Я допустил три ошибки...
Авторы очерка Юрий Цырин и Оскар Минскер
В гостях у Самуила Марковича Гольдина
До нашей недавней встречи с человеком, которому посвящен очерк, один из авторов не знал его совсем, зато другой, Оскар Минскер, знал в течение 10-ти лет. Он-то, под влиянием незабываемых, волнующих впечатлений от прошлых встреч с Самуилом Марковичем, и стал инициатором нашего недавнего визита в уютную нью-йоркскую квартиру, где ныне живет этот 90-летний стройный, подвижный человек с удивительно ясными и выразительными глазами, этот истинный интеллектуал. Он заворожил нас почти на два часа глубокими размышлениями, точными наблюдениями и логичными, чеканными оценками. Нет, он не представитель гуманитарной элиты – не журналист, не историк, не режиссер… Он был неутомимым инженером-производственником, достойным представителем еврейского народа в огромной армии технической интеллигенции России. В свои 90 лет он еще начинающий пенсионер – закончил трудовой путь лишь три года назад. А с 2002 года – начинающий житель Америки.
Его сознательная жизнь совпала с долгой эпохой существования, а затем распада советской системы и во многом стала типичной для этой эпохи. В его рассказе очень живо чередовались то иронично-бескомпромиссный, то добрый и оптимистичный взгляд на ту сложную, многогранную жизнь, которая ему досталась.
Как-то, при прежних встречах с одним из нас, Самуил Маркович заметил: “Пожалуй, я допустил три ошибки при моем рождении: родился в России, родился в семье мелкого буржуа и, наконец, родился евреем”. Такое сочетание факторов приводило к печальным вехам его судьбы. При нашей встрече он не возвращался к этому грустно-ироническому заявлению, но, слушая его рассказ, мы не раз вспомнили эти слова…
Родился он в обычной еврейской семье. Его отец потерял родителей в семь лет, а мать была дочерью ребе, так что в начале самостоятельной жизни они материально почти ничего не имели. Но золотые руки отца, практический ум и деловая хватка матери позволили им, честно работая и никого не эксплуатируя, довольно быстро стать мелкими буржуа. К моменту рождения Самуила Марковича они уже купили в рассрочку дом и обставили его. Революция им поначалу даже помогла: хозяин сбежал, и дом остался им.
В 18 лет Самуил Маркович окончил школу-восьмилетку, и тут начались его несчастья. Отец как представитель “проклятой буржуазии” был лишен права голоса, хотя по-прежнему работал сам, никого не эксплуатировал. Соответственно, Самуила Марковича не принимали ни в один институт. Так продолжалось 7 лет. За это время, чтобы не растерять знания, Самуил Маркович продолжал посещать последовательно еще две школы – в итоге, имел три аттестата с отличием. Наконец, власть решила, что дети за отцов отвечать не должны. Только вот за что именно ему-то пришлось отвечать семь лет? Быть может, за то, что отец честно и много трудился? Никто не дал объяснений. Но в студенты его теперь пустили, начал учиться на специалиста по танкам.
Из памятных событий молодости до сих пор волнует его это. Как-то в цеху, где он зарабатывал себе на жизнь, кто-то из молодых рабочих спровоцировал политическую дискуссию по вопросу: за кого из вождей мы бы голосовали? Мнения разделились. Например, один из ребят предпочел Троцкого. А Самуил Маркович выбрал Сталина и пояснил, что Сталин, пожалуй, будет наиболее предан марксизму. Тут же получил каверзный вопрос: а что в марксизме главное? Отчеканил: “Диктатура пролетариата”. Сам удивился точности своего импровизированного ответа. В итоге, тех, кто был не за Сталина, сняли с работы, исключили из комсомола.
Так он получил урок предательства дружбы… во имя революции. Простить предателя он не мог, но вступить с ним в открытый бой было просто бессмысленно. Порвал с ним отношения по-другому, прицепившись к нему с наигранными бурными обвинениями из-за какой-то девчонки.
Он получал “сталинскую” стипендию, которая была в два раза больше обычной. Это позволяло ему еще и брату помогать в студенческой жизни. Окончил институт, когда шла война. Направили на завод, выпускающий танки. А как выпускать их, когда рабочих остро не хватает? И согласился он стать за зуборезный станок, и нарезал самую большую шестерню танка. Оснастки для подъема заготовок не было. Даже сейчас ужасно вспоминать, какие поднимал тяжести…
Позже направили на испытание танков. Хватило терпения сосчитать только первые 6000 километров своих танковых пробегов – и прекратил этот счет...
А затем послали восстанавливать крупный завод в Коломне, под Москвой. Вскоре завод начал выпускать дизели для подводных лодок. Самуил Маркович провел трудные испытания этого двигателя так успешно, что его премировали двухкомнатной квартирой – это был почти невероятный сюрприз.
Но, как поется, “после радостей – неприятности …” В 1951 году вдруг оторвали его от любимой работы по дизелям. Правда, руководство завода проявило при этом всю чуткость, какая была возможна в той обстановке: ему как бы доверили ответственную оснастку в связи с новым важным заданием заводу. Так и застрял он на целых 17 лет в изготовлении всяких сверлышек, шестереночек… Со временем узнал, что увести его от дизелей потребовали “сверху”. Подобное чуть раньше случилось и с его братом, который работал у С.П. Королева и, в числе других евреев, по приказу министра, был отстранен от ракет.
Шли годы. Его повысили, назначили заместителем начальника большого отдела. В подчинении – около 800 человек. В бесконечных делах прошел он и рубеж своего 80-летия. Еще через год сознался себе, что тяжеловато уже быть в такой роли. И ушел… нет, не на пенсию, а в мастера. Ну, а заслуженный отдых начался у него лишь с 87-ми… Такой вот долгий трудовой путь – вполне хватило бы на двоих.
Затем появилась возможность уехать с дочерью и зятем в Америку. Приехали к самому его 90-летию, здесь и отпраздновали юбилей в августе 2002 года.
Много замечательной профессиональной работы сделал Самуил Маркович. А при этом постоянно трудилась и трудилась его душа, и никогда не становилась она равнодушнее ни к той эпохе, в которой судьба призвала его жить многие годы, ни к событиям, даже маленьким штрихам, своей собственной жизни. Он рассказывал нам об этой работе души, и мы слушали его с неподдельным волнением. Не поместится в очерк все, что довелось услышать нам при встрече с Самуилом Марковичем. Повесть бы написать о нем. Но все же…
Он в студенческие годы очень увлекался марксизмом, а опубликованные труды Ленина прочел от первой до последней страницы. Именно через эти знания, добытые почти фанатичным трудом, пришел к отрицанию большевизма. Пришел самостоятельно. В студенческой группе он один был беспартийным, остальные – коммунисты и комсомольцы. По этому поводу отшучивался: “С кем вам, ребята, работать, кого вести за собой как передовому отряду, если я тоже стану не беспартийным?”
А душу беспокоили трудные вопросы. Он позволял себе высказывать их вслух, и говорили ему, что при таком поведении своей смертью он не умрет. Но как-то пронесло, люди не предали.
Он знал, что философия признает, по крайней мере, два возможных исхода любого диалектического процесса. Почему же мы должны ощущать себя щепками, которых бросили в Волгу и которые однозначно могут приплыть только в одно море – Каспийское? Почему мы однозначно должны приплыть к коммунизму? Не упрощение ли это диалектических закономерностей?
Или другое. Марксизм учит, что общество, как и природа, живет по определенным и – что важно – объективным законам. Почему же наше общество должно неукоснительно развиваться по установкам Политбюро? Обязательно ли они совпадают с объективными законами?
А еще вот что. Ленин утверждал: победит тот социальный строй, который обеспечит высшую производительность труда. Но она намного выше в Америке. Почему же нам нужно утопать в победоносном оптимизме?
Но все это – из его молодости. А в последнее десятилетие недавно ушедшего века ему пришлось трудно осмысливать новейшие российские преобразования. И ясно осознал он, что нерадужные, а подчас просто нелепые итоги этого периода проистекают, в большой мере, и от наследия большевизма – от неискренности, усталости, духовной опустошенности человеческого общежития в стране. Нерадостно думать сегодня о российском обществе. Дезорганизовано и деморализовано произволом правящих сил. Разуверилось во внедряемых сверху идеях. В значительной мере потеряло любовь к своей стране. Все заметнее разобщается надеждами людей на спасительные возможности эгоизма, бесчестия, да к тому же, и превращения нормального патриотизма в убогую форму межнациональной конфронтации (и прежде всего, конечно, в борьбу с евреями).
После таких страшных потрясений, как гражданская и вторая мировая войны российский народ смог ожить за 3-4 года. Тогда общество еще искренно верило в предлагаемые ему идеи, по-иному любило свою страну…
Академик А.Н. Яковлев прогнозировал лет 10 назад, что Россия поднимется лет за тридцать. Самуил Маркович замечает с грустью, что сегодня в этот прогноз не очень верится. Вероятнее, что на восстановление России понадобится не менее 40-50 лет. И главная проблема здесь – моральное состояние народа.
Пока же душу угнетает поток новых российских неувязок.
Когда Самуил Маркович брал расчет, уходя на пенсию, ему выписали две тысячи рублей. В то же время брал расчет заместитель директора завода, и ему насчитали более 10 миллионов рублей. А ведь оба с недавних пор были определены хозяевами так называемого открытого акционерного общества, вместо государства, только один был там рядовым работником, а другой руководителем. Узнали мы и еще один пример. Самуил Маркович, отдавший заводу около 50 лет жизни, получил 100 акций, а у членов дирекции – не менее чем по десятку тысяч. Так вот обстоит дело с хозяевами современных российских предприятий…
А как этому беспокойному человеку не думать и о такой проблеме! Нефть поднялась в цене – и в стране появились дополнительные деньги. Если страной руководят люди с головой, то эти деньги нужно потратить в первую очередь на покупку за рубежом совершеннейших станков. Нынешний станочный парк России ужасает – он, конечно же, не позволит достичь современного качества продукции, а значит, Россия надолго останется сырьевым придатком ведущих стран.
…Говорил Самуил Маркович и о других проблемах своей оставшейся за океаном родины. А затем сказал так: “Мы многие годы честно служили своей большой, сильной стране, стремились к прогрессу в тех делах, которые нам были доверены. Конечно, надеялись и на премии, и на повышение зарплаты. Но ведь, говоря правду, личная выгода не была выше заботы о деле. Уверен, что такая страна, как Россия, с огромными богатствами и возможностями, не может пропасть. В ней наступит полный порядок. Только вот никто не скажет точно, когда. Ясно одно – при новых поколениях…”
Свои впечатления об Америке Самуил Маркович описывал нам с некоторым пафосом. Явно, нравится ему эта страна.
Нравится ему, что Америка умеет организовать миллионы людей таким образом, что они ведут себя в нужных обществу рамках, и этим поддерживается благоприятный социальный климат – без повседневного хамства и даже, как правило, без неуважительного отношения к людям.
Нравится ему, что здесь все по-настоящему равны перед законом. Да, Америка не может буквально каждого сделать, что называется, порядочным. Здесь всегда будет какой-то процент непорядочных членов общества, но, благодаря истинному верховенству права в этой стране, доли такого слоя людей в американском обществе и, например, в Москве диаметрально противоположны.
Приятны ему и те житейские новинки, то благополучие, что подарила ему Америка как беженцу. Дом, где он живет, стоит в тихом бруклинском переулке. Справа переулок упирается в Атлантический океан, а слева выходит на знаменитый Брайтон Бич. Вдоль бесконечного, как ему кажется, песчаного берега тянется замечательная деревянная набережная, по которой он обычно гуляет. Три раза в неделю он проводит первую половину дня в оздоровительном центре для пожилых людей (“Day Care”). Вернувшись оттуда или с прогулки, отдыхает в удобном кресле в своей светлой и просторной, а, главное, отдельной комнате, где он может – по собственному желанию и в любое время – читать, писать, сидеть и лежать. О подобном он и мечтать раньше не мог.
…Мы, пожалуй, засиделись в гостях у Самуила Марковича и немного утомили его. Стемнело. За окном уже не были четко видны здания напротив, зато уютно светилось множество окон. Мы сердечно прощались с нашим собеседником. Было приятно сознавать, что здесь, в Америке, жизнь, наконец, полностью освободила его от влияния тех “трех ошибок”, которые он “допустил при рождении”: для него уже не может иметь практической значимости место его рождения, здесь уважают домовладельцев и здесь никому не мешает его национальность…
Его сознательная жизнь совпала с долгой эпохой существования, а затем распада советской системы и во многом стала типичной для этой эпохи. В его рассказе очень живо чередовались то иронично-бескомпромиссный, то добрый и оптимистичный взгляд на ту сложную, многогранную жизнь, которая ему досталась.
Как-то, при прежних встречах с одним из нас, Самуил Маркович заметил: “Пожалуй, я допустил три ошибки при моем рождении: родился в России, родился в семье мелкого буржуа и, наконец, родился евреем”. Такое сочетание факторов приводило к печальным вехам его судьбы. При нашей встрече он не возвращался к этому грустно-ироническому заявлению, но, слушая его рассказ, мы не раз вспомнили эти слова…
Родился он в обычной еврейской семье. Его отец потерял родителей в семь лет, а мать была дочерью ребе, так что в начале самостоятельной жизни они материально почти ничего не имели. Но золотые руки отца, практический ум и деловая хватка матери позволили им, честно работая и никого не эксплуатируя, довольно быстро стать мелкими буржуа. К моменту рождения Самуила Марковича они уже купили в рассрочку дом и обставили его. Революция им поначалу даже помогла: хозяин сбежал, и дом остался им.
В 18 лет Самуил Маркович окончил школу-восьмилетку, и тут начались его несчастья. Отец как представитель “проклятой буржуазии” был лишен права голоса, хотя по-прежнему работал сам, никого не эксплуатировал. Соответственно, Самуила Марковича не принимали ни в один институт. Так продолжалось 7 лет. За это время, чтобы не растерять знания, Самуил Маркович продолжал посещать последовательно еще две школы – в итоге, имел три аттестата с отличием. Наконец, власть решила, что дети за отцов отвечать не должны. Только вот за что именно ему-то пришлось отвечать семь лет? Быть может, за то, что отец честно и много трудился? Никто не дал объяснений. Но в студенты его теперь пустили, начал учиться на специалиста по танкам.
Из памятных событий молодости до сих пор волнует его это. Как-то в цеху, где он зарабатывал себе на жизнь, кто-то из молодых рабочих спровоцировал политическую дискуссию по вопросу: за кого из вождей мы бы голосовали? Мнения разделились. Например, один из ребят предпочел Троцкого. А Самуил Маркович выбрал Сталина и пояснил, что Сталин, пожалуй, будет наиболее предан марксизму. Тут же получил каверзный вопрос: а что в марксизме главное? Отчеканил: “Диктатура пролетариата”. Сам удивился точности своего импровизированного ответа. В итоге, тех, кто был не за Сталина, сняли с работы, исключили из комсомола.
Так он получил урок предательства дружбы… во имя революции. Простить предателя он не мог, но вступить с ним в открытый бой было просто бессмысленно. Порвал с ним отношения по-другому, прицепившись к нему с наигранными бурными обвинениями из-за какой-то девчонки.
Он получал “сталинскую” стипендию, которая была в два раза больше обычной. Это позволяло ему еще и брату помогать в студенческой жизни. Окончил институт, когда шла война. Направили на завод, выпускающий танки. А как выпускать их, когда рабочих остро не хватает? И согласился он стать за зуборезный станок, и нарезал самую большую шестерню танка. Оснастки для подъема заготовок не было. Даже сейчас ужасно вспоминать, какие поднимал тяжести…
Позже направили на испытание танков. Хватило терпения сосчитать только первые 6000 километров своих танковых пробегов – и прекратил этот счет...
А затем послали восстанавливать крупный завод в Коломне, под Москвой. Вскоре завод начал выпускать дизели для подводных лодок. Самуил Маркович провел трудные испытания этого двигателя так успешно, что его премировали двухкомнатной квартирой – это был почти невероятный сюрприз.
Но, как поется, “после радостей – неприятности …” В 1951 году вдруг оторвали его от любимой работы по дизелям. Правда, руководство завода проявило при этом всю чуткость, какая была возможна в той обстановке: ему как бы доверили ответственную оснастку в связи с новым важным заданием заводу. Так и застрял он на целых 17 лет в изготовлении всяких сверлышек, шестереночек… Со временем узнал, что увести его от дизелей потребовали “сверху”. Подобное чуть раньше случилось и с его братом, который работал у С.П. Королева и, в числе других евреев, по приказу министра, был отстранен от ракет.
Шли годы. Его повысили, назначили заместителем начальника большого отдела. В подчинении – около 800 человек. В бесконечных делах прошел он и рубеж своего 80-летия. Еще через год сознался себе, что тяжеловато уже быть в такой роли. И ушел… нет, не на пенсию, а в мастера. Ну, а заслуженный отдых начался у него лишь с 87-ми… Такой вот долгий трудовой путь – вполне хватило бы на двоих.
Затем появилась возможность уехать с дочерью и зятем в Америку. Приехали к самому его 90-летию, здесь и отпраздновали юбилей в августе 2002 года.
Много замечательной профессиональной работы сделал Самуил Маркович. А при этом постоянно трудилась и трудилась его душа, и никогда не становилась она равнодушнее ни к той эпохе, в которой судьба призвала его жить многие годы, ни к событиям, даже маленьким штрихам, своей собственной жизни. Он рассказывал нам об этой работе души, и мы слушали его с неподдельным волнением. Не поместится в очерк все, что довелось услышать нам при встрече с Самуилом Марковичем. Повесть бы написать о нем. Но все же…
Он в студенческие годы очень увлекался марксизмом, а опубликованные труды Ленина прочел от первой до последней страницы. Именно через эти знания, добытые почти фанатичным трудом, пришел к отрицанию большевизма. Пришел самостоятельно. В студенческой группе он один был беспартийным, остальные – коммунисты и комсомольцы. По этому поводу отшучивался: “С кем вам, ребята, работать, кого вести за собой как передовому отряду, если я тоже стану не беспартийным?”
А душу беспокоили трудные вопросы. Он позволял себе высказывать их вслух, и говорили ему, что при таком поведении своей смертью он не умрет. Но как-то пронесло, люди не предали.
Он знал, что философия признает, по крайней мере, два возможных исхода любого диалектического процесса. Почему же мы должны ощущать себя щепками, которых бросили в Волгу и которые однозначно могут приплыть только в одно море – Каспийское? Почему мы однозначно должны приплыть к коммунизму? Не упрощение ли это диалектических закономерностей?
Или другое. Марксизм учит, что общество, как и природа, живет по определенным и – что важно – объективным законам. Почему же наше общество должно неукоснительно развиваться по установкам Политбюро? Обязательно ли они совпадают с объективными законами?
А еще вот что. Ленин утверждал: победит тот социальный строй, который обеспечит высшую производительность труда. Но она намного выше в Америке. Почему же нам нужно утопать в победоносном оптимизме?
Но все это – из его молодости. А в последнее десятилетие недавно ушедшего века ему пришлось трудно осмысливать новейшие российские преобразования. И ясно осознал он, что нерадужные, а подчас просто нелепые итоги этого периода проистекают, в большой мере, и от наследия большевизма – от неискренности, усталости, духовной опустошенности человеческого общежития в стране. Нерадостно думать сегодня о российском обществе. Дезорганизовано и деморализовано произволом правящих сил. Разуверилось во внедряемых сверху идеях. В значительной мере потеряло любовь к своей стране. Все заметнее разобщается надеждами людей на спасительные возможности эгоизма, бесчестия, да к тому же, и превращения нормального патриотизма в убогую форму межнациональной конфронтации (и прежде всего, конечно, в борьбу с евреями).
После таких страшных потрясений, как гражданская и вторая мировая войны российский народ смог ожить за 3-4 года. Тогда общество еще искренно верило в предлагаемые ему идеи, по-иному любило свою страну…
Академик А.Н. Яковлев прогнозировал лет 10 назад, что Россия поднимется лет за тридцать. Самуил Маркович замечает с грустью, что сегодня в этот прогноз не очень верится. Вероятнее, что на восстановление России понадобится не менее 40-50 лет. И главная проблема здесь – моральное состояние народа.
Пока же душу угнетает поток новых российских неувязок.
Когда Самуил Маркович брал расчет, уходя на пенсию, ему выписали две тысячи рублей. В то же время брал расчет заместитель директора завода, и ему насчитали более 10 миллионов рублей. А ведь оба с недавних пор были определены хозяевами так называемого открытого акционерного общества, вместо государства, только один был там рядовым работником, а другой руководителем. Узнали мы и еще один пример. Самуил Маркович, отдавший заводу около 50 лет жизни, получил 100 акций, а у членов дирекции – не менее чем по десятку тысяч. Так вот обстоит дело с хозяевами современных российских предприятий…
А как этому беспокойному человеку не думать и о такой проблеме! Нефть поднялась в цене – и в стране появились дополнительные деньги. Если страной руководят люди с головой, то эти деньги нужно потратить в первую очередь на покупку за рубежом совершеннейших станков. Нынешний станочный парк России ужасает – он, конечно же, не позволит достичь современного качества продукции, а значит, Россия надолго останется сырьевым придатком ведущих стран.
…Говорил Самуил Маркович и о других проблемах своей оставшейся за океаном родины. А затем сказал так: “Мы многие годы честно служили своей большой, сильной стране, стремились к прогрессу в тех делах, которые нам были доверены. Конечно, надеялись и на премии, и на повышение зарплаты. Но ведь, говоря правду, личная выгода не была выше заботы о деле. Уверен, что такая страна, как Россия, с огромными богатствами и возможностями, не может пропасть. В ней наступит полный порядок. Только вот никто не скажет точно, когда. Ясно одно – при новых поколениях…”
Свои впечатления об Америке Самуил Маркович описывал нам с некоторым пафосом. Явно, нравится ему эта страна.
Нравится ему, что Америка умеет организовать миллионы людей таким образом, что они ведут себя в нужных обществу рамках, и этим поддерживается благоприятный социальный климат – без повседневного хамства и даже, как правило, без неуважительного отношения к людям.
Нравится ему, что здесь все по-настоящему равны перед законом. Да, Америка не может буквально каждого сделать, что называется, порядочным. Здесь всегда будет какой-то процент непорядочных членов общества, но, благодаря истинному верховенству права в этой стране, доли такого слоя людей в американском обществе и, например, в Москве диаметрально противоположны.
Приятны ему и те житейские новинки, то благополучие, что подарила ему Америка как беженцу. Дом, где он живет, стоит в тихом бруклинском переулке. Справа переулок упирается в Атлантический океан, а слева выходит на знаменитый Брайтон Бич. Вдоль бесконечного, как ему кажется, песчаного берега тянется замечательная деревянная набережная, по которой он обычно гуляет. Три раза в неделю он проводит первую половину дня в оздоровительном центре для пожилых людей (“Day Care”). Вернувшись оттуда или с прогулки, отдыхает в удобном кресле в своей светлой и просторной, а, главное, отдельной комнате, где он может – по собственному желанию и в любое время – читать, писать, сидеть и лежать. О подобном он и мечтать раньше не мог.
…Мы, пожалуй, засиделись в гостях у Самуила Марковича и немного утомили его. Стемнело. За окном уже не были четко видны здания напротив, зато уютно светилось множество окон. Мы сердечно прощались с нашим собеседником. Было приятно сознавать, что здесь, в Америке, жизнь, наконец, полностью освободила его от влияния тех “трех ошибок”, которые он “допустил при рождении”: для него уже не может иметь практической значимости место его рождения, здесь уважают домовладельцев и здесь никому не мешает его национальность…