Шампанское в степи
Накануне уже далекого, но тогда нового, 1968 года завершалась моя очередная командировка. Она оказалась незабываемой. Прежде всего, потому, что с участием нашей группы москвичей – сотрудников ВНИИ буровой техники был успешно выполнен очередной этап строительства сверхглубокой скважины на проектную глубину 7 километров. Но хочу рассказать вам вкратце, дорогой читатель, не об этом успехе, а только о дальнейших, завершающих и в некоторой мере занимательных событиях командировки. Быть может, вы разок-другой улыбнетесь...
Скважина, которую я упомянул, бурилась при постоянной научно-технической помощи нашего института на северо-западном краю Казахстана, среди необъятных степных просторов Гурьевской (ныне Атерауской) области. Лето там очень жаркое, а зима довольно холодная и при этом надоедливо ветреная, так что в той, предновогодней командировке погода нас, честно говоря, не ласкала. Зато радовали успех дела и наша приятная команда представителей института, ставшая, по ощущению каждого из нас, уже почти родной семьей. В команде было пятеро мужчин и две милые, заботливые женщины, которых мы воспринимали как сестричек. Все были молоды, кроме, как мы тогда полагали, нашего сорокалетнего мудрого руководителя Алексея Ивановича Воронова – человека, впечатляющего, поскольку большого буквально во всём: и в масштабе знаний, и в полноте тела, и в росте, и в размере головы, а также венчающей её лысины.
Естественно, по окончании победоносного этапа работ, руководство геологоразведочной экспедиции, бурившей ту уникальную скважину, незамедлительно устроило в своём поселке Биикжал банкет. Было 29 декабря. В честь группы представителей науки гостеприимные хозяева произнесли развернутые и проникновенные тосты с восточным оттенком. В ответ медленно и устало поднялся со стула Алексей Иванович. Я, тридцатилетний, сочувственно подумал: "Да, трудно далась командировка старику". Он сказал:
- Дорогие геологи-буровики, с успехом вас! Но за это мы уже выпили. Теперь хотел бы провозгласить тост за то, чтобы вы срочно отправили нашу группу в Гурьев, к завтрашнему московскому самолету. Тогда мы сможем встретить Новый год в кругу семьи.
Выпил свою водку и сел. Столь приземленный тост всех несколько обескуражил. Но начальник экспедиции смог вновь поднять тональность застолья, произнеся яркий и, честно говоря, справедливый тост в честь лично Алексея Ивановича. Тот даже заметно повеселел...
А позже начались наши приключения.
Рано утром 30 декабря нас должен был увезти в аэропорт города Гурьева единственный, а потому бесценный, автобус экспедиции. Но тем же утром мы узнали, что автобус не вернулся из этого города, где водитель занимался каким-то делом, пока мы познавали щедрость казахстанского банкета. В Гурьеве водитель вдруг заболел, слёг с высокой температурой.
Нас, конечно, посетила грусть за прекрасного парня, которого мы уже хорошо знали, но, честно говоря, ещё более грустно нам стало оттого, что последний в уходящем году гурьевский авиарейс на Москву состоится без нашего участия.
Думали мы, думали – и ничего путного придумать не могли. А утром 31 декабря начальник экспедиции с несколько виноватым видом пришел в наш домик и сообщил, что водитель одного из грузовиков собирается поехать на новогодний праздник к семье в Гурьев. У него, дескать, открытая бортовая машина, в кузове которой легко размещаются накидные сидения – доски, прицепленные к бортам кузова. Впрочем, добавил он, мы можем весело отметить Новый год и в экспедиции...
У всех нас, москвичей, было единое желание: как угодно, но продвигаться в сторону дома. Продвигаться по мере возможности – и будь что будет! И мы дружно заявили, что согласны на грузовик.
Как и было обычным в той нашей неприхотливой жизни, грузовик почему-то долго не мог выехать. Он появился перед нашими окнами, когда уже стемнело. Правда, водитель оптимистично заверил, что к 12 часам ночи по местному времени мы будем в гурьевской гостинице. Нам на прощание подарили две бутылки шампанского – близится новогодняя ночь, как-никак. А ещё вручили пакеты с продуктовыми пайками. В общем, к празднику нас по возможности подготовили – и мы отправились в путь по плоской, как блюдце, казахстанской степи. Алексей Иванович, наш "старик" сорока лет, из солидарности тоже поехал в кузове, несмотря на упорное приглашение шофера в теплую кабину.
Я удивлялся, как водитель в темноте умудряется держать правильный курс. Дороги как таковой в степи, по-моему, не было вообще. Ехать можно было куда угодно. И земля хранила следы множества произвольных траекторий движения автомобилей, что, как мне думалось, просто сбивало с толку, помогало заблудиться.
Я оказался прав. Наш водитель сбился-таки с пути, остановил машину и, заглянув в кузов, деловито сообщил, что теперь мы неизбежно встретим Новый год по гурьевскому времени в степи. Мы, помнится, даже обрадовались, потому что, хотя шампанское – не водка, но с закуской оно всё же немного нас согреет – а разве это плохо?! Ведь, похоже, ещё трястись и трястись в кузове...
И желанный момент наступил. Водитель забрался к нам, и короткий праздник начался. Правда, чокаться нам не пришлось. Отправляясь в дорогу, мы забыли, что целесообразно иметь с собой стаканы. Такая ёмкость под шампанское оказалась только у водителя, и мы использовали её по очереди. Но это обстоятельство ничуть не уменьшило радость встречи западноказахстанского Нового года. Нам было поистине хорошо!
А когда поехали дальше, мы, несколько расслабленные и вполне счастливые, даже начали петь.
Тут я должен кое-что пояснить. Мои вокальные способности были отмечены ещё тогда, когда я в пионерском возрасте попробовал стать участником школьного хора. Вскоре был удален на все четыре стороны из третьего, дальнего ряда. Мне доступно объяснили этот факт: то, что звучало моим голосом, дескать, если и было мелодией, то всё же не той, что исполнялась хором.
Я ещё долго сомневался в справедливости этой оценки моего музыкального дара. Но случилось такое. В связи с окончанием мною нефтяного института, двое друзей подарили мне очень красивую немецкую губную гармошку. И захотелось отблагодарить их демонстрацией умелого владения этим инструментом. В течение месяца я репетировал игру на гармошке, выбрав очень простую и милую мелодию популярной тогда песни, начинающейся словами "Страна родная Индонезия...". Проще этой мелодии был, пожалуй, только "Чижик-пыжик". Ощутив, что вполне созрел как исполнитель, я пригласил тех друзей на ужин и продемонстрировал им свое мастерство. Один из них, проявляя искреннюю чуткость, прокомментировал моё выступление так:
Скважина, которую я упомянул, бурилась при постоянной научно-технической помощи нашего института на северо-западном краю Казахстана, среди необъятных степных просторов Гурьевской (ныне Атерауской) области. Лето там очень жаркое, а зима довольно холодная и при этом надоедливо ветреная, так что в той, предновогодней командировке погода нас, честно говоря, не ласкала. Зато радовали успех дела и наша приятная команда представителей института, ставшая, по ощущению каждого из нас, уже почти родной семьей. В команде было пятеро мужчин и две милые, заботливые женщины, которых мы воспринимали как сестричек. Все были молоды, кроме, как мы тогда полагали, нашего сорокалетнего мудрого руководителя Алексея Ивановича Воронова – человека, впечатляющего, поскольку большого буквально во всём: и в масштабе знаний, и в полноте тела, и в росте, и в размере головы, а также венчающей её лысины.
Естественно, по окончании победоносного этапа работ, руководство геологоразведочной экспедиции, бурившей ту уникальную скважину, незамедлительно устроило в своём поселке Биикжал банкет. Было 29 декабря. В честь группы представителей науки гостеприимные хозяева произнесли развернутые и проникновенные тосты с восточным оттенком. В ответ медленно и устало поднялся со стула Алексей Иванович. Я, тридцатилетний, сочувственно подумал: "Да, трудно далась командировка старику". Он сказал:
- Дорогие геологи-буровики, с успехом вас! Но за это мы уже выпили. Теперь хотел бы провозгласить тост за то, чтобы вы срочно отправили нашу группу в Гурьев, к завтрашнему московскому самолету. Тогда мы сможем встретить Новый год в кругу семьи.
Выпил свою водку и сел. Столь приземленный тост всех несколько обескуражил. Но начальник экспедиции смог вновь поднять тональность застолья, произнеся яркий и, честно говоря, справедливый тост в честь лично Алексея Ивановича. Тот даже заметно повеселел...
А позже начались наши приключения.
Рано утром 30 декабря нас должен был увезти в аэропорт города Гурьева единственный, а потому бесценный, автобус экспедиции. Но тем же утром мы узнали, что автобус не вернулся из этого города, где водитель занимался каким-то делом, пока мы познавали щедрость казахстанского банкета. В Гурьеве водитель вдруг заболел, слёг с высокой температурой.
Нас, конечно, посетила грусть за прекрасного парня, которого мы уже хорошо знали, но, честно говоря, ещё более грустно нам стало оттого, что последний в уходящем году гурьевский авиарейс на Москву состоится без нашего участия.
Думали мы, думали – и ничего путного придумать не могли. А утром 31 декабря начальник экспедиции с несколько виноватым видом пришел в наш домик и сообщил, что водитель одного из грузовиков собирается поехать на новогодний праздник к семье в Гурьев. У него, дескать, открытая бортовая машина, в кузове которой легко размещаются накидные сидения – доски, прицепленные к бортам кузова. Впрочем, добавил он, мы можем весело отметить Новый год и в экспедиции...
У всех нас, москвичей, было единое желание: как угодно, но продвигаться в сторону дома. Продвигаться по мере возможности – и будь что будет! И мы дружно заявили, что согласны на грузовик.
Как и было обычным в той нашей неприхотливой жизни, грузовик почему-то долго не мог выехать. Он появился перед нашими окнами, когда уже стемнело. Правда, водитель оптимистично заверил, что к 12 часам ночи по местному времени мы будем в гурьевской гостинице. Нам на прощание подарили две бутылки шампанского – близится новогодняя ночь, как-никак. А ещё вручили пакеты с продуктовыми пайками. В общем, к празднику нас по возможности подготовили – и мы отправились в путь по плоской, как блюдце, казахстанской степи. Алексей Иванович, наш "старик" сорока лет, из солидарности тоже поехал в кузове, несмотря на упорное приглашение шофера в теплую кабину.
Я удивлялся, как водитель в темноте умудряется держать правильный курс. Дороги как таковой в степи, по-моему, не было вообще. Ехать можно было куда угодно. И земля хранила следы множества произвольных траекторий движения автомобилей, что, как мне думалось, просто сбивало с толку, помогало заблудиться.
Я оказался прав. Наш водитель сбился-таки с пути, остановил машину и, заглянув в кузов, деловито сообщил, что теперь мы неизбежно встретим Новый год по гурьевскому времени в степи. Мы, помнится, даже обрадовались, потому что, хотя шампанское – не водка, но с закуской оно всё же немного нас согреет – а разве это плохо?! Ведь, похоже, ещё трястись и трястись в кузове...
И желанный момент наступил. Водитель забрался к нам, и короткий праздник начался. Правда, чокаться нам не пришлось. Отправляясь в дорогу, мы забыли, что целесообразно иметь с собой стаканы. Такая ёмкость под шампанское оказалась только у водителя, и мы использовали её по очереди. Но это обстоятельство ничуть не уменьшило радость встречи западноказахстанского Нового года. Нам было поистине хорошо!
А когда поехали дальше, мы, несколько расслабленные и вполне счастливые, даже начали петь.
Тут я должен кое-что пояснить. Мои вокальные способности были отмечены ещё тогда, когда я в пионерском возрасте попробовал стать участником школьного хора. Вскоре был удален на все четыре стороны из третьего, дальнего ряда. Мне доступно объяснили этот факт: то, что звучало моим голосом, дескать, если и было мелодией, то всё же не той, что исполнялась хором.
Я ещё долго сомневался в справедливости этой оценки моего музыкального дара. Но случилось такое. В связи с окончанием мною нефтяного института, двое друзей подарили мне очень красивую немецкую губную гармошку. И захотелось отблагодарить их демонстрацией умелого владения этим инструментом. В течение месяца я репетировал игру на гармошке, выбрав очень простую и милую мелодию популярной тогда песни, начинающейся словами "Страна родная Индонезия...". Проще этой мелодии был, пожалуй, только "Чижик-пыжик". Ощутив, что вполне созрел как исполнитель, я пригласил тех друзей на ужин и продемонстрировал им свое мастерство. Один из них, проявляя искреннюю чуткость, прокомментировал моё выступление так:
- А знаешь, неплохо... Ты это сам сочинил?
...И всё же впоследствии, по признанию людей, одна песня мне удавалась вполне приемлемо. Это "Славное море, священный Байкал...". Единственная! Почему так случилось, не знаю. Но когда я впервые рискнул поучаствовать в застольном исполнении этой песни, никто не смотрел на меня недоуменно. И она стала в с е м моим ненавязчивым "репертуаром"...
Конечно, я не мог не затянуть песню про Байкал и в ночной казахстанской степи. Её вдохновенно подхватили все. Привыкшие к тишине верблюды, населяющие эти просторы, смогли послушать мощное звучание гимна великому сибирскому озеру, которое им, к сожалению, не суждено было когда-либо увидеть...
Ну, а к наступлению Нового года по московскому времени мы всё-таки оказались в гостинице возле аэропорта. Гостиницей являлся барак, истинным украшением которого была уже знакомая нам добрейшая хозяюшка – русская женщина средних лет, одиноко живущая здесь же. Водитель, высадив нас, поехал к семье. Мы, москвичи, ощутив уют жилья, были просто счастливыми. К тому же, хозяйка вдруг принесла нам бутылку водки и спечённый ею пирог с капустой... Что тут можно сказать о нашем настроении?! Нет таких слов!
...И всё же впоследствии, по признанию людей, одна песня мне удавалась вполне приемлемо. Это "Славное море, священный Байкал...". Единственная! Почему так случилось, не знаю. Но когда я впервые рискнул поучаствовать в застольном исполнении этой песни, никто не смотрел на меня недоуменно. И она стала в с е м моим ненавязчивым "репертуаром"...
Конечно, я не мог не затянуть песню про Байкал и в ночной казахстанской степи. Её вдохновенно подхватили все. Привыкшие к тишине верблюды, населяющие эти просторы, смогли послушать мощное звучание гимна великому сибирскому озеру, которое им, к сожалению, не суждено было когда-либо увидеть...
Ну, а к наступлению Нового года по московскому времени мы всё-таки оказались в гостинице возле аэропорта. Гостиницей являлся барак, истинным украшением которого была уже знакомая нам добрейшая хозяюшка – русская женщина средних лет, одиноко живущая здесь же. Водитель, высадив нас, поехал к семье. Мы, москвичи, ощутив уют жилья, были просто счастливыми. К тому же, хозяйка вдруг принесла нам бутылку водки и спечённый ею пирог с капустой... Что тут можно сказать о нашем настроении?! Нет таких слов!
Мы справляли московский Новый год вместе с милой хозяйкой. Кроме нас, в гостинице, естественно, никого не было, и наш барак, думаю, содрогался от вдохновенного пения. Окрестные дома услышали, конечно, и непривычную в этих краях песню "Славное море..." Лучше я, пожалуй, не пел уже никогда.
... Проснувшись солнечным утром 1-го января, мы неспешно двинулись к аэропорту. И, думаю, каждый ощущал смутную грусть от скорого полета и затем расставания. Очень уж хорошо нам было вместе.
Планового рейса на Москву в этот день не было. Можно было отправиться в Симферополь или в Саратов... Мы стали размышлять. Кто-то предложил лететь в Симферополь и посетить там чудесный дегустационный зал вин. Я, как заядлый театрал, предложил вариант Саратова – там есть театр под руководством народного артиста страны прославленного Юрия Киселева. Как бы то ни было, надо же куда-то двигаться!
Кто-то из служащих аэропорта предложил нам совершенно неожиданный вариант. Сказал, что, в порядке исключения, здесь может быть посажен какой-то самолет, который, согласно маршруту, должен пролететь мимо, – он нас и заберет отсюда в Москву. Но наш проницательный руководитель Алексей Иванович, уловив возникшее общее нежелание быстро расстаться, предложил другой вариант, принятый нами с восторгом. Ехать поездом!
Мы запаслись всем необходимым для застолья и разместились в полупустом купейном вагоне поезда на Москву... Ехал я и думал о том, как прав был Экзюпери, считавший, что единственная истинная роскошь в нашей жизни – это роскошь человеческого общения.
А над красавицей Волгой, встретившей наш поезд, прозвучала величественная русская песня... про Байкал...
... Проснувшись солнечным утром 1-го января, мы неспешно двинулись к аэропорту. И, думаю, каждый ощущал смутную грусть от скорого полета и затем расставания. Очень уж хорошо нам было вместе.
Планового рейса на Москву в этот день не было. Можно было отправиться в Симферополь или в Саратов... Мы стали размышлять. Кто-то предложил лететь в Симферополь и посетить там чудесный дегустационный зал вин. Я, как заядлый театрал, предложил вариант Саратова – там есть театр под руководством народного артиста страны прославленного Юрия Киселева. Как бы то ни было, надо же куда-то двигаться!
Кто-то из служащих аэропорта предложил нам совершенно неожиданный вариант. Сказал, что, в порядке исключения, здесь может быть посажен какой-то самолет, который, согласно маршруту, должен пролететь мимо, – он нас и заберет отсюда в Москву. Но наш проницательный руководитель Алексей Иванович, уловив возникшее общее нежелание быстро расстаться, предложил другой вариант, принятый нами с восторгом. Ехать поездом!
Мы запаслись всем необходимым для застолья и разместились в полупустом купейном вагоне поезда на Москву... Ехал я и думал о том, как прав был Экзюпери, считавший, что единственная истинная роскошь в нашей жизни – это роскошь человеческого общения.
А над красавицей Волгой, встретившей наш поезд, прозвучала величественная русская песня... про Байкал...