезность. "Незаурядным специалистом будет", - подумал я.
- Ну, и как ловятся здесь станции?
- Не очень. В Тюмени лучше.
- А что занесло тебя сюда?
- Работать начинаю – стал инженером-буровиком. Сейчас был в тресте – направили в
Нижневартовское УБР-1.
- Ну, значит, нам по пути. Я там же веду испытания новой техники.
- А кто вы такой?
- Работаю во ВНИИ буровой техники, тоже буровик, кандидат наук, руковожу кое-какими работами
по совершенствованию крепления скважин.
- Это интересно. А часто вы здесь бываете.
- Не намного меньше, чем в Москве. Соскучиться не успеешь... Ну, что, познакомимся? Меня зовут Юрий Цырин...
- Владимир... Богданов...
Узнал, что Володя женат, но жена еще учится в его Тюменском индустриальном институте, будет экономистом и через год приедет к нему. Еще узнал, что он окончил институт с отличием. С какой-то, почти наивной доверчивостью он рассказал, как старательно готовился стать хорошим инженером. Каждый день, долго идя пешком из института в общежитие, вспоминал и продумывал услышанное на сегодняшних лекциях – так учебный материал откладывался в сознании довольно полно и навсегда. Я даже ощутил некоторую неловкость, поскольку подобного в моей студенческой практике не было и в помине.
...Прошло немного времени, и Володе поручили в УБР руководить заканчиванием скважин, так что наши деловые интересы тесно сомкнулись. Я с наслаждением обсуждал и решал с новым молодым другом задачи скважинных экспериментов и изобретательства. И чувствовал, что Володе это тоже интересно. Более того, став энтузиастом применения заколонных пакеров, он проявил себя страстным борцом за технический прогресс, не боящимся риска.
Когда среди буровиков вдруг стало распространяться мнение, что пакеры затрудняют спуск обсадных колонн и могут приводить к их прихватам в стволе скважины, Богданов решил выполнить уникальную для региона операцию – спустить в скважину аж четыре пакера. Это вполне соответствовало геологическим условиям и – получилось! Он всем доказал, что при правильной подготовке скважины к креплению спуск пакеров безопасен и приносит только пользу.
При назначении В.Л. Богданова на новые, более высокие должности с удовлетворением принимались во внимание его научные статьи и изобретения в соавторстве со мной. Это было приятно обоим.
Наша дружба всегда была предельно чистой, дружили и семьями. Должностной рост В.Л. Богданова происходил стремительно, но я никогда даже не помышлял о каких-либо поблажках, обусловленных дружеским расположением Владимира Леонидовича. Более того, чувствовал особую ответственность перед этим человеком, не позволял себе нисколько расслабляться в делах для объединения "Сургутнефтегаз", где В.Л. Богданов стал генеральным директором. Во второй половине 90-х годов, очень трудном времени для отрасли, времени особой загруженности генерального директора "Сургутнефтегаза", его неформальные контакты со мной почти отсутствовали, но не было ни одной моей служебной записки в адрес Богданова, на которую бы генеральный директор не среагировал чутко и эффективно. Наверное, это и есть память сердца – так хочется думать...
Коренной сургутянин, предки которого упоминаются в летописи города еще с 17-го века, Геннадий Проводников, окончив Тюменский индустриальный институт, отдал родному Сургуту десятилетия трудовой жизни инженера и ученого и здесь же, войдя в нынешний век, пересек рубежи своего шестидесятилетия и 65-ти лет.
Считаю своим счастьем – не хочу искать другого слова – то, что Геннадий не обошел моей судьбы, принял близко к сердцу мои научно-технические искания, стал мне верным другом. Я горд, что смог буквально вытолкать этого беспощадно строгого к себе в творчестве и скромнейшего человека на путь оформления и защиты кандидатской диссертации. Это удалось лишь тогда, когда ему за сделанное в буровой науке уже можно было без колебаний присуждать степень доктора наук.
Его духовное воздействие неизменно ощущаю многие годы. Оно у Геннадия особенное: не сражает вас наповал с первого взгляда, а покоряет медленно, почти незаметно, по мере проникновения в ваше сердце его сдержанной чуткости, ненавязчивых, доверительных размышлений, душевного гостеприимства, а еще тонкой корректировки ваших технологических устремлений, умения оказаться рядом в самые трудные моменты ваших промышленных экспериментов...
Мне, благодаря своей научно-технической деятельности, довелось общаться с Сургутом и сургутянами в течение 30 лет, с начала 1971 года, когда я, кандидат технических наук, оказался в составе комиссии Миннефтепрома СССР, которая должна была разработать мероприятия по повышению эффективности буровых работ в Среднем Приобье. В то время под моим руководством завершались работы по созданию первого в стране высокотехнологичного заколонного пакера (разобщителя пластов), который в условиях этого региона (наклонные скважины, близкое расположение разобщаемых пластов) предвещал значительное повышение качества и, соответственно, производительности скважин. К моей радости, комиссия включила в число своих рекомендаций опытно-промышленное применение того пакера, а затем ее рекомендации были узаконены приказом министра.
Так начались в московском ВНИИ буровой техники годы развития новых технологий крепления скважин и бессчетное количество моих долгих командировок в Западную Сибирь. Меня и моих коллег радушно принимали в Сургуте и Нижневартовске, Нефтеюганске и Когалыме, Ноябрьске и Муравленко, Новом Уренгое и Ямбурге... Но именно в Сургуте трудилась основная когорта моих единомышленников, стойких соратников в развитии технологий крепления скважин на основе разрабатываемых институтом заколонных пакеров, высокотехнологичных муфт ступенчатого и манжетного цементирования, новых тампонажных материалов.
Постепенно, к 90-м годам прошлого века, сургутская гостиница "Нефтяник" стала для меня по существу вторым домом. Я жил в ней не менее четырех – пяти месяцев в году, мне уже обязательно предоставлялся персональный номер, а когда я возвращался в Москву, в кладовке гостиницы хранился мой гардероб на все сезоны и случаи жизни (в частности, для буровой, для визитов к руководству "Сургутнефтегаза", для отдыха на природе...). Этот гардероб вряд ли был заметно беднее моего московского.
...Начало 1970-х годов. Я уже в какой-то мере прижился на западносибирских просторах, уже разворачивалось здесь опытное применение пакерных технологий крепления скважин, уже стали привычными для меня летние ночные поездки на теплоходе по Оби между Нижневартовском и Сургутом. Эти поездки являлись необходимыми, потому что опытно-промышленные работы пока были сосредоточены в Нижневартовске, а планы работ и акты об их выполнении следовало утверждать в Сургуте, в тресте "Запсиббурнефть".
Рейсы теплохода всегда происходили в вечернее и ночное время и казались почти волшебными путешествиями. Таинственная белая ночь, призрачные неброские береговые пейзажи, легкий прохладный ветерок и – никаких комаров, потому что они не летают даже при незначительном движении воздуха, рассекаемого теплоходом. Умиротворенность... В такие часы хотелось размышлять о жизни и писать стихи (любовь к поэтическому творчеству никогда не умирала во мне со школьных лет)...
В тот день после оформления каких-то очередных документов я пришел на сургутскую пристань и начал бродить по ней в ожидании теплохода. Кроме меня на пристани находился только один человек. Это был худой русый парнишка. Он сидел на каком-то ящике и возился с советским транзисторным радиоприемником – видимо, изучал возможности этого изделия на данной местности. Бродил я, бродил и подошел к парнишке от скуки.
Мы долго беседовали – и на пристани, и на палубе. С Володей было легко и интересно разговаривать. На фоне открытости и подкупающей улыбчивости в нем ощущалась некая личностная основательность и глубинная, не нарочитая серьезность. "Незаурядным специалистом будет", - подумал я.
- Ну, и как ловятся здесь станции?
- Не очень. В Тюмени лучше.
- А что занесло тебя сюда?
- Работать начинаю – стал инженером-буровиком. Сейчас был в тресте – направили в
Нижневартовское УБР-1.
- Ну, значит, нам по пути. Я там же веду испытания новой техники.
- А кто вы такой?
- Работаю во ВНИИ буровой техники, тоже буровик, кандидат наук, руковожу кое-какими работами
по совершенствованию крепления скважин.
- Это интересно. А часто вы здесь бываете.
- Не намного меньше, чем в Москве. Соскучиться не успеешь... Ну, что, познакомимся? Меня зовут Юрий Цырин...
- Владимир... Богданов...
Узнал, что Володя женат, но жена еще учится в его Тюменском индустриальном институте, будет экономистом и через год приедет к нему. Еще узнал, что он окончил институт с отличием. С какой-то, почти наивной доверчивостью он рассказал, как старательно готовился стать хорошим инженером. Каждый день, долго идя пешком из института в общежитие, вспоминал и продумывал услышанное на сегодняшних лекциях – так учебный материал откладывался в сознании довольно полно и навсегда. Я даже ощутил некоторую неловкость, поскольку подобного в моей студенческой практике не было и в помине.
...Прошло немного времени, и Володе поручили в УБР руководить заканчиванием скважин, так что наши деловые интересы тесно сомкнулись. Я с наслаждением обсуждал и решал с новым молодым другом задачи скважинных экспериментов и изобретательства. И чувствовал, что Володе это тоже интересно. Более того, став энтузиастом применения заколонных пакеров, он проявил себя страстным борцом за технический прогресс, не боящимся риска.
Когда среди буровиков вдруг стало распространяться мнение, что пакеры затрудняют спуск обсадных колонн и могут приводить к их прихватам в стволе скважины, Богданов решил выполнить уникальную для региона операцию – спустить в скважину аж четыре пакера. Это вполне соответствовало геологическим условиям и – получилось! Он всем доказал, что при правильной подготовке скважины к креплению спуск пакеров безопасен и приносит только пользу.
При назначении В.Л. Богданова на новые, более высокие должности с удовлетворением принимались во внимание его научные статьи и изобретения в соавторстве со мной. Это было приятно обоим.
Наша дружба всегда была предельно чистой, дружили и семьями. Должностной рост В.Л. Богданова происходил стремительно, но я никогда даже не помышлял о каких-либо поблажках, обусловленных дружеским расположением Владимира Леонидовича. Более того, чувствовал особую ответственность перед этим человеком, не позволял себе нисколько расслабляться в делах для объединения "Сургутнефтегаз", где В.Л. Богданов стал генеральным директором. Во второй половине 90-х годов, очень трудном времени для отрасли, времени особой загруженности генерального директора "Сургутнефтегаза", его неформальные контакты со мной почти отсутствовали, но не было ни одной моей служебной записки в адрес Богданова, на которую бы генеральный директор не среагировал чутко и эффективно. Наверное, это и есть память сердца – так хочется думать...
Коренной сургутянин, предки которого упоминаются в летописи города еще с 17-го века, Геннадий Проводников, окончив Тюменский индустриальный институт, отдал родному Сургуту десятилетия трудовой жизни инженера и ученого и здесь же, войдя в нынешний век, пересек рубежи своего шестидесятилетия и 65-ти лет.
Считаю своим счастьем – не хочу искать другого слова – то, что Геннадий не обошел моей судьбы, принял близко к сердцу мои научно-технические искания, стал мне верным другом. Я горд, что смог буквально вытолкать этого беспощадно строгого к себе в творчестве и скромнейшего человека на путь оформления и защиты кандидатской диссертации. Это удалось лишь тогда, когда ему за сделанное в буровой науке уже можно было без колебаний присуждать степень доктора наук.
Его духовное воздействие неизменно ощущаю многие годы. Оно у Геннадия особенное: не сражает вас наповал с первого взгляда, а покоряет медленно, почти незаметно, по мере проникновения в ваше сердце его сдержанной чуткости, ненавязчивых, доверительных размышлений, душевного гостеприимства, а еще тонкой корректировки ваших технологических устремлений, умения оказаться рядом в самые трудные моменты ваших промышленных экспериментов...
Юрий Цырин (второй слева) – член комиссии Комитета народного контроля СССР, проверяющей качество строительства скважин в Главтюменнефтегазе. 1981 год
Сотрудничество с истинным мастером своего дела – несомненное наслаждение. Кто не согласен с этим?! А если истинный мастер – еще и надежный друг? Если он готов подставить плечо в трудную минуту, готов вместе с тобой броситься в неизведанное и непредсказуемое, чтобы разделить груз оперативных решений для одоления непредвиденностей, а подчас даже для спасения скважины? Если случается такое, это просто счастье. И когда в мою жизнь вошел Геннадий Борисович, он подарил мне такое счастье...
90-е годы прошлого века, когда Сургутское управление буровых работ (УБР) №1 развернуло на Федоровском нефтегазовом месторождении массовое бурение скважин с горизонтальным окончанием ствола, Александр Аркадьевич Шамшурин руководил в этом УБР отделом по заканчиванию скважин. Это поистине мастер своего дела, познавший его до каждой мелочи. Скромный и непреклонно требовательный, никогда не ведающий растерянности, спокойно, четко и безошибочно управляющий коллективной работой, он быстро покорил мое сердце.
А мне следовало тогда испытать очень непростой комплекс оснастки обсадной колонны, закрепляющей ствол скважины, – комплекс который предназначался для избирательного и регулируемого разобщения продуктивной зоны горизонтальных скважин. Это должно было обеспечить наиболее эффективную эксплуатацию скважины в сложных геолого-технических условиях. Цель-то прекрасная, но технология и крепления, и освоения скважины стала существенно сложнее. Новая головная боль для буровиков, тампонажников, освоенцев, и на каждой стадии работ главная головная боль – лично у Шамшурина, отвечающего за все эти работы.
Всё, что пришлось делать, было беспрецедентно новым. И не всё получалось, как задумывали. Но Шамшурин ни разу не сорвался на упреки в адрес разработчиков, он был предельно собран, его указания были чеканны и правильны...
В те дни Александру Аркадьевичу исполнилось 50 лет. Я подарил ему на добрую память свое стихотворение:
А мне следовало тогда испытать очень непростой комплекс оснастки обсадной колонны, закрепляющей ствол скважины, – комплекс который предназначался для избирательного и регулируемого разобщения продуктивной зоны горизонтальных скважин. Это должно было обеспечить наиболее эффективную эксплуатацию скважины в сложных геолого-технических условиях. Цель-то прекрасная, но технология и крепления, и освоения скважины стала существенно сложнее. Новая головная боль для буровиков, тампонажников, освоенцев, и на каждой стадии работ главная головная боль – лично у Шамшурина, отвечающего за все эти работы.
Всё, что пришлось делать, было беспрецедентно новым. И не всё получалось, как задумывали. Но Шамшурин ни разу не сорвался на упреки в адрес разработчиков, он был предельно собран, его указания были чеканны и правильны...
В те дни Александру Аркадьевичу исполнилось 50 лет. Я подарил ему на добрую память свое стихотворение:
|
Вас с камских берегов на берега Оби
направила судьба уверенно и мудро, чтоб здесь найти свой путь, вершить дела, любить и юбиляром здесь проснуться летним утром. Полвека позади – там всплески торжества, полвека позади – там знали тяжесть грусти. И дарит Вам Сургут все добрые слова, и ждут глотка вина горизонталок устья... Нам баламутит жизнь кудесников толпа: наш шанс на чудеса – их вожделенный бизнес. Но есть иных чудес нелегкая тропа – тропа Шамшурина по вехам строгой жизни. Спасибо, юбиляр, что Вы на той тропе, где часто ночь – без сна, где отдых – без покоя, где сердце – без замка, без стражи и цепей... И хочется сверять мне путь свой с той тропою! |
Нет, невозможно в коротком очерке рассказать обо всех замечательных сургутянах, вошедших в мою судьбу. Даже только хождение по кабинетам разных руководителей для оформления планов и актов по опытно-промышленным работам могло бы стать завершенным сюжетом повествования. На первый взгляд, это может показаться пустой, формальной тратой времени. Но было совсем не так. В процессе того хождения возникали содержательные беседы, высказывались комментарии, советы, сомнения, пожелания, надежды...
Хождения по каждому документу (в них вклинивались и некоторые переезды на городских автобусах) могли занять целый рабочий день, а то и больше времени. Я иногда говорил сургутянам с улыбкой:
- Не знаю, насколько я помогу вам в делах, но уж здоровье-то свое укреплю – это точно. Ведь известно, что ходьба – это здоровье.
Но не только ходьба по кабинетам и рабочим комнатам сургутян укрепляла, как я полагал, мое здоровье. Бывали и субботы с воскресеньями, когда накал дел, пусть и не полностью, но стихал. В такие дни любил я в одиночестве побродить по городу или прилегающему лесу. Выйду из гостиницы без всяких четких намерений и прислушиваюсь к своей душе – куда она направит? Направит, например, в лес – и пойду неспешно через городской парк и мимо огромной тарелки-локатора ("Орбиты"), принимающей для сургутян телепрограммы. Затем долго иду в задумчивости по узкой лесной тропинке вдоль высокого берега реки, иногда вплоть до какого-то поселка, откуда почему-то обычно слышится возбужденный лай собак... А вернувшись в свой гостиничный номер, нередко что-то записываю или вычерчиваю – спокойная лесная прогулка дарит новые творческие замыслы.
Но иногда душа направляла вдоль города. И этот вариант тоже приятен: Сургут будет раскрывать новые и новые оттенки своей набирающей силу красоты. Как-то, уже очень давно, забрел я в один из новых жилых районов и вдруг увидел аккуратные газоны зеленой травы вдоль домов. Не было их недавно. Очаровали они меня – стою и любуюсь. А тут подходит ко мне неказистый пожилой мужик. Постоял немного рядом и взволнованно говорит:
- Вот и я считаю – большие молодцы, подумали о людях. Теперь здесь всё по-настоящему, как и на большой земле... Я бы за эти газоны орден дал тому, кто решил их сделать!..
Хождения по каждому документу (в них вклинивались и некоторые переезды на городских автобусах) могли занять целый рабочий день, а то и больше времени. Я иногда говорил сургутянам с улыбкой:
- Не знаю, насколько я помогу вам в делах, но уж здоровье-то свое укреплю – это точно. Ведь известно, что ходьба – это здоровье.
Но не только ходьба по кабинетам и рабочим комнатам сургутян укрепляла, как я полагал, мое здоровье. Бывали и субботы с воскресеньями, когда накал дел, пусть и не полностью, но стихал. В такие дни любил я в одиночестве побродить по городу или прилегающему лесу. Выйду из гостиницы без всяких четких намерений и прислушиваюсь к своей душе – куда она направит? Направит, например, в лес – и пойду неспешно через городской парк и мимо огромной тарелки-локатора ("Орбиты"), принимающей для сургутян телепрограммы. Затем долго иду в задумчивости по узкой лесной тропинке вдоль высокого берега реки, иногда вплоть до какого-то поселка, откуда почему-то обычно слышится возбужденный лай собак... А вернувшись в свой гостиничный номер, нередко что-то записываю или вычерчиваю – спокойная лесная прогулка дарит новые творческие замыслы.
Но иногда душа направляла вдоль города. И этот вариант тоже приятен: Сургут будет раскрывать новые и новые оттенки своей набирающей силу красоты. Как-то, уже очень давно, забрел я в один из новых жилых районов и вдруг увидел аккуратные газоны зеленой травы вдоль домов. Не было их недавно. Очаровали они меня – стою и любуюсь. А тут подходит ко мне неказистый пожилой мужик. Постоял немного рядом и взволнованно говорит:
- Вот и я считаю – большие молодцы, подумали о людях. Теперь здесь всё по-настоящему, как и на большой земле... Я бы за эти газоны орден дал тому, кто решил их сделать!..
Сургут строящийся
|
А еще иногда укреплял я здоровье на сургутских дачах. Друзья не раз приглашали меня в дачный поселок, раскинувшийся вблизи большого озера – искусственного водохранилища возле новой огромной тепловой электростанции. Мне пояснили, что это озеро летом всегда имеет приятную для купания температуру, потому что в него стекает вода, использованная для охлаждения каких-то горячих агрегатов электростанции. Тут, на дачах, мне доводилось и поплавать, и картошку сажать, и баней наслаждаться, и поживиться свежими плодами с парниковых грядок, и вести душевные застольные беседы. Очень благоустроенные участки, симпатичные кирпичные домики – не дворцы, конечно, но очень удобные...
|
А был и такой забавный случай. На прибрежном дачном участке уже выросли зеленый лук и редиска, и с собой у хозяина, естественно, "кое-что" было – а дом еще не построен. К тому же день становился довольно прохладным. И внес хозяин рацпредложение: взять небольшой плотик (он, к счастью, оказался под рукой), разместить на нем всю провизию и сопутствующие напитки, раздеться до трусов и осторожно войти с плотиком в озеро, погрузив себя в воду по горло. Дескать, пусть холодает – нам будет в воде тепло. Так и сделали. Стояли в озере с двух сторон плотика и вели чудесную беседу – часа полтора или больше...
Давайте, дорогой читатель, вернемся в городскую среду и, прежде всего, отметим некоторые моменты культурного развития Сургута, к чему я всегда был неравнодушен.
Поведаю вам – на всякий случай, с улыбкой – о том, что мне, возможно, довелось непосредственно повлиять на развитие культурной жизни города.
Однажды генеральный директор "Сургутнефтегаза" В.Л. Богданов неожиданно спросил меня:
- Какой из московских театров ты любишь больше всего?
Я недоуменно взглянул на Владимира Леонидовича и почувствовал, что задан не праздный и не шутливый вопрос. Ответ у меня был готов. Я – дитя Арбата, стал поклонником сцены на спектаклях театра имени Евгения Вахтангова, возвышающегося в средней части этой уютной улицы. Вахтанговский театр остался для меня самым любимым на всю жизнь. Мне очень близка эстетика этого театра – особая яркость и одухотворенность его представлений. Да, они как бы более "театральны", чем во многих других театрах, но этого и хотел великий Вахтангов, а за ним и его последователь Рубен Симонов: посещение театра обязательно – некий праздник, а не обыденность, и то, что, видит зритель, должно быть приподнято над нашим повседневным существованием. Как симфония Моцарта...
Я ответил:
- Всегда любил и люблю больше всех других театр Вахтангова.
Заметил, что Владимир Леонидович что-то записал.
... Через какое-то время шел в Москве по Арбату и вдруг ошеломленно остановился. На афише любимого театра, внизу, было крупно написано, что его генеральный спонсор – "Сургутнефтегаз". Конечно, не исключено случайное совпадение, но все же не очень верится, что кто-то в Сургуте без подсказки выбрал из московских театров именно этот. Ощутил некоторую гордость.
А позже, будучи в очередной сургутской командировке, побывал на прекрасном спектакле "Милый лжец" в исполнении Юлии Борисовой и Василия Ланового. Вахтанговцы стали посещать город своего генерального спонсора.
И вообще я с радостью отмечал, что культурная жизнь Сургута расцветает. Слушал органный концерт, выступления солистов Большого театра...
Ярким событием в культурной жизни города стал День работников нефтяной и газовой промышленности, празднуемый в первое воскресенье сентября. Ежегодно я мог наблюдать из окна гостиницы грандиозный вечерний концерт, организуемый прямо перед ней, на площади. А кроме концерта, здесь же расцвечивал небо грандиозный фейерверк, какого в других местах я никогда не видел. Обычно на эти яркие часы приглашал к себе каких-то друзей, организовывал в своем номере скромное дружеское застолье – и все вместе ощущали себя в стихии прекрасного праздника нефтяников.
В зимние месяцы на той же площади возводился большой и многокрасочный детский ледовый городок – глаз радовало зрелище бурного веселья сургутских ребятишек.
Став своим человеком в Сургуте, я, естественно, бывал участником юбилейных торжеств некоторых сургутян и непременно старался украсить такое торжество поэтическим приветствием-тостом. А Геннадий Проводников приглашал меня в свой дом и без особых поводов. Никогда не забыть мне многообразие рыбных блюд, которое предлагалось в этом гостеприимном доме. Как-никак дом не только буровика, но и потомственного рыбака!
Гостиница "Нефтяник"... Этот перекресток судеб, это место радостных, подчас нежданных встреч никогда не исчезнет из моих памяти и сердца. Она дарила мне сознание единства и братства нефтяников страны, заряжала новой энергией мои добрые отношения со многими людьми: тюменцами, краснодарцами, пермяками, рязанцами...
О моих сургутских днях можно рассказывать бесконечно – это незабываемая часть моей жизни.
Сегодня Сургут для меня уже в прошлом. Более 13-ти лет назад вышел в России на заслуженный отдых. Живу в Нью-Йорке. Тружусь по мере сил в журналистике и писательстве. И всё же Сургут всегда в моей памяти, в моем сердце и очень часто в приятных снах.
Однажды подумал: "Если напишу очерк о штрихах моего общения с Сургутом и сургутянами, назову его так: «Ты навсегда со мной, Сургут!"
Вот и выполнил теперь это намерение...
Поведаю вам – на всякий случай, с улыбкой – о том, что мне, возможно, довелось непосредственно повлиять на развитие культурной жизни города.
Однажды генеральный директор "Сургутнефтегаза" В.Л. Богданов неожиданно спросил меня:
- Какой из московских театров ты любишь больше всего?
Я недоуменно взглянул на Владимира Леонидовича и почувствовал, что задан не праздный и не шутливый вопрос. Ответ у меня был готов. Я – дитя Арбата, стал поклонником сцены на спектаклях театра имени Евгения Вахтангова, возвышающегося в средней части этой уютной улицы. Вахтанговский театр остался для меня самым любимым на всю жизнь. Мне очень близка эстетика этого театра – особая яркость и одухотворенность его представлений. Да, они как бы более "театральны", чем во многих других театрах, но этого и хотел великий Вахтангов, а за ним и его последователь Рубен Симонов: посещение театра обязательно – некий праздник, а не обыденность, и то, что, видит зритель, должно быть приподнято над нашим повседневным существованием. Как симфония Моцарта...
Я ответил:
- Всегда любил и люблю больше всех других театр Вахтангова.
Заметил, что Владимир Леонидович что-то записал.
... Через какое-то время шел в Москве по Арбату и вдруг ошеломленно остановился. На афише любимого театра, внизу, было крупно написано, что его генеральный спонсор – "Сургутнефтегаз". Конечно, не исключено случайное совпадение, но все же не очень верится, что кто-то в Сургуте без подсказки выбрал из московских театров именно этот. Ощутил некоторую гордость.
А позже, будучи в очередной сургутской командировке, побывал на прекрасном спектакле "Милый лжец" в исполнении Юлии Борисовой и Василия Ланового. Вахтанговцы стали посещать город своего генерального спонсора.
И вообще я с радостью отмечал, что культурная жизнь Сургута расцветает. Слушал органный концерт, выступления солистов Большого театра...
Ярким событием в культурной жизни города стал День работников нефтяной и газовой промышленности, празднуемый в первое воскресенье сентября. Ежегодно я мог наблюдать из окна гостиницы грандиозный вечерний концерт, организуемый прямо перед ней, на площади. А кроме концерта, здесь же расцвечивал небо грандиозный фейерверк, какого в других местах я никогда не видел. Обычно на эти яркие часы приглашал к себе каких-то друзей, организовывал в своем номере скромное дружеское застолье – и все вместе ощущали себя в стихии прекрасного праздника нефтяников.
В зимние месяцы на той же площади возводился большой и многокрасочный детский ледовый городок – глаз радовало зрелище бурного веселья сургутских ребятишек.
Став своим человеком в Сургуте, я, естественно, бывал участником юбилейных торжеств некоторых сургутян и непременно старался украсить такое торжество поэтическим приветствием-тостом. А Геннадий Проводников приглашал меня в свой дом и без особых поводов. Никогда не забыть мне многообразие рыбных блюд, которое предлагалось в этом гостеприимном доме. Как-никак дом не только буровика, но и потомственного рыбака!
Гостиница "Нефтяник"... Этот перекресток судеб, это место радостных, подчас нежданных встреч никогда не исчезнет из моих памяти и сердца. Она дарила мне сознание единства и братства нефтяников страны, заряжала новой энергией мои добрые отношения со многими людьми: тюменцами, краснодарцами, пермяками, рязанцами...
О моих сургутских днях можно рассказывать бесконечно – это незабываемая часть моей жизни.
Сегодня Сургут для меня уже в прошлом. Более 13-ти лет назад вышел в России на заслуженный отдых. Живу в Нью-Йорке. Тружусь по мере сил в журналистике и писательстве. И всё же Сургут всегда в моей памяти, в моем сердце и очень часто в приятных снах.
Однажды подумал: "Если напишу очерк о штрихах моего общения с Сургутом и сургутянами, назову его так: «Ты навсегда со мной, Сургут!"
Вот и выполнил теперь это намерение...