1996 - 1999 годы: ЭСТАФЕТА
ИЗ ДНЕВНИКОВЫХ ЗАПИСЕЙ
5 января 1996 года
“Как желанно, оказывается, эксплуатировать добрые намерения человека, когда время диктует изворотливость и беззастенчивость во имя личной корысти. Так мы строим капитализм! Да, именно так: начиная со стадии “дикого капитализма”, как учит исторический опыт человечества. И, видимо, впредь это строительство будет так же строго соответствовать “исторической науке”.
Но как-то не укладывается в душе вот что. Американцы, к примеру, строили капитализм на основе бесцеремонного отношения к социально неразвитым индейцам и, конечно, к чернокожим рабам-африканцам. Это грустно вспоминать, и ныне Америка старается по возможности искупить вину перед потомками аборигенов и афроамериканцев. А Россия и в строительстве капитализма – “впереди планеты всей”. У нас “новый” строй создается на основе бесцеремонного отношения к тем, кто не ушел от традиций своих благородных предшественников-учителей в науке, искусстве, медицине, производстве, образовании, армии... Да, именно ко всем тем честным трудягам, которые многие годы беззаветно служили своей стране, создавали все, что сегодня составляет ее достоинство, и для которых (по их глупой, наивной привычке, с точки зрения наиболее продвинутых в строительстве российского капитализма) страна еще не стала сочным пастбищем, где надо просто суметь – и нет других проблем – досыта нажраться.
Вот и живет великий ученый, академик Дмитрий Лихачев, как стало известно, беднее лавочника с Преображенского рынка Москвы. Вот и покрывается психология научного коллектива ржавчиной хапужничества, сепаратизма, хамского спихивания на обочину дороги еще не лишившихся интеллигентности конкурентов и поиска коррупционных лазеек к приращению своих денежных накоплений...
И как в осколке зеркала отражается огромное солнце, так в нашей небольшой когорте, еще недавно составлявшей дружную лабораторию, отражаются нынешние психологические тенденции российского общества строителей капитализма.
О, как сегодня хочется кое-кому из коллег бесцеремонно эксплуатировать мои добрые намерения по сохранению нашего научно-технического направления, которое, в моем понимании, – тот устойчивый корабль, где мы могли бы вместе выстоять на ветрах нынешней жизни... Дескать, коль не может этот Цырин решительно отмежеваться от нашего социалистического, коллективистского прошлого – значит, пусть нам от этого будет лучше! Где блага идут от него к нам (например, заключение комплексных научных договоров, поиск новых потребителей наших разработок и прочие функции “ледокола” для всех) мы согласны на социализм, ну, а где – от нас к нему, тут уж, извините, место только вожделенному нами капитализму. А чтобы этот принцип стабильно работал, такие коллеги стремятся к наиболее удобной для них форме общения со мной: бесцеремонность, ультимативность, капризность, моральное подавление, демагогия... И, естественно, плевать им на все “высокие материи”, определяющие поведение чудака Цырина...
Как же мне действовать далее? Прежде всего, ни в каких обстоятельствах не стану спешить с принятием радикальных решений. И пока хватает сил и вдохновения, буду по возможности стремиться к постановке с о в м е с т н ы х работ наших лабораторий по эффективному решению комплексных технологических проблем. А при всем этом буду по мере сил пропагандировать среди коллег свое понимание важности и задач нашего разумного единения в делах. Эта пропаганда станет той нравственной эстафетой, на которую я возлагаю главную надежду в своей борьбе с разобщением пластов в нашей когорте. Если примут ее коллеги, мы выстоим...”
ИЗ ПИСЬМА – ОБРАЩЕНИЯ К ЗАВЕДУЮЩИМ ЛАБОРАТОРИЯМИ
Р.Г. ФАЙЗУЛЛИНУ И В.П. ВАНИЧЕВУ
29 января 1996 года
“Дорогие друзья и соратники!
Не удивляйтесь, пожалуйста, что я выбрал письменную форму обращения к вам. Дело вот в чем. Наша реальная, сверхсложная в психологическом плане нынешняя жизнь все в большей мере закрывает голубой небосвод наших взаимоотношений всякими облачками и тучами подозрительности, непонимания, даже обид и разочарований. Поэтому я хочу использовать такую форму обращения, которая:
- позволит мне выверить каждое слово, практически исключить какие-либо неточности, оговорки, травмирующие ваше сознание или ваше сердце;
- позволит вам преодолеть какую-либо эмоциональную предвзятость за счет неспешного чтения и, если надо, перечитывания этого обращения, а также обсуждения его с близкими людьми.
В течение десятилетий мы находимся в авангарде развития нового и очень эффективного научно-технического направления – крепления скважин с применением пакеров и специнструмента для разобщения пластов. Сегодня имидж этого направления весьма высок, а вместе с тем высок имидж каждого из нас, его ведущих специалистов. Это направление составило смысл практически трех десятилетий нашей жизни, оно нас сдружило, оно позволило проявиться в нашей когорте творческому потенциалу, бескорыстной помощи друг другу, глубокому и надежному взаимодействию в общем деле, постоянному и свободному личностному и деловому развитию каждого...
Мы сделали много добрых и важных дел. И в палитре этих дел явно ощущаются наши личностные особенности, гармонично работающие на общий успех. Валентин Петрович – неутомимый изобретатель и организатор производства новой техники. Рашид Галимзянович – ювелир конструкторского проектирования. Я – энтузиаст разработки методических вопросов и анализа эффективности технологической практики. Несомненно, что сегодня именно от нас, от наших взаимоотношений в основном зависит дальнейшая судьба развитого нами научно-технического направления.
У нас, несомненно, есть силы и возможность для того, чтобы вместе успешно развивать его дальше, а в будущем – не могу не верить в это! – мягко передавать достойным преемникам. Отраслевая наука в нашей стране уже – на дне финансовой пропасти. Дальше – некуда! В частности, буровой науке в великой нефтяной державе предстоит или смерть, или очень трудный подъем ее жизнеспособных направлений. Уверен, что будет второе. Только надо быть “в форме”.
Наиболее эффективно объединить усилия в делах, мудро и спокойно преодолеть то, что не способствует такому объединению сил, – это и есть, по моему глубокому убеждению, наша важнейшая общая проблема. Хочется, чтобы эта записка помогла нашему взаимопониманию и единству наших действий.
О разделении нашей бывшей лаборатории
на три подразделения
Этот шаг вполне соответствовал зрелости наших творческих групп и общей ситуации, сложившейся в отраслевой науке. Централизованное управление ею рушится на глазах – поэтому должна предельно упроститься и административная вертикаль. Если рассмотреть вопрос объективно, то легко увидеть истину. Теперь у нас новая, рациональная для существующих условий форма взаимоотношений между творческими коллективами, уже “отрепетированная” ранее в своих основных чертах при развитии взаимоотношений между группами бывшей нашей лаборатории. Новизна состоит во вполне назревшем расширении самостоятельности и ответственности руководителей творческих коллективов, в создании чисто экономической, а значит, самой здоровой в наших нынешних условиях основы для организации взаимодействия этих коллективов. К тому же, произошло справедливое должностное повышение руководителей бывших творческих групп.
Но должно быть н е з ы б л е м ы м то, что совершенно необходимо для четкого выполнения и успеха каждой договорной работы – наличие, по нашему согласию, ее общего ответственного руководителя (если хотите, режиссера-постановщика).
О создании на базе лаборатории Г. Н. Гринцова
новой лаборатории под моим руководством
Валентин Петрович полагает, что я таким образом пошел на разрыв с ним. Нет, это ни в какой мере не является желанием разрыва с В.П. Ваничевым. Это – честное стремление повернуть нежданно сложившуюся кризисную ситуацию с деятельностью лаборатории Г.Н. Гринцова в русло эффективной технологической работы, полезной для всех наших подразделений.
Неужели можно считать моей виной то, что я, по согласованию с Георгием Николаевичем, расширил функции лаборатории и взял на свою ответственность самую неблагодарную и дискомфортную часть нашего дела, поскольку уверен в необходимости развития этого звена для общего успеха. Вы знаете, о чем я говорю: о создании принципиально новых, высокотехнологичных способов цементирования скважин (вместе с соответствующими устройствами и материалами) для сложных геолого-технических условий. Мною движет не капризная уверенность. Она обретена в многолетней и многотрудной организационно-методической, опытно-промышленной и аналитической работе во имя эффективного строительства скважин.
И, кстати, неужели может быть непонятно, что для выполнения того, о чем мечтается, мне просто-напросто полезны и отдельный небольшой коллектив, и имидж руководителя подразделения? Неужели можно тревожиться подозрением о том, что мой шаг базируется на какой-то тайной корысти, либо, хуже того, коварстве? Плюнь мне в лицо тот, кто может найти за мою 30-летнюю работу в нашем институте хоть один пример личной корысти или коварства...”
Далее я предложил ряд организационно-экономических принципов взаимодействия наших лабораторий и завершил свое послание такими словами: “Очень надеюсь, что эта записка поможет нашей совместной работе и 1996 год – год 30-летия пакерного дела в институте – станет годом наших новых, стратегических договоренностей на благо прекрасного научно-технического направления, которому мы посвятили жизнь”.
...Я ждал какой-либо реакции на свое послание. Но ее не было. Моим коллегам – руководителям двух новых лабораторий, видимо, уже было неинтересно размышлять о такой высокой материи, как общее научно-техническое направление. Страна призывала каждого выживать самостоятельно. Отраслевая наука двигалась по той же логике: разъединяйтесь и выживайте кто как может – в одиночку или маленькими группами, авось кому-то повезет. У меня не было сомнений, что это путь деградации, и я сопротивлялся, как мог...
Кстати, еще несколько слов об американском опыте, который я однажды уже упомянул. Лет через восемь, уже живя в Америке, я дважды делал доклады в огромной, всемирно известной инновационной компании Halliburton и увидел, что она организована как единый многотысячный научно-производственный коллектив, управляемый централизованно. А ученые, конструктора и прочие труженики прогресса не мышкуют где придется в поисках денег, не осваивают спекуляцию и коррупционные сделки, а занимаются своим любимым творческим делом – и неплохо живут. Ну, просто наш презренный социализм! Аж заплакать хотелось. И, надо же, такой вот Halliburton в условиях махрового капитализма
в ы ж и в а е т, более того, процветает!..
Но Россия пошла своим путем...
ИЗ ДНЕВНИКОВЫХ ЗАПИСЕЙ
12 марта 1996 года
“Меня очень огорчают психологическая напряженность в нашей среде и даже “наступательные” действия, обусловленные стремлением к отторжению С.С. Яновского, главная, “непростительная” вина которого, как я понимаю, состоит для его недругов и оппонентов в его трудном характере, не подвергнутом когда-то воспитательному “причесыванию”. И, кстати, делается это с попутным наплевательством на мои надежды и усилия по организации новых плановых работ, в которых Яновский намечен ведущим исполнителем (и которые, конечно, открыты для сотрудничества лабораторий). Надо устранить от наших дел нелюбимого Яновского – о попутных “мелочах” и думать неинтересно! А созидатель и лидер этой конфронтации, к сожалению, - Валентин Петрович Ваничев. Причем он не может принять и моей стойкости в защите Сергея Сергеевича, моего упрямого (хотя и предельно тактичного) сопротивления тому, что я считаю предвзятостью и амбициозностью. Неужели в его понимании свобода – это всего лишь свобода в л а с т в о в а т ь?
Честно говоря, меня потрясает такая жестокость и непримиримость к обычному человеку, пусть даже с неудобным характером, но ведь не преступнику, не извращенцу, доброму мужу и отцу, сотруднику, способному приносить вполне реальную пользу делу (и, к тому же, мужественно разделяющему мои командировочные нагрузки, пока практически безальтернативно)”.
2 апреля1996 года
“Не случайно говорится, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Всегда желал только добра своим коллегам, посвятил раздумьям о нашем коллективе немало бессонных ночей, совершенствовал формы организации работы во имя его неизменной мобилизованности, гармоничного взаимодействия наших специалистов в решении единых крупных задач... И вот (пусть и на фоне определенных успехов) оказался в центре служебного конфликта: для В.П. Ваничева я уже, кажется, превратился из учителя, наставника в ненавистного ему конкурента.
Это соответствует его нынешним аппетитам! Убрать меня с дороги – значит, стать безраздельным хозяином всего, что мы с ним как надежный тандем сотворили почти за тридцать лет совместной работы. Да, да, безраздельным хозяином! О, как это прекрасно! Как много есть того, чем можно торговать на основе коррупционных сделок! Как радостно богатеть в узком кругу пособников, прикармливая, где это ему полезно, верных угодников и не беспокоясь, что какой-то Цырин может выйти на ту же дорогу с другими привлекательными для потребителей идеями.
О, как некстати ему мое стремление объединить усилия лабораторий для решения крупных задач! Конечно, если мне все же удается организовывать такие работы, то оставлять в стороне от них свою лабораторию он не намерен, а значит, приходится пока делить причастность к тем работам с другими коллективами. Позже он, несомненно, подумает, как извлечь из этого максимальную пользу. Но в целом – война на уничтожение меня и моей лаборатории! Именно на уничтожение!
Коварные проявления этой войны, продуманной им до мелочей, я ощущаю все явственнее и в институте, и в нефтяных районах, и на заводе-изготовителе. Все заметнее отчуждение, охлаждение, вежливое равнодушие там, где я самозабвенно старался делать добрые дела.
Да, неплохо умеет плести интриги Валентин Петрович! Когда-то он самодовольно заявил мне: “Я изобретатель ситуаций!” Вот и для меня небезуспешно изобретает ситуацию спихивания на обочину дороги. И только в “Сургутнефтегазе” твердо отвергается его бесстыдство. Спасибо, друзья!
А ведь я мог бы и принять войну, которой жаждет Ваничев. Были у меня нешуточные, жесткие войны за свои идеалы – и они выиграны. Но не буду, пока есть еще какая-то надежда на сплочение творческих коллективов нашей бывшей лаборатории вопреки типичному заболеванию новых времен – суперэгоизму и супералчности, пока есть надежда на сохранение нашего научно-технического направления, на то, что не погибнет эстафета нравственности научных работников, которую было бы весьма грустно бросить на дорогу как уже ненужную вещь ... “
ИЗ ПОЗДРАВИТЕЛЬНОЙ ЗАПИСКИ В. Д. ВАНИЧЕВУ
В ДЕНЬ ЕГО РОЖДЕНИЯ
23 марта 1997 года
“...Мне кажется, я сделал все возможное (свято веря в нашу дружбу и поэтому, как в доброй семье, совершенно не строя для себя каких-то “оборонительных укреплений”), чтобы ты, зрелый и талантливый человек, перестал ощущать ненужные административные путы, чтобы ты смог создать дело с логически завершенной “инфраструктурой” – от создания новых идей до производства и коммерческой реализации изделий. А в результате я получил от тебя жесткую войну, лютую подозрительность, полное непонимание моей жизненной позиции...”
* * *
Прошло два с половиной года, мы жили в 1999-м. А я приближался к своему 63-летию. Уже почти не встречал в сибирской командировочной суете ровесников. Стал регулярно ощущать капризы сердца, а иногда в ответственный момент испытаний на буровой хлынет кровь из носа... О том, что п о р а, думал с грустью: очень уж интересные и масштабные работы развернула наша когорта на сибирской земле. Да, да, еще удавалось мне объединять силы нашей бывшей большой лаборатории в общих делах для “Сургутнефтегаза”...
Но дружбы в нашей среде уже не было, она оказалась непоправимо отравленной. Я ощущал, что коллеги скорее терпят мое чудачество в полной готовности “разбежаться”, чем видят себя в ситуации единения на долгие времена. Они жаждали главных удач на стезе сепаратизма. Причем по возможности в сфере не научных, а коммерческих прорывов. Таковой, впрочем, была в конце века эволюция отраслевой науки России в целом: от былого взлета на просторы творчества – к посадке на просторы грязноватого, с криминальным душком, рынка...
Накануне 2000 года я вышел на пенсию, оставив лабораторию С.С. Яновскому, и уехал с женой в Америку, к сыну. Перед отъездом согласовал в “Сургутнефтегазе” еще два научных договора для своих коллег на ближайшие годы...
Живу в Нью-Йорке уже более восьми лет. Радуюсь, что отдельные наши объекты востребованы до сих пор. Эх, если бы и ныне – единым фронтом на трудные технологические проблемы!..
Да, надежда умирает последней. Впрочем, для нее, кажется, вновь появляются некоторые основания. С одной стороны, наш институт уже по существу рухнул как научно-исследовательская организация. Но есть и другая сторона ситуации. Рязанский завод-изготовитель пригрел под своим крепким крылом лаборатории Ваничева и – надо же! – Яновского. А “Сургутнефтегаз” планирует использовать разработки этих двух коллективов в новых районах бурения к о м п л е к с н о, в едином технологическом процессе! Мобилизует для этого своих технологов.
Так не напрасно ли была затеяна моя отчаянная борьба? Знать бы правильный ответ...
Конечно, сил для победы у меня, вдохновенного консерватора-одиночки, не было. Просто не мог я иначе... И, думается, тут главное – не в личной победе. А в том, что в годы моральной смуты кто-то, еще один, не уронил эстафету нравственности отраслевой науки. Держал ее изо всех сил. С надеждой на будущее...
И ведь это не осталось незамеченным. Недавно группа ведущих технологов-буровиков Сургута прислала мне поздравление с семидесятилетием. Там есть такие волнующие слова: “Трудно осмыслить масштабность и истинную сущность Вашего вклада в развитие техники и технологии заканчивания скважин. Должны пройти годы, пока до конца удастся осознать... все, что сделано Вами и продолжает осуществляться сегодня...” Перехвалили, конечно. Но не в этом суть. Счастье – это когда тебя понимают (как же верно сказано!)...
Здоровья вам, коллеги по нашему славному некогда институту! Пусть хватит вам добрых дел в строительстве скважин на оставшуюся трудовую жизнь!
5 января 1996 года
“Как желанно, оказывается, эксплуатировать добрые намерения человека, когда время диктует изворотливость и беззастенчивость во имя личной корысти. Так мы строим капитализм! Да, именно так: начиная со стадии “дикого капитализма”, как учит исторический опыт человечества. И, видимо, впредь это строительство будет так же строго соответствовать “исторической науке”.
Но как-то не укладывается в душе вот что. Американцы, к примеру, строили капитализм на основе бесцеремонного отношения к социально неразвитым индейцам и, конечно, к чернокожим рабам-африканцам. Это грустно вспоминать, и ныне Америка старается по возможности искупить вину перед потомками аборигенов и афроамериканцев. А Россия и в строительстве капитализма – “впереди планеты всей”. У нас “новый” строй создается на основе бесцеремонного отношения к тем, кто не ушел от традиций своих благородных предшественников-учителей в науке, искусстве, медицине, производстве, образовании, армии... Да, именно ко всем тем честным трудягам, которые многие годы беззаветно служили своей стране, создавали все, что сегодня составляет ее достоинство, и для которых (по их глупой, наивной привычке, с точки зрения наиболее продвинутых в строительстве российского капитализма) страна еще не стала сочным пастбищем, где надо просто суметь – и нет других проблем – досыта нажраться.
Вот и живет великий ученый, академик Дмитрий Лихачев, как стало известно, беднее лавочника с Преображенского рынка Москвы. Вот и покрывается психология научного коллектива ржавчиной хапужничества, сепаратизма, хамского спихивания на обочину дороги еще не лишившихся интеллигентности конкурентов и поиска коррупционных лазеек к приращению своих денежных накоплений...
И как в осколке зеркала отражается огромное солнце, так в нашей небольшой когорте, еще недавно составлявшей дружную лабораторию, отражаются нынешние психологические тенденции российского общества строителей капитализма.
О, как сегодня хочется кое-кому из коллег бесцеремонно эксплуатировать мои добрые намерения по сохранению нашего научно-технического направления, которое, в моем понимании, – тот устойчивый корабль, где мы могли бы вместе выстоять на ветрах нынешней жизни... Дескать, коль не может этот Цырин решительно отмежеваться от нашего социалистического, коллективистского прошлого – значит, пусть нам от этого будет лучше! Где блага идут от него к нам (например, заключение комплексных научных договоров, поиск новых потребителей наших разработок и прочие функции “ледокола” для всех) мы согласны на социализм, ну, а где – от нас к нему, тут уж, извините, место только вожделенному нами капитализму. А чтобы этот принцип стабильно работал, такие коллеги стремятся к наиболее удобной для них форме общения со мной: бесцеремонность, ультимативность, капризность, моральное подавление, демагогия... И, естественно, плевать им на все “высокие материи”, определяющие поведение чудака Цырина...
Как же мне действовать далее? Прежде всего, ни в каких обстоятельствах не стану спешить с принятием радикальных решений. И пока хватает сил и вдохновения, буду по возможности стремиться к постановке с о в м е с т н ы х работ наших лабораторий по эффективному решению комплексных технологических проблем. А при всем этом буду по мере сил пропагандировать среди коллег свое понимание важности и задач нашего разумного единения в делах. Эта пропаганда станет той нравственной эстафетой, на которую я возлагаю главную надежду в своей борьбе с разобщением пластов в нашей когорте. Если примут ее коллеги, мы выстоим...”
ИЗ ПИСЬМА – ОБРАЩЕНИЯ К ЗАВЕДУЮЩИМ ЛАБОРАТОРИЯМИ
Р.Г. ФАЙЗУЛЛИНУ И В.П. ВАНИЧЕВУ
29 января 1996 года
“Дорогие друзья и соратники!
Не удивляйтесь, пожалуйста, что я выбрал письменную форму обращения к вам. Дело вот в чем. Наша реальная, сверхсложная в психологическом плане нынешняя жизнь все в большей мере закрывает голубой небосвод наших взаимоотношений всякими облачками и тучами подозрительности, непонимания, даже обид и разочарований. Поэтому я хочу использовать такую форму обращения, которая:
- позволит мне выверить каждое слово, практически исключить какие-либо неточности, оговорки, травмирующие ваше сознание или ваше сердце;
- позволит вам преодолеть какую-либо эмоциональную предвзятость за счет неспешного чтения и, если надо, перечитывания этого обращения, а также обсуждения его с близкими людьми.
В течение десятилетий мы находимся в авангарде развития нового и очень эффективного научно-технического направления – крепления скважин с применением пакеров и специнструмента для разобщения пластов. Сегодня имидж этого направления весьма высок, а вместе с тем высок имидж каждого из нас, его ведущих специалистов. Это направление составило смысл практически трех десятилетий нашей жизни, оно нас сдружило, оно позволило проявиться в нашей когорте творческому потенциалу, бескорыстной помощи друг другу, глубокому и надежному взаимодействию в общем деле, постоянному и свободному личностному и деловому развитию каждого...
Мы сделали много добрых и важных дел. И в палитре этих дел явно ощущаются наши личностные особенности, гармонично работающие на общий успех. Валентин Петрович – неутомимый изобретатель и организатор производства новой техники. Рашид Галимзянович – ювелир конструкторского проектирования. Я – энтузиаст разработки методических вопросов и анализа эффективности технологической практики. Несомненно, что сегодня именно от нас, от наших взаимоотношений в основном зависит дальнейшая судьба развитого нами научно-технического направления.
У нас, несомненно, есть силы и возможность для того, чтобы вместе успешно развивать его дальше, а в будущем – не могу не верить в это! – мягко передавать достойным преемникам. Отраслевая наука в нашей стране уже – на дне финансовой пропасти. Дальше – некуда! В частности, буровой науке в великой нефтяной державе предстоит или смерть, или очень трудный подъем ее жизнеспособных направлений. Уверен, что будет второе. Только надо быть “в форме”.
Наиболее эффективно объединить усилия в делах, мудро и спокойно преодолеть то, что не способствует такому объединению сил, – это и есть, по моему глубокому убеждению, наша важнейшая общая проблема. Хочется, чтобы эта записка помогла нашему взаимопониманию и единству наших действий.
О разделении нашей бывшей лаборатории
на три подразделения
Этот шаг вполне соответствовал зрелости наших творческих групп и общей ситуации, сложившейся в отраслевой науке. Централизованное управление ею рушится на глазах – поэтому должна предельно упроститься и административная вертикаль. Если рассмотреть вопрос объективно, то легко увидеть истину. Теперь у нас новая, рациональная для существующих условий форма взаимоотношений между творческими коллективами, уже “отрепетированная” ранее в своих основных чертах при развитии взаимоотношений между группами бывшей нашей лаборатории. Новизна состоит во вполне назревшем расширении самостоятельности и ответственности руководителей творческих коллективов, в создании чисто экономической, а значит, самой здоровой в наших нынешних условиях основы для организации взаимодействия этих коллективов. К тому же, произошло справедливое должностное повышение руководителей бывших творческих групп.
Но должно быть н е з ы б л е м ы м то, что совершенно необходимо для четкого выполнения и успеха каждой договорной работы – наличие, по нашему согласию, ее общего ответственного руководителя (если хотите, режиссера-постановщика).
О создании на базе лаборатории Г. Н. Гринцова
новой лаборатории под моим руководством
Валентин Петрович полагает, что я таким образом пошел на разрыв с ним. Нет, это ни в какой мере не является желанием разрыва с В.П. Ваничевым. Это – честное стремление повернуть нежданно сложившуюся кризисную ситуацию с деятельностью лаборатории Г.Н. Гринцова в русло эффективной технологической работы, полезной для всех наших подразделений.
Неужели можно считать моей виной то, что я, по согласованию с Георгием Николаевичем, расширил функции лаборатории и взял на свою ответственность самую неблагодарную и дискомфортную часть нашего дела, поскольку уверен в необходимости развития этого звена для общего успеха. Вы знаете, о чем я говорю: о создании принципиально новых, высокотехнологичных способов цементирования скважин (вместе с соответствующими устройствами и материалами) для сложных геолого-технических условий. Мною движет не капризная уверенность. Она обретена в многолетней и многотрудной организационно-методической, опытно-промышленной и аналитической работе во имя эффективного строительства скважин.
И, кстати, неужели может быть непонятно, что для выполнения того, о чем мечтается, мне просто-напросто полезны и отдельный небольшой коллектив, и имидж руководителя подразделения? Неужели можно тревожиться подозрением о том, что мой шаг базируется на какой-то тайной корысти, либо, хуже того, коварстве? Плюнь мне в лицо тот, кто может найти за мою 30-летнюю работу в нашем институте хоть один пример личной корысти или коварства...”
Далее я предложил ряд организационно-экономических принципов взаимодействия наших лабораторий и завершил свое послание такими словами: “Очень надеюсь, что эта записка поможет нашей совместной работе и 1996 год – год 30-летия пакерного дела в институте – станет годом наших новых, стратегических договоренностей на благо прекрасного научно-технического направления, которому мы посвятили жизнь”.
...Я ждал какой-либо реакции на свое послание. Но ее не было. Моим коллегам – руководителям двух новых лабораторий, видимо, уже было неинтересно размышлять о такой высокой материи, как общее научно-техническое направление. Страна призывала каждого выживать самостоятельно. Отраслевая наука двигалась по той же логике: разъединяйтесь и выживайте кто как может – в одиночку или маленькими группами, авось кому-то повезет. У меня не было сомнений, что это путь деградации, и я сопротивлялся, как мог...
Кстати, еще несколько слов об американском опыте, который я однажды уже упомянул. Лет через восемь, уже живя в Америке, я дважды делал доклады в огромной, всемирно известной инновационной компании Halliburton и увидел, что она организована как единый многотысячный научно-производственный коллектив, управляемый централизованно. А ученые, конструктора и прочие труженики прогресса не мышкуют где придется в поисках денег, не осваивают спекуляцию и коррупционные сделки, а занимаются своим любимым творческим делом – и неплохо живут. Ну, просто наш презренный социализм! Аж заплакать хотелось. И, надо же, такой вот Halliburton в условиях махрового капитализма
в ы ж и в а е т, более того, процветает!..
Но Россия пошла своим путем...
ИЗ ДНЕВНИКОВЫХ ЗАПИСЕЙ
12 марта 1996 года
“Меня очень огорчают психологическая напряженность в нашей среде и даже “наступательные” действия, обусловленные стремлением к отторжению С.С. Яновского, главная, “непростительная” вина которого, как я понимаю, состоит для его недругов и оппонентов в его трудном характере, не подвергнутом когда-то воспитательному “причесыванию”. И, кстати, делается это с попутным наплевательством на мои надежды и усилия по организации новых плановых работ, в которых Яновский намечен ведущим исполнителем (и которые, конечно, открыты для сотрудничества лабораторий). Надо устранить от наших дел нелюбимого Яновского – о попутных “мелочах” и думать неинтересно! А созидатель и лидер этой конфронтации, к сожалению, - Валентин Петрович Ваничев. Причем он не может принять и моей стойкости в защите Сергея Сергеевича, моего упрямого (хотя и предельно тактичного) сопротивления тому, что я считаю предвзятостью и амбициозностью. Неужели в его понимании свобода – это всего лишь свобода в л а с т в о в а т ь?
Честно говоря, меня потрясает такая жестокость и непримиримость к обычному человеку, пусть даже с неудобным характером, но ведь не преступнику, не извращенцу, доброму мужу и отцу, сотруднику, способному приносить вполне реальную пользу делу (и, к тому же, мужественно разделяющему мои командировочные нагрузки, пока практически безальтернативно)”.
2 апреля1996 года
“Не случайно говорится, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Всегда желал только добра своим коллегам, посвятил раздумьям о нашем коллективе немало бессонных ночей, совершенствовал формы организации работы во имя его неизменной мобилизованности, гармоничного взаимодействия наших специалистов в решении единых крупных задач... И вот (пусть и на фоне определенных успехов) оказался в центре служебного конфликта: для В.П. Ваничева я уже, кажется, превратился из учителя, наставника в ненавистного ему конкурента.
Это соответствует его нынешним аппетитам! Убрать меня с дороги – значит, стать безраздельным хозяином всего, что мы с ним как надежный тандем сотворили почти за тридцать лет совместной работы. Да, да, безраздельным хозяином! О, как это прекрасно! Как много есть того, чем можно торговать на основе коррупционных сделок! Как радостно богатеть в узком кругу пособников, прикармливая, где это ему полезно, верных угодников и не беспокоясь, что какой-то Цырин может выйти на ту же дорогу с другими привлекательными для потребителей идеями.
О, как некстати ему мое стремление объединить усилия лабораторий для решения крупных задач! Конечно, если мне все же удается организовывать такие работы, то оставлять в стороне от них свою лабораторию он не намерен, а значит, приходится пока делить причастность к тем работам с другими коллективами. Позже он, несомненно, подумает, как извлечь из этого максимальную пользу. Но в целом – война на уничтожение меня и моей лаборатории! Именно на уничтожение!
Коварные проявления этой войны, продуманной им до мелочей, я ощущаю все явственнее и в институте, и в нефтяных районах, и на заводе-изготовителе. Все заметнее отчуждение, охлаждение, вежливое равнодушие там, где я самозабвенно старался делать добрые дела.
Да, неплохо умеет плести интриги Валентин Петрович! Когда-то он самодовольно заявил мне: “Я изобретатель ситуаций!” Вот и для меня небезуспешно изобретает ситуацию спихивания на обочину дороги. И только в “Сургутнефтегазе” твердо отвергается его бесстыдство. Спасибо, друзья!
А ведь я мог бы и принять войну, которой жаждет Ваничев. Были у меня нешуточные, жесткие войны за свои идеалы – и они выиграны. Но не буду, пока есть еще какая-то надежда на сплочение творческих коллективов нашей бывшей лаборатории вопреки типичному заболеванию новых времен – суперэгоизму и супералчности, пока есть надежда на сохранение нашего научно-технического направления, на то, что не погибнет эстафета нравственности научных работников, которую было бы весьма грустно бросить на дорогу как уже ненужную вещь ... “
ИЗ ПОЗДРАВИТЕЛЬНОЙ ЗАПИСКИ В. Д. ВАНИЧЕВУ
В ДЕНЬ ЕГО РОЖДЕНИЯ
23 марта 1997 года
“...Мне кажется, я сделал все возможное (свято веря в нашу дружбу и поэтому, как в доброй семье, совершенно не строя для себя каких-то “оборонительных укреплений”), чтобы ты, зрелый и талантливый человек, перестал ощущать ненужные административные путы, чтобы ты смог создать дело с логически завершенной “инфраструктурой” – от создания новых идей до производства и коммерческой реализации изделий. А в результате я получил от тебя жесткую войну, лютую подозрительность, полное непонимание моей жизненной позиции...”
* * *
Прошло два с половиной года, мы жили в 1999-м. А я приближался к своему 63-летию. Уже почти не встречал в сибирской командировочной суете ровесников. Стал регулярно ощущать капризы сердца, а иногда в ответственный момент испытаний на буровой хлынет кровь из носа... О том, что п о р а, думал с грустью: очень уж интересные и масштабные работы развернула наша когорта на сибирской земле. Да, да, еще удавалось мне объединять силы нашей бывшей большой лаборатории в общих делах для “Сургутнефтегаза”...
Но дружбы в нашей среде уже не было, она оказалась непоправимо отравленной. Я ощущал, что коллеги скорее терпят мое чудачество в полной готовности “разбежаться”, чем видят себя в ситуации единения на долгие времена. Они жаждали главных удач на стезе сепаратизма. Причем по возможности в сфере не научных, а коммерческих прорывов. Таковой, впрочем, была в конце века эволюция отраслевой науки России в целом: от былого взлета на просторы творчества – к посадке на просторы грязноватого, с криминальным душком, рынка...
Накануне 2000 года я вышел на пенсию, оставив лабораторию С.С. Яновскому, и уехал с женой в Америку, к сыну. Перед отъездом согласовал в “Сургутнефтегазе” еще два научных договора для своих коллег на ближайшие годы...
Живу в Нью-Йорке уже более восьми лет. Радуюсь, что отдельные наши объекты востребованы до сих пор. Эх, если бы и ныне – единым фронтом на трудные технологические проблемы!..
Да, надежда умирает последней. Впрочем, для нее, кажется, вновь появляются некоторые основания. С одной стороны, наш институт уже по существу рухнул как научно-исследовательская организация. Но есть и другая сторона ситуации. Рязанский завод-изготовитель пригрел под своим крепким крылом лаборатории Ваничева и – надо же! – Яновского. А “Сургутнефтегаз” планирует использовать разработки этих двух коллективов в новых районах бурения к о м п л е к с н о, в едином технологическом процессе! Мобилизует для этого своих технологов.
Так не напрасно ли была затеяна моя отчаянная борьба? Знать бы правильный ответ...
Конечно, сил для победы у меня, вдохновенного консерватора-одиночки, не было. Просто не мог я иначе... И, думается, тут главное – не в личной победе. А в том, что в годы моральной смуты кто-то, еще один, не уронил эстафету нравственности отраслевой науки. Держал ее изо всех сил. С надеждой на будущее...
И ведь это не осталось незамеченным. Недавно группа ведущих технологов-буровиков Сургута прислала мне поздравление с семидесятилетием. Там есть такие волнующие слова: “Трудно осмыслить масштабность и истинную сущность Вашего вклада в развитие техники и технологии заканчивания скважин. Должны пройти годы, пока до конца удастся осознать... все, что сделано Вами и продолжает осуществляться сегодня...” Перехвалили, конечно. Но не в этом суть. Счастье – это когда тебя понимают (как же верно сказано!)...
Здоровья вам, коллеги по нашему славному некогда институту! Пусть хватит вам добрых дел в строительстве скважин на оставшуюся трудовую жизнь!