Чем жить дальше?..
|
Я не в обиде. Молодости пыл
Я отдал дням, что в битвах закалялись. Я созидал, и труд мне сладок был, И замыслы мои осуществлялись. Муса Джалиль
|
Илья Михайлович лежал на кровати в вагончике бурового мастера и, печально глядя в потолок, ждал, когда остановится кровотечение из носа. Хотя все вели себя тактично – не входили в вагончик, он ощущал угнетающую неловкость. Ведь всем участникам промышленных испытаний ясно, что этот старик уже негоден для таких работ, что пора ему тихо сидеть дома на пенсии или писать какие-нибудь бумаги в своем московском научно-исследовательском институте буровой техники. А он всё летает в Западную Сибирь и просиживает по несколько суток на буровых. Вокруг молодежь, здесь пенсионный возраст начинается у мужиков в 55 лет, поскольку условия – не для стариков. А ему-то уже 68… Вот и скачет кровяное давление, вот и начинает хлестать кровь из носа в самый неподходящий момент…
Но как не хочется сдаваться! Ведь останутся на произвол судьбы те заветные идеи и решения, которые выстраданы им и могут резко повысить производительность многих скважин.
Года, года… Как они спешат!.. Хорошо стареть какому-нибудь ученому-теоретику. Сиди над листом бумаги хоть в 90 лет и копайся в своих формулах. А он посвятил свою жизнь созданию и исследованию конкретных объектов техники и технологии. 10 лет назад стал доктором наук, является уважаемым ученым… А через два года, став 60-летним, лабораторию благородно передал молодому кандидату наук, своему воспитаннику, а сам получил почетную "стариковскую" должность главного научного сотрудника.
На ветрах лихих 90-х годов лаборатория очень "усохла", оставшиеся опытные специалисты предпочитают раздельно заниматься лишь собственными идеями, а перспективная молодежь уже не приходит. Есть пара молодых ребят, но они откровенно равнодушны к делам лаборатории, - делам с непременными командировками к сибирским болотам и совсем некомфортным буровым. Их влечет красивая жизнь в каком-нибудь бизнесе. Активно смотрят по сторонам. Ненадежны. Нельзя доверить им свои надежды… Что же делать?..
Дверь вагончика неожиданно открылась, и в него вошла Зоя Петровна – повариха бригадной столовой. Эта милая, душевная женщина лет пятидесяти давно стала любимицей всей буровой бригады… Да, талантом украшается любое дело! Ребята говорят, что дома их так вкусно не накормят, а её шанежки славятся на весь город.
- Илья Михайлович, я принесла вам флакончик с перекисью водорода и ватку. Держите это в кармане. Сейчас пойдете на буровую – поможет, если вдруг снова кровь пойдет… Может быть, накормить вас немного? Котлетки есть свеженькие с жареной картошкой.
- Спасибо, дорогая Зоя Петровна! Я приду в столовую, когда будет ужин. А сейчас пойду работать, пожалуй.
- Ну, успеха! – Зоя Петровна тепло улыбнулась и направилась к двери.
- Спасибо вам, - еще раз произнес вдогонку ей Илья Михайлович.
…На буровой подготовка к скважинному эксперименту завершалась. Выстроились в своем привычном "боевом" порядке цементировочные агрегаты с большими баками для накопления закачиваемых в скважину жидкостей и насосами. В строю с ними стоят цементосмесительные
машины с бункерами впечатляющей величины, снабженными внутри шнеками, для подачи из них цементного порошка в смесительные емкости, куда одновременно подается и вода. Уже смонтированы нагнетательные линии от цементировочных агрегатов к устью скважины. Эти линии проходят через специальный блок с датчиками давления и расхода нагнетаемых жидкостей. Сигналы этих датчиков передаются по кабелям на приборную панель, размещенную в бункере станции контроля цементирования – специально оборудованного грузового автомобиля, всем здесь известного как СКЦ.
Руководить работами по цементированию скважины приехал молодой главный инженер тампонажного управления Сергей Викторович. Он детально изучил технологический регламент, составленный Ильей Михайловичем, и сейчас проведёт инструктаж бригады тампонажников. Эти ребята настолько профессиональны, что им вполне достаточно устных оперативных указаний о порядке технологических операций – и никаких ошибок они не допустят.
Увидев Илью Михайловича, Сергей Викторович быстро подошел к нему и вопросительно заглянул ему в глаза:
- Ну, как настроение? Можно начинать понемногу?
- Подкачал я немного… Но не беспокойся, дорогой Сережа, никаких проблем уже нет. Командуй – а я буду рядом. Немало хороших дел мы с тобой сделали – всё будет хорошо и сейчас.
- Я тоже верю, - приветливо улыбнулся главный инженер. - Сколько готовились, все детали обсудили!..
Сергей Викторович помолчал несколько секунд и вдруг предложил:
- Илья Михайлович, скажите несколько слов ребятам, прежде чем я начну инструктаж. Пусть глубже поймут, что сейчас будет уникальный эксперимент.
Они поднялись по маленькой лесенке на платформу одного из цементировочных агрегатов, а тампонажники сгруппировались возле агрегата. Давно знакомый им Илья Михайлович обратился к собравшимся:
- Сегодня нам предстоит провести эксперимент, каких еще не было в мировой практике. Процесс цементирования будет внешне почти таким же, как самые обычные, которыми вы занимаетесь ежедневно. Разницу можно заметить лишь в том, что в ходе процесса появится несколько непривычных всплесков давления, которые скажут нам о срабатывании в скважине наших специальных устройств. Что же получится в итоге? А в итоге скважина станет качественно новым техническим сооружением и будет работать намного производительнее. Почему? Потому что в зоне продуктивного пласта цементного раствора не будет, а значит, он совершенно не загрязнит этот пласт. Если сказать конкретнее, наш комплекс устройств автоматически обеспечит, чтобы зацементированные интервалы скважины были только за пределами зоны нефтеносных отложений – ниже и выше неё. Более того, в этой зоне будет размещена кислотная жидкость, которая, проникая в пласт, повышает его проницаемость. Вот и вся суть вопроса…Прошу вас теперь внимательно прослушать конкретные указания Сергея Викторовича. И успеха вам!
…Когда закончился инструктаж, Сергей Викторович спрыгнул с платформы цементировочного агрегата и пошел проверить, всё ли в порядке на устье скважины.
Настроение пожилого ученого улучшилось. Ощущая некоторое воодушевление, смешанное с естественным легким беспокойством, оглянулся вокруг. За буровой раскинулось до горизонта замерзшая уже болотистая земля, на которой живут редкие маленькие, нездоровые сосенки. А рядом – армада техники и замечательные, надежные молодые ребята, которые никогда не ропщут на то, что этот немолодой ученый регулярно вносит какие-то дополнительные сложности, дополнительную ответственность в их обычные трудовые будни. Они прекрасно понимают, что технический прогресс требует и их рук, их слаженной работы.
Вдруг возникла у него озорная мысль: "А не прыгнуть ли и мне с этой платформы? Нагнусь, одной рукой ухвачусь за её край и – прыг вниз! Не такой уж я старый дед, чтобы сползать отсюда по лесенке. Посвящу этот прыжок нашему успеху!"
Он улыбнулся и прыгнул точно так, как наметил. Но, коснувшись земли, понял, что его ребячество было великой глупостью: правая нога подвернулась, попав на какой-то не замеченный им бугорок, он упал, не удержавшись за край платформы, и ощутил острую боль возле лодыжки. К нему подбежали двое рабочих и попытались поставить его на ноги, но боль не позволяла ему наступать на правую ногу. Видимо, потянул, а то и порвал связки.
- Ребятки, дотащите меня, старого дурака, до СКЦ, пожалуйста. Я буду опираться на ваши плечи и допрыгаю на одной ноге.
Николай, молодой водитель грузовика, на котором смонтирована станция контроля цементирования, помог Илье Михайловичу кое-как забраться в фургон и допрыгать до кресла перед приборной панелью.
- Вы сидите здесь, уважаемый профессор, а я буду вертеться около вас. Все ваши указания буду немедленно передавать Сергею Викторовичу… И срочно расстегните ботинок – видно, что нога у вас здорово опухла. А лучше вообще снимите его – у меня есть огромный валенок, вот, возьмите…
Николай выпрыгнул из бункера и пошел к блоку датчиков. Илья Михайлович сидел в кресле в одном ботинке и одном валенке, и нахлынули на него невеселые мысли. "Да, хватит смешить людей, - думал он. – Это моя последняя командировка, теперь решено твердо… Вернусь в Москву и тут же – на пенсию… Только вот чем жить-то дальше? Не подготовился я к этому дурацкому "заслуженному отдыху". Нет, не нужен он мне совершенно… Но закон жизни не победить. Одно несправедливо: такие хорошие дела затеяны, а эстафету в институте передать некому – на смену пришли слабаки, искатели денег, а не творческих успехов. Эх ты, эпоха девяностых, – надежная колыбель рвачей и махинаторов!.."
- Начинаем! – распахнул дверь бункера Николай. – Не грустите, Илья Михайлович! До гостиницы я вас довезу, а приедем мы туда победителями, я уверен. Все настроены по-боевому!
- Спасибо, дорогой Коля! Хотелось бы…
Эксперимент действительно прошел без сучка, без задоринки. Через два дня вечером Сергей Викторович принес болеющему в гостинице московскому гостю диаграммы, записанные в скважине акустическим и радиоактивным цементомерами. Илья Михайлович долго любовался ими: они показывали, что скважина прекрасно зацементирована по всей глубине, кроме зоны продуктивного пласта, – в ней цемент абсолютно отсутствует. Такого они еще не видели!
Радостный главный инженер тампонажников извлек из сумки бутылку водки, хлеб, палку копчёной колбасы и пакет яблочного сока.
- Грешно не отметить, - заявил он.
Илья Михайлович отказываться не стал…
Вскоре Илью Михайловича с провожатым и на костылях доставили в Москву.
Неожиданно ему домой позвонил сам генеральный директор нефтяной компании, где был проведён скважинный эксперимент. С этим человеком московский ученый давно сдружился. Игорь Леонидович был на пятнадцать лет моложе, и Илья Михайлович познакомился с ним в одной из своих командировок как с начинающим молодым специалистом из Тюмени. Но этот парень довольно скоро показал себя перспективным руководителем, да ещё склонным к научно-техническому творчеству. Им вдвоем было интересно обсуждать технологические проблемы. Илья Михайлович научил Игоря тонкостям изобретательства, затем дружески помог ему подготовить кандидатскую диссертацию, хотя его научным руководителем числился тюменский доцент. Их дружба, выросшая из единства душ, не угасала…
Из телефонной трубки слышался радостный голос друга:
- Михалыч, дорогой мой, хочу поздравить тебя с очередной победой: твоя скважина имеет дебит 25 тонн в сутки – это в 4 – 5 раз выше, чем скважины-соседки! Значит, разбуривание месторождения становится рентабельным! Ты представляешь, какой это успех?! Молодец ты! Спасибо!..
Этот звонок и слова старого друга искренне растрогали Илью Михайловича.
- Порадовал ты меня, Игорь Леонидович. Но, увы, это был апофеоз моей творческой карьеры. Пора на пенсию. Здоровье по-настоящему бунтует против моего энтузиазма. Я понял, что промышленные испытания и развернутые опытно-промышленные работы уже не для меня. Всё чаще шалит сердце в командировках. На буровой в самый разгар дела вдруг хлынет кровь из носа. Вот и связки порвал на ноге, лечусь… Прости, ради бога, за эту исповедь. Скажу еще только, что грустно и страшновато уходить на пенсию, я просто не готов себя там чем-то занять. Это для меня – не жизнь, особенно теперь, когда потерял жену… Уже три года – один. Как-то научился себя обслуживать, но разве в этом смысл жизни?!
- Илья, ведь в вашем НИИ есть молодые инженеры. Разве нельзя делать промысловые дела их руками, а тебе быть их методическим руководителем?
- Есть немного таких, ты прав. Но времена меняются – и что-то изменилось в психологии молодых. Я-то всегда рвался на буровые: там, в делах, начинал глубже и тоньше понимать специфику наших задач, там быстро и четко улавливал наши ошибки – до последней мелочи, там оперативно корректировал технологические моменты, обогащался опытом и мудростью производственников…
- Знаю, знаю... Но ты ведь начал говорить о молодых, и, вроде бы, забыл о них.
- Так вот, о молодых. Это московские ребята, которые попали в научный институт со студенческой скамьи. Их дискомфорт буровых не привлекает. По-моему, им интереснее уйти в какой-нибудь бизнес, где деньги делаются в чистых офисах. Может быть, не все такие и это мое старческое брюзжание, но в целом ощущение именно такое… Причем есть тут обстоятельство, сильно пугающее их. Мы ведь занимаемся заканчиванием скважин, мы вмешиваемся в её судьбу, когда буровая бригада уже успешно достигла заданной глубины. Если и мы достигли успеха, скважина всех порадует – и нас хвалят, но если мы в чем-то промахнулись, нас осуждают беспощадно – ведь мы навредили бригаде, обесценили её труд, создали скважину-калеку. Хочешь – верь, хочешь – нет, но я старался приобщить к опытно-промышленным работам четверых молодых специалистов – и все они уволились: слишком тяжелы оказались для них нервные нагрузки…
- Да, грустно тебя слушать, Илья Михайлович… Надо думать о том, что ты рассказал. Ну, ладно, главное – выздоравливай поскорее! Постарайся размышлять о хорошем. Пока!
…Но думалось ему о той скучной, одинокой жизни, которая его ждала. Как увлекала его любимая работа – и как быстро всё кончилось!..
Вдруг возникла резкая боль в груди, стало трудно дышать. Положил под язык таблетку валидола… Когда боль несколько утихла, вызвал по телефону "неотложку". И неожиданно узнал от приехавшего молодого врача, что у него предынфарктное состояние.
- Мы должны отправить вас в больницу – надо последить за вами, - сказал врач "неотложки". – У меня впечатление, что вас что-то сильно удручает. Постарайтесь не волноваться – этим вы спасете себя от инфаркта. Сможете?
- Ну, если вы рекомендуете… Я ведь человек покладистый… - невесело улыбнулся Илья Михайлович.
- Ещё и костыли вас обременяют. А помочь вам здесь некому?
- Увы… Жена умерла, а дочь живет со своей семьей в Казани, на родине мужа…
Через две недели он вернулся из больницы домой. Еще через неделю ему заменили костыли палочкой, и он решил съездить в свой институт – подать заявление об уходе на заслуженный отдых. Позвонил директору и согласовал свой визит.
Директором института полгода назад был назначен молодой кандидат наук, бывший аспирант Ильи Михайловича.
Прочитав заявление, директор повел себя как-то странно. Он вдруг весело улыбнулся, в его глазах мелькнула хитринка. Затем, вроде бы, о чем-то задумавшись, довольно долго молчал. Наконец задал неожиданный вопрос:
- Вы любите Москву, Илья Михайлович?
- Люблю, конечно. А при чем тут это, Алексей Петрович?
- А где вы больше бываете в последнее время, где вам привычнее: в Москве или Среднем Приобье? – спросил директор, словно не услышав вопроса Ильи Михайловича.
- Лёша, дорогой, что за допрос ты придумал? В Москве, пожалуй, но самые интересные дела были там, в Сибири… Так в чем дело всё-таки?
- Ну, а как сердечко сейчас? – задал директор очередной вопрос.
- Терпимо… Протекает один клапан, но это не смертельно. Просто погрустил излишне о том, что жизнь круто меняется, – вот и угодил в больницу.
- А как нам следует отметить ваш уход от нас? Мы же любим вас и так просто не отпустим. Что бы вы предложили?
- Об этом не думал. Событие это печальное, лучше всего уйти тихо, без лишних слов.
- Ну, уж нет. Если мы отпускаем вас после того, как вы десятки лет посвятили нашему институту, коллектив должен ощутить при этом серьезный воспитательный импульс. Вы, Илья Михайлович, – живой пример настоящего ученого. Мы организуем расширенное заседание Ученого совета, посвященное вашему пути в науке…
- Спасибо за доброе намерение, но эта затея смущает меня… Да, Алексей Петрович, ты уже далеко не тот застенчивый аспирант, которого я учил уму – разуму. Ты стал д и р е к т о р о м!.. Но чего-то ты не договариваешь. Мне не по душе эта твоя таинственность, Алёша. Или скажи что-то внятное, или просто подпиши моё заявление – и я пойду домой.
- Теперь я твердо понимаю две вещи: вы настроены непременно уйти от нас, дорогой Илья Михайлович, и вы нормально себя чувствуете. А потому я должен согласовать с вами кое-что. Пусть ваше заявление немного полежит на моем столе, а вы сначала поговорите с вашим другом Игорем Леонидовичем – это его просьба. Завтра утром он будет ждать вашего звонка.
- Ну, это уже заговор какой-то… Алёша, я ведь не мальчик капризный – моё решение об уходе очень нелегко далось мне, но иного решения я принять не могу – пора! Постарел я, Алексей Петрович, и ничего тут не поделаешь…
- Не могу я проигнорировать просьбу генерального директора, поймите меня. Конечно же, не буду чинить вам никаких препятствий, но сначала вы переговорите с Игорем Леонидовичем и сообщите мне об этом. Ладно?
На следующее утро Илья Михайлович с некоторым беспокойством от неопределённости позвонил старому другу. Игорь Леонидович попросил его быть внимательным и сказал вот что:
- Дорогой Илюша, плевать в потолок – это не твой вариант. И тебе гарантирована депрессия, и нам без тебя будет плохо. Мы тут думали – думали и вот что надумали. Создадим здесь Центр научно-методического контроля (ЦНМК). Ты ведь знаешь, какой рыхлой нередко бывает методическая основа экспериментов и опытно-промышленных работ в скважинах. А в скважине надо работать ювелирно, с точным учетом физико-геологической, физико-химической и технической обстановки. Не случайно подчас пожинаем вред, а не пользу. А Центр будет методически курировать каждую такую работу. Тебе предлагаю стать руководителем Центра – это абсолютно логично при твоем гигантском опыте и знании региона.
Твой коллектив соберем из талантливых, творческих молодых ребят – это будут твои посланники на буровые… Не из тех московских хлюпиков, которым некомфортно на буровой, а из наших, проверенных в деле. С ними твоего здоровья хватит надолго… Двухкомнатную квартиру мы тебе выделили в центре нашего города. Если согласишься, все детально обсудим здесь. И немедленно оформим твой перевод сюда – с директором института всё согласовано.
Илья Михайлович ошеломленно молчал. Наконец снова услышал голос Игоря Леонидовича:
- Ты скажешь что-нибудь?
- Игорь, это ж беспрецедентная затея… И какая мудрая! Что тут думать – согласен, конечно! Спасибо, мой чуткий друг, за доверие! Не подведу…
- Т е б е спасибо! Курировать твой Центр буду лично! Готовься потихоньку. Ждём тебя!
После этого разговора Илья Михайлович долго стоял у окна и глядел на Москву… Уже и золотая осень прошла, город украшен первым, ноябрьским пушистым снежком. Но он словно и не видит эту красоту – ему в задумчивости видится что-то другое. И он улыбается. Потому что впереди – жизнь!
Но как не хочется сдаваться! Ведь останутся на произвол судьбы те заветные идеи и решения, которые выстраданы им и могут резко повысить производительность многих скважин.
Года, года… Как они спешат!.. Хорошо стареть какому-нибудь ученому-теоретику. Сиди над листом бумаги хоть в 90 лет и копайся в своих формулах. А он посвятил свою жизнь созданию и исследованию конкретных объектов техники и технологии. 10 лет назад стал доктором наук, является уважаемым ученым… А через два года, став 60-летним, лабораторию благородно передал молодому кандидату наук, своему воспитаннику, а сам получил почетную "стариковскую" должность главного научного сотрудника.
На ветрах лихих 90-х годов лаборатория очень "усохла", оставшиеся опытные специалисты предпочитают раздельно заниматься лишь собственными идеями, а перспективная молодежь уже не приходит. Есть пара молодых ребят, но они откровенно равнодушны к делам лаборатории, - делам с непременными командировками к сибирским болотам и совсем некомфортным буровым. Их влечет красивая жизнь в каком-нибудь бизнесе. Активно смотрят по сторонам. Ненадежны. Нельзя доверить им свои надежды… Что же делать?..
Дверь вагончика неожиданно открылась, и в него вошла Зоя Петровна – повариха бригадной столовой. Эта милая, душевная женщина лет пятидесяти давно стала любимицей всей буровой бригады… Да, талантом украшается любое дело! Ребята говорят, что дома их так вкусно не накормят, а её шанежки славятся на весь город.
- Илья Михайлович, я принесла вам флакончик с перекисью водорода и ватку. Держите это в кармане. Сейчас пойдете на буровую – поможет, если вдруг снова кровь пойдет… Может быть, накормить вас немного? Котлетки есть свеженькие с жареной картошкой.
- Спасибо, дорогая Зоя Петровна! Я приду в столовую, когда будет ужин. А сейчас пойду работать, пожалуй.
- Ну, успеха! – Зоя Петровна тепло улыбнулась и направилась к двери.
- Спасибо вам, - еще раз произнес вдогонку ей Илья Михайлович.
…На буровой подготовка к скважинному эксперименту завершалась. Выстроились в своем привычном "боевом" порядке цементировочные агрегаты с большими баками для накопления закачиваемых в скважину жидкостей и насосами. В строю с ними стоят цементосмесительные
машины с бункерами впечатляющей величины, снабженными внутри шнеками, для подачи из них цементного порошка в смесительные емкости, куда одновременно подается и вода. Уже смонтированы нагнетательные линии от цементировочных агрегатов к устью скважины. Эти линии проходят через специальный блок с датчиками давления и расхода нагнетаемых жидкостей. Сигналы этих датчиков передаются по кабелям на приборную панель, размещенную в бункере станции контроля цементирования – специально оборудованного грузового автомобиля, всем здесь известного как СКЦ.
Руководить работами по цементированию скважины приехал молодой главный инженер тампонажного управления Сергей Викторович. Он детально изучил технологический регламент, составленный Ильей Михайловичем, и сейчас проведёт инструктаж бригады тампонажников. Эти ребята настолько профессиональны, что им вполне достаточно устных оперативных указаний о порядке технологических операций – и никаких ошибок они не допустят.
Увидев Илью Михайловича, Сергей Викторович быстро подошел к нему и вопросительно заглянул ему в глаза:
- Ну, как настроение? Можно начинать понемногу?
- Подкачал я немного… Но не беспокойся, дорогой Сережа, никаких проблем уже нет. Командуй – а я буду рядом. Немало хороших дел мы с тобой сделали – всё будет хорошо и сейчас.
- Я тоже верю, - приветливо улыбнулся главный инженер. - Сколько готовились, все детали обсудили!..
Сергей Викторович помолчал несколько секунд и вдруг предложил:
- Илья Михайлович, скажите несколько слов ребятам, прежде чем я начну инструктаж. Пусть глубже поймут, что сейчас будет уникальный эксперимент.
Они поднялись по маленькой лесенке на платформу одного из цементировочных агрегатов, а тампонажники сгруппировались возле агрегата. Давно знакомый им Илья Михайлович обратился к собравшимся:
- Сегодня нам предстоит провести эксперимент, каких еще не было в мировой практике. Процесс цементирования будет внешне почти таким же, как самые обычные, которыми вы занимаетесь ежедневно. Разницу можно заметить лишь в том, что в ходе процесса появится несколько непривычных всплесков давления, которые скажут нам о срабатывании в скважине наших специальных устройств. Что же получится в итоге? А в итоге скважина станет качественно новым техническим сооружением и будет работать намного производительнее. Почему? Потому что в зоне продуктивного пласта цементного раствора не будет, а значит, он совершенно не загрязнит этот пласт. Если сказать конкретнее, наш комплекс устройств автоматически обеспечит, чтобы зацементированные интервалы скважины были только за пределами зоны нефтеносных отложений – ниже и выше неё. Более того, в этой зоне будет размещена кислотная жидкость, которая, проникая в пласт, повышает его проницаемость. Вот и вся суть вопроса…Прошу вас теперь внимательно прослушать конкретные указания Сергея Викторовича. И успеха вам!
…Когда закончился инструктаж, Сергей Викторович спрыгнул с платформы цементировочного агрегата и пошел проверить, всё ли в порядке на устье скважины.
Настроение пожилого ученого улучшилось. Ощущая некоторое воодушевление, смешанное с естественным легким беспокойством, оглянулся вокруг. За буровой раскинулось до горизонта замерзшая уже болотистая земля, на которой живут редкие маленькие, нездоровые сосенки. А рядом – армада техники и замечательные, надежные молодые ребята, которые никогда не ропщут на то, что этот немолодой ученый регулярно вносит какие-то дополнительные сложности, дополнительную ответственность в их обычные трудовые будни. Они прекрасно понимают, что технический прогресс требует и их рук, их слаженной работы.
Вдруг возникла у него озорная мысль: "А не прыгнуть ли и мне с этой платформы? Нагнусь, одной рукой ухвачусь за её край и – прыг вниз! Не такой уж я старый дед, чтобы сползать отсюда по лесенке. Посвящу этот прыжок нашему успеху!"
Он улыбнулся и прыгнул точно так, как наметил. Но, коснувшись земли, понял, что его ребячество было великой глупостью: правая нога подвернулась, попав на какой-то не замеченный им бугорок, он упал, не удержавшись за край платформы, и ощутил острую боль возле лодыжки. К нему подбежали двое рабочих и попытались поставить его на ноги, но боль не позволяла ему наступать на правую ногу. Видимо, потянул, а то и порвал связки.
- Ребятки, дотащите меня, старого дурака, до СКЦ, пожалуйста. Я буду опираться на ваши плечи и допрыгаю на одной ноге.
Николай, молодой водитель грузовика, на котором смонтирована станция контроля цементирования, помог Илье Михайловичу кое-как забраться в фургон и допрыгать до кресла перед приборной панелью.
- Вы сидите здесь, уважаемый профессор, а я буду вертеться около вас. Все ваши указания буду немедленно передавать Сергею Викторовичу… И срочно расстегните ботинок – видно, что нога у вас здорово опухла. А лучше вообще снимите его – у меня есть огромный валенок, вот, возьмите…
Николай выпрыгнул из бункера и пошел к блоку датчиков. Илья Михайлович сидел в кресле в одном ботинке и одном валенке, и нахлынули на него невеселые мысли. "Да, хватит смешить людей, - думал он. – Это моя последняя командировка, теперь решено твердо… Вернусь в Москву и тут же – на пенсию… Только вот чем жить-то дальше? Не подготовился я к этому дурацкому "заслуженному отдыху". Нет, не нужен он мне совершенно… Но закон жизни не победить. Одно несправедливо: такие хорошие дела затеяны, а эстафету в институте передать некому – на смену пришли слабаки, искатели денег, а не творческих успехов. Эх ты, эпоха девяностых, – надежная колыбель рвачей и махинаторов!.."
- Начинаем! – распахнул дверь бункера Николай. – Не грустите, Илья Михайлович! До гостиницы я вас довезу, а приедем мы туда победителями, я уверен. Все настроены по-боевому!
- Спасибо, дорогой Коля! Хотелось бы…
Эксперимент действительно прошел без сучка, без задоринки. Через два дня вечером Сергей Викторович принес болеющему в гостинице московскому гостю диаграммы, записанные в скважине акустическим и радиоактивным цементомерами. Илья Михайлович долго любовался ими: они показывали, что скважина прекрасно зацементирована по всей глубине, кроме зоны продуктивного пласта, – в ней цемент абсолютно отсутствует. Такого они еще не видели!
Радостный главный инженер тампонажников извлек из сумки бутылку водки, хлеб, палку копчёной колбасы и пакет яблочного сока.
- Грешно не отметить, - заявил он.
Илья Михайлович отказываться не стал…
Вскоре Илью Михайловича с провожатым и на костылях доставили в Москву.
Неожиданно ему домой позвонил сам генеральный директор нефтяной компании, где был проведён скважинный эксперимент. С этим человеком московский ученый давно сдружился. Игорь Леонидович был на пятнадцать лет моложе, и Илья Михайлович познакомился с ним в одной из своих командировок как с начинающим молодым специалистом из Тюмени. Но этот парень довольно скоро показал себя перспективным руководителем, да ещё склонным к научно-техническому творчеству. Им вдвоем было интересно обсуждать технологические проблемы. Илья Михайлович научил Игоря тонкостям изобретательства, затем дружески помог ему подготовить кандидатскую диссертацию, хотя его научным руководителем числился тюменский доцент. Их дружба, выросшая из единства душ, не угасала…
Из телефонной трубки слышался радостный голос друга:
- Михалыч, дорогой мой, хочу поздравить тебя с очередной победой: твоя скважина имеет дебит 25 тонн в сутки – это в 4 – 5 раз выше, чем скважины-соседки! Значит, разбуривание месторождения становится рентабельным! Ты представляешь, какой это успех?! Молодец ты! Спасибо!..
Этот звонок и слова старого друга искренне растрогали Илью Михайловича.
- Порадовал ты меня, Игорь Леонидович. Но, увы, это был апофеоз моей творческой карьеры. Пора на пенсию. Здоровье по-настоящему бунтует против моего энтузиазма. Я понял, что промышленные испытания и развернутые опытно-промышленные работы уже не для меня. Всё чаще шалит сердце в командировках. На буровой в самый разгар дела вдруг хлынет кровь из носа. Вот и связки порвал на ноге, лечусь… Прости, ради бога, за эту исповедь. Скажу еще только, что грустно и страшновато уходить на пенсию, я просто не готов себя там чем-то занять. Это для меня – не жизнь, особенно теперь, когда потерял жену… Уже три года – один. Как-то научился себя обслуживать, но разве в этом смысл жизни?!
- Илья, ведь в вашем НИИ есть молодые инженеры. Разве нельзя делать промысловые дела их руками, а тебе быть их методическим руководителем?
- Есть немного таких, ты прав. Но времена меняются – и что-то изменилось в психологии молодых. Я-то всегда рвался на буровые: там, в делах, начинал глубже и тоньше понимать специфику наших задач, там быстро и четко улавливал наши ошибки – до последней мелочи, там оперативно корректировал технологические моменты, обогащался опытом и мудростью производственников…
- Знаю, знаю... Но ты ведь начал говорить о молодых, и, вроде бы, забыл о них.
- Так вот, о молодых. Это московские ребята, которые попали в научный институт со студенческой скамьи. Их дискомфорт буровых не привлекает. По-моему, им интереснее уйти в какой-нибудь бизнес, где деньги делаются в чистых офисах. Может быть, не все такие и это мое старческое брюзжание, но в целом ощущение именно такое… Причем есть тут обстоятельство, сильно пугающее их. Мы ведь занимаемся заканчиванием скважин, мы вмешиваемся в её судьбу, когда буровая бригада уже успешно достигла заданной глубины. Если и мы достигли успеха, скважина всех порадует – и нас хвалят, но если мы в чем-то промахнулись, нас осуждают беспощадно – ведь мы навредили бригаде, обесценили её труд, создали скважину-калеку. Хочешь – верь, хочешь – нет, но я старался приобщить к опытно-промышленным работам четверых молодых специалистов – и все они уволились: слишком тяжелы оказались для них нервные нагрузки…
- Да, грустно тебя слушать, Илья Михайлович… Надо думать о том, что ты рассказал. Ну, ладно, главное – выздоравливай поскорее! Постарайся размышлять о хорошем. Пока!
…Но думалось ему о той скучной, одинокой жизни, которая его ждала. Как увлекала его любимая работа – и как быстро всё кончилось!..
Вдруг возникла резкая боль в груди, стало трудно дышать. Положил под язык таблетку валидола… Когда боль несколько утихла, вызвал по телефону "неотложку". И неожиданно узнал от приехавшего молодого врача, что у него предынфарктное состояние.
- Мы должны отправить вас в больницу – надо последить за вами, - сказал врач "неотложки". – У меня впечатление, что вас что-то сильно удручает. Постарайтесь не волноваться – этим вы спасете себя от инфаркта. Сможете?
- Ну, если вы рекомендуете… Я ведь человек покладистый… - невесело улыбнулся Илья Михайлович.
- Ещё и костыли вас обременяют. А помочь вам здесь некому?
- Увы… Жена умерла, а дочь живет со своей семьей в Казани, на родине мужа…
Через две недели он вернулся из больницы домой. Еще через неделю ему заменили костыли палочкой, и он решил съездить в свой институт – подать заявление об уходе на заслуженный отдых. Позвонил директору и согласовал свой визит.
Директором института полгода назад был назначен молодой кандидат наук, бывший аспирант Ильи Михайловича.
Прочитав заявление, директор повел себя как-то странно. Он вдруг весело улыбнулся, в его глазах мелькнула хитринка. Затем, вроде бы, о чем-то задумавшись, довольно долго молчал. Наконец задал неожиданный вопрос:
- Вы любите Москву, Илья Михайлович?
- Люблю, конечно. А при чем тут это, Алексей Петрович?
- А где вы больше бываете в последнее время, где вам привычнее: в Москве или Среднем Приобье? – спросил директор, словно не услышав вопроса Ильи Михайловича.
- Лёша, дорогой, что за допрос ты придумал? В Москве, пожалуй, но самые интересные дела были там, в Сибири… Так в чем дело всё-таки?
- Ну, а как сердечко сейчас? – задал директор очередной вопрос.
- Терпимо… Протекает один клапан, но это не смертельно. Просто погрустил излишне о том, что жизнь круто меняется, – вот и угодил в больницу.
- А как нам следует отметить ваш уход от нас? Мы же любим вас и так просто не отпустим. Что бы вы предложили?
- Об этом не думал. Событие это печальное, лучше всего уйти тихо, без лишних слов.
- Ну, уж нет. Если мы отпускаем вас после того, как вы десятки лет посвятили нашему институту, коллектив должен ощутить при этом серьезный воспитательный импульс. Вы, Илья Михайлович, – живой пример настоящего ученого. Мы организуем расширенное заседание Ученого совета, посвященное вашему пути в науке…
- Спасибо за доброе намерение, но эта затея смущает меня… Да, Алексей Петрович, ты уже далеко не тот застенчивый аспирант, которого я учил уму – разуму. Ты стал д и р е к т о р о м!.. Но чего-то ты не договариваешь. Мне не по душе эта твоя таинственность, Алёша. Или скажи что-то внятное, или просто подпиши моё заявление – и я пойду домой.
- Теперь я твердо понимаю две вещи: вы настроены непременно уйти от нас, дорогой Илья Михайлович, и вы нормально себя чувствуете. А потому я должен согласовать с вами кое-что. Пусть ваше заявление немного полежит на моем столе, а вы сначала поговорите с вашим другом Игорем Леонидовичем – это его просьба. Завтра утром он будет ждать вашего звонка.
- Ну, это уже заговор какой-то… Алёша, я ведь не мальчик капризный – моё решение об уходе очень нелегко далось мне, но иного решения я принять не могу – пора! Постарел я, Алексей Петрович, и ничего тут не поделаешь…
- Не могу я проигнорировать просьбу генерального директора, поймите меня. Конечно же, не буду чинить вам никаких препятствий, но сначала вы переговорите с Игорем Леонидовичем и сообщите мне об этом. Ладно?
На следующее утро Илья Михайлович с некоторым беспокойством от неопределённости позвонил старому другу. Игорь Леонидович попросил его быть внимательным и сказал вот что:
- Дорогой Илюша, плевать в потолок – это не твой вариант. И тебе гарантирована депрессия, и нам без тебя будет плохо. Мы тут думали – думали и вот что надумали. Создадим здесь Центр научно-методического контроля (ЦНМК). Ты ведь знаешь, какой рыхлой нередко бывает методическая основа экспериментов и опытно-промышленных работ в скважинах. А в скважине надо работать ювелирно, с точным учетом физико-геологической, физико-химической и технической обстановки. Не случайно подчас пожинаем вред, а не пользу. А Центр будет методически курировать каждую такую работу. Тебе предлагаю стать руководителем Центра – это абсолютно логично при твоем гигантском опыте и знании региона.
Твой коллектив соберем из талантливых, творческих молодых ребят – это будут твои посланники на буровые… Не из тех московских хлюпиков, которым некомфортно на буровой, а из наших, проверенных в деле. С ними твоего здоровья хватит надолго… Двухкомнатную квартиру мы тебе выделили в центре нашего города. Если согласишься, все детально обсудим здесь. И немедленно оформим твой перевод сюда – с директором института всё согласовано.
Илья Михайлович ошеломленно молчал. Наконец снова услышал голос Игоря Леонидовича:
- Ты скажешь что-нибудь?
- Игорь, это ж беспрецедентная затея… И какая мудрая! Что тут думать – согласен, конечно! Спасибо, мой чуткий друг, за доверие! Не подведу…
- Т е б е спасибо! Курировать твой Центр буду лично! Готовься потихоньку. Ждём тебя!
После этого разговора Илья Михайлович долго стоял у окна и глядел на Москву… Уже и золотая осень прошла, город украшен первым, ноябрьским пушистым снежком. Но он словно и не видит эту красоту – ему в задумчивости видится что-то другое. И он улыбается. Потому что впереди – жизнь!
_________
…Илья Михайлович вдохновенно руководил Центром научно-методического контроля девять лет, вырастил когорту надежных специалистов этого дела. Он умер на рабочем месте: неожиданно отказало сердце…
Кто-то предложил присвоить Центру имя его первого руководителя… В текучке эта идея забылась…
…Илья Михайлович вдохновенно руководил Центром научно-методического контроля девять лет, вырастил когорту надежных специалистов этого дела. Он умер на рабочем месте: неожиданно отказало сердце…
Кто-то предложил присвоить Центру имя его первого руководителя… В текучке эта идея забылась…